находился на самом конце бетонной плиты – это всё напоминало декорации, на фоне которых проворачивают свои сделки киношные гангстеры с восточного побережья; но хуже всего было то, что в ту ночь, когда мы играли, на улице лил холодный дождь.
Мы просто поднялись на сцену и отыграли свой сет. Толпа встретила нас ни враждебно, ни благосклонно. Вероятно, мы, исполнили семь или восемь песен, среди которых 'Move to the City', 'Reckless Life', 'Heartbreak Hotel', 'Shadow of Your Love' и 'Anything Goes' – всё выступление прошло довольно быстро. В тот вечер наше выступление было просто отвратительной пародией (raw interpretation) на самих себя; едва прошло нервное волнение, по крайней мере, у меня, как мы уже добрались до конца сета. Вместе с тем (That said), у нас было весьма мало провалов (train wreck) в аранжировках, и, в целом, концерт был не так уж плох… пока мы не отправились за нашими деньгами. А затем разразилась ни больше ни меньше битва (uphill battle), такая же нелёгкая, каким будет весь остаток этапа нашего становления.
Владелец клуба отказался выплатить нам обещанные 150 долларов. Мы взялись за эту проблему так же, как решали проблемы по пути в Сиэтл, – как группа. Мы разобрали нашу аппаратуру и упаковали её за клубом, а затем зажали этого парня в угол прямо в его офисе. Дафф разговаривал с ним, пока мы стояли вокруг с грозным видом и добавляли собственные угрозы к тому, что (for good measure) говорил Дафф. Мы не давали ему выйти и держали в заложниках до тех пор, пока он не раскошелился (coughed up) на наши сто долларов. У него были какие-то долбанные оправдания насчёт того, почему он сократил нашу сумму на 50 долларов, но это звучало, мать его, просто тупо. Мы не собирались выслушивать его до конца (to get to the bottom of it), поэтому забрали сто долларов и свалили (split).
Те дни в Сиэтле оставили у меня в голове один образ, который вобрал в себе всё, что тогда случилось. Это – телевизор вверх тормашками. Я помню, как полулежал на выдвижной кровати (pull-out bed) и моя голова свесилась с края кровати настолько, что почти касалась пола. По обеим сторонам от меня лежали люди, оба в равной степени отвратительно выглядящие (rotted), которых я даже не знал, а сам я был настолько обкурен, что пришёл к мысли, что нашёл самое лучшее в мире положение, в котором только может пребывать тело. Кровь прилила к моему мозгу, пока я висел на кровати и смотрел «Ужасный Доктор Файбс» (“Abominable Dr. Phibes”) с Винсентом Прайсом (Vincent Price) в главной роли, и это было единственным, чем я хотел заниматься.
Спустя пару дней, в течение которых мы веселились в доме Доннера, отмечая наше выступление (after-partying), мы запрыгнули в машину подруги Доннера, назовём которую Джейн (Jane). Я до сих пор не знаю, была ли она просто чокнутая, либо мы ей понравились настолько, что она решила нас отвезти прямо в Лос-Анджелес. Мы доехали до Сакраменто, что составило 750 миль, когда в первый раз остановились передохнуть (made our pit-stop). На тот момент мы просто должны были притормозить: Джейн была не из тех, кто заводит автомобиль с работающим кондиционером, а, принимая во внимание летнее пекло, продолжать путешествие могло быть просто смертельным.
Мы оставили машину и провели полдень, слоняясь вокруг капитолия*, выпрашивая мелочь, чтобы купить себе что-нибудь поесть. Спустя несколько часов, мы сложили заработанное и направились в «Макдоналдс» – купленной еды с трудом хватило, чтобы разделить между шестерыми. Потом мы прилегли под тенью дубов на склоне в парке, что располагался напротив капитолия, размышляя (зд. in search of), как нам спастись от жары. Жара стала настолько невыносимой, что мы перемахнули через забор и нашли спасение (took refuge) в бассейне какого-то санатория (convalescent home). Мы срать хотели на то, что нарушаем границы чужого владения. В действительности, если бы нас арестовали, то это было бы даже лучше – по крайней мере, там была бы еда и кондиционер получше, чем в машине Джейн. Едва зашло солнце и стало достаточно прохладно, чтобы вернуться в её машину, мы вновь отправились в путь.
