Джейка, потому что, бывало, использовал телефон в газетном киоске, чтобы вести дела группы. Это происходило так часто, что Джейк начал звонить во время моих смен, чтобы застукать меня на месте, что оказалось для него не так просто. В те дни ещё не было услуги “call waiting”*, поэтому я всё время висел на телефоне, а Джейк часы напролёт не мог дозвониться до меня, чтобы просто наорать на меня. Само собой разумеется, он был просто взбешён, открывая в тот день газетный киоск вместо меня.
- Ну да, Джейк, мне жаль, – бормотал я – все ещё немного пьяный, – когда он позвонил во второй раз. – Я знаю, что опаздываю. Меня задержали (got held up), но я уже в пути.
- О, ты уже в пути! – переспросил он.
- Ну да, Джейк, буду совсем скоро.
- Нет, ты не будешь, – сказал он. – Даже не беспокойся. Ты не опоздаешь ни сегодня, и ни завтра. Ты не опоздаешь больше никогда!
Я помолчал минуту, чтобы его слова улеглись у меня в голове (let in sink in).
- Ты знаешь, Джейк, может быть, это отличная идея.
В то время Дафф и Иззи По-прежнему жили напротив друг друга на Ориндж-Авеню (Orange Avenue). У Даффа был менталитет музыканта-выходца из рабочего класса, так же как и у меня. Пока дела у группы шли не важно, Даффу было не по себе, если у него не было работы, пусть даже эта работа и была сомнительна с моральной точки зрения (morally suspect). Он занимался телефонным маркетингом (phone sales) или телефонным воровством (phone theft), смотря с какой стороны посмотреть. Дафф работал телемаркетером (telemarketer) в одной из таких фирм, которые предлагают людям какой-нибудь приз, если они согласятся внести небольшую сумму денег, чтобы его «выкупить». У меня была подобная работа прежде, чем я устроился на часовую фабрику: я названивал людям весь день, обещая им джакузи или каникулы в тропиках, если только они «подтвердят» номер кредитной карточки, чтобы «покрыть возможные расходы продавца» (зд. cover “eligibility fee”). Это была отвратительная, жестокая (cutthroat) работа (gig), с которой я завязал за день до полицейской облавы.
Эксл и Стивен сделали бы всё на свете, только бы не заниматься нормальным делом, так что они жили за счёт того, что давала им улица, или за счёт подачек (handouts) от своих подружек. Хотя я припоминаю, как мы с Экслом случайно получили работу на съёмочной площадке – работу статистов. Мы участвовали в нескольких съёмках массовых сцен (crowd shots) на стадионе “L. A. Sports Arena” для фильма Майкла Китона (Michael Keaton) «Хватай и беги» (“Touch And Go”), в котором он сыграл хоккеиста. Нас не столько заботило время съёмок, как время, когда нас кормили и выдавали деньги ни за что: мы, бывало, появлялись на площадке утром, получали талон на питание, затем находили местечко за «отбеливателями», где нас бы ни за что не нашли. Мы просыпались, когда звали на ланч, чтобы перекусить вместе с толпой, затем снова спали, пока не подходил к концу рабочий день (зд. clock out) и нам не вручали чек на сто долларов.
Работая на киноиндустрию, мне нравилось быть работником, наименее в неё вовлечённым: я совершенно ничего плохого не видел в том, что меня кормили бесплатным ланчем и платили за полуденный сон. Я ожидал того же, когда меня разыскал ассистент режиссёра (зд. casting director), снимавшего «Сид и Нэнси» (“Sid and Nancy”). Мы и не знали, что тот же ассистент режиссера, встречаясь в разных местах с участниками “Guns N’ Roses”, лично пригласил их всех на кастинг. В первый день мы появились на кастинге все как один, вроде как «Эй, а ты что ты здесь делаешь?»
Кастинг оказался не таким уж и весёлым. В действительности кастинг напоминал исполнение обязанностей присяжных: на кастинг пришла чёртова прорва (a pen full of) статистов, однако нас всех пятерых отобрали для съёмок в сцене, в которой “Sex Pistols” играли в небольшом клубе. Съёмки обязывали появляться на съёмочной площадке рано утром в течение трёх дней подряд. Как и в прошлый раз, нам обещали талон на питание и сотню долларов каждый день. Для остальных парней занятость на протяжении трех дней была совсем в тягость. К концу съёмок из всей пятёрки я был единственным, у кого оказалась кишка тонка (зд. pathetic), чтобы бросить всю эту затею.
Ну и хер с ними! Я здорово провёл время (had a blast) – за три дня они отсняли сцены концерта “Sex Pistols” в “The Starwood”, клубе, который я знал от и до. Я, бывало, появлялся утром, отмечал своё появление (clock in) и получал свой талон на питание, а затем растворялся внутри “The Starwood” (in the bowels) и напивался “Jim Beam”. В то время как остальные статисты играли свои роли, изображая перед сценой публику, я наблюдал за происходящим из скрытого от глаз уголка на бельэтаже. И за это я получал такой же заработок.
Когда «ганзы» стали клубной группой, с которой другим нужно было
считаться, вокруг нас, как акулы, начала кружиться парочка второсортных (зд. ridiculous) лос- анджелесских менеджеров, утверждавших, что у них есть всё, чтобы сделать из нас звёзд. К тому времени наши пути с Вики Хэмилтон на какое-то время разошлись – это произошло по-дружески, – поэтому мы были открыты для предложений. Однако большинство предложений, которые мы получили, были запоздалыми (retarded). Одним из наиболее убедительных примеров того, насколько низко могут пасть эти типы и с чем бы мы могли бы столкнуться (зд. be in store for us), попав бы мы на их удочку, явилось предложение Кима Фаули (Кim Fowley). Ким Фаули имел дурную репутацию – он был менеджером у “The Runaways” и добился таких же успехов, как и Фил Спектор (Phil Spector) с “The Ronettes”; по сути, предложение Кима было обусловленным контрактом, узаконенным рабством (indentured servitude). Ким не жалел красивых слов (gave his best lines), но в тот самый момент, когда он заговорил о том, сколько процентов будет получать лично он за продвижение (publishing) нашей группы и во сколько нам обойдётся заключение с ним долгосрочных обязательств, стало очевидно, что у него на уме. Чушь, которую он порол, и его манеры говорили за него самого, поскольку Ким Фаули был слишком чудаковатым парнем, чтобы попытаться выглядеть в глазах собеседников лучше, чем он был на самом деле.
Тем не менее, он мне нравился, он веселил меня, и я был рад тусоваться с ним, до тех пор, пока он не пытался залезть к тебе в душу. Остальные из нас были из той же породы – стремились получать выгоду из всего, что