Я не понимал одного, пока не прошли годы: та поездка сплотила нас как группу гораздо сильнее, чем мы думали, она подвергла испытанию наши взгляды. Мы оттянулись, мы поиграли, мы выжили, мы вытерпели, и за какие-то две недели у нас набралась уйма бесценных историй, которых хватило бы на всю жизнь (lifetime’s worth of stories). Или та поездка заняла одну неделю?.. Сдаётся мне, это была одна неделя… Да что я вообще знаю…
По-моему весьма логично, что первое выступление «Ганзов» состоялось именно в Сиэтле, поскольку хоть (as much as/although) мы и сами были лос-анджелесской группой, но общего у нас с типичными «лос- анджелесскими» группами было не больше, чем у погоды в Сиэтле c погодой в Южной Калифорнии. Главное влияние на нас оказали “Aerosmith”, особенно на меня, а потом были “T. Rex”, “Hanoi Rocks” и “The New York Dolls”. Думаю, что вы бы сказали, что Эксл был копией Майкла Монро (Michael Monroe).
Так что мы вернулись в Лос-Анджелес, и за спиной у нас был первый концерт, который мы дали как группа. Мы все были настроены вернуться к репетициям и сосредоточиться на нашей группе (keep the momentum focused). Мы вышли из репетиционной точки в Сильверлэйке и все залезли в маленькую “Toyota Celica”, принадлежавшую Даффу, намереваясь отправиться домой после репетиции. Когда мы притормозили перед перекрёстком, чтобы повернуть налево, в бок нашей машины врезался (broadsided) какой-то парень, мчавшийся на скорости около шестидесяти миль в час. Стивен сломал лодыжку, потому что ехал с вытянутыми между двумя передними сиденьями ногами, да и остальным хорошо досталось (banged up). Мне – меньше всего, домой я ушёл невредимым (unscathed). Эта авария была весьма опасным (gnarly) происшествием: автомобиль Даффа был разбит, да и мы могли тоже пострадать. Какой бы это было извращённой гримасой судьбы (sick twist of fate): группа, умирающая вместе сразу после своего создания.
Мы стали зависать с некоторыми сомнительными рок-н-ролльщиками лос-анджелесской сцены, с теми, кто был частью самого дна (зд. underbelly), о которых обычный фэн с Сансет-Стрип не знает ничего. Одним из таких типов был Ники Бит (Nicky Beat), который непродолжительное время (for a minute) играл в “L. A. Guns” на барабанах, но, главным образом, всё время проводил, играя в менее известных глэм-группах вроде “The Joneses”**. Ники не был явным проходимцем, но у него было много сомнительных (seedy) друзей. Также у Ники была репетиционная студия в его доме в Сильверлэйке, куда мы, бывало, приходили, устанавливали аппаратуру и джемовали – именно в его студии вся наша группа достигла единства. У Иззи была вещь под названием “Think About You”, которая нам нравилась. Мы сделали новую аранжировку (revised) для “Don’t Cry”, первой песни, над которой я стал работать вместе с Иззи. у Иззи ещё был рифф к песне под названием “Out Ta Get Me”, который моментально засел у меня в голове (clicked with me), едва я впервые услышал его, — мы сочинили всю песню в мгновение ока. Эксл вспомнил рифф, который я играл ему, когда он жил в доме моей матери – на тот момент казалось, что все эти события произошли давным- давно. То, что вспомнил Эксл, было вступлением и главным риффом к “Welcome to the Jungle”. Эта песня, если уж на то пошло, стала первой настоящей вещью (tune), которую группа сочинила вместе. Мы без толку сидели (sitting around) на репетиции, размышляя, какую бы новую вещь сочинить, когда Экслу в голову пришёл этот рифф.
- Слушай, а что насчёт того риффа, который ты мне наиграл не так давно? – спросил он.
- Когда ты жил у меня? – спросил я.
- Да, рифф был неплох. Давай послушаем его.
Я начал играть, и Стив моментально придумал партию ударных, а Дафф добавил басовую линию, и пошло-поехало (away we went)! Я продолжил сочинять оставшиеся части песни: припев, соло, в то время как Эксл придумал текст. Дафф стал связующим звеном в этой песне – он придумал брейкдаун, ту самую дикую, бурлящую басовую линию, а Иззи добавил аккомпанемент (зд. texture). Часа через три песня была готова. Аранжировка, в сущности, та же, что и на альбоме.
Для песни нужно было выступление, и я придумал его в тот день, используя цифровую задержку на моём дешёвом педал-борде “Boss”. За те деньги, которые я за него отдал (got my money’s worth out of it), я получил по полной, потому что какой бы дерьмовой ни была эта штука, но она создала эффект плотного эха, задавший настроение не только для песни, но и, в конечном счёте, для всего нашего дебютного альбома.
Множество самых ранних песен далось нам слишком даже просто. “Out Ta Get Me” была написана в течение полудня ещё быстрее, чем “Jungle”. Иззи появился на репетиции с риффом и главной идеей песни, и тот звук, который он извлёк, те ноты просто оглушили меня (hit ears) и вдохновили. Эта песня родилась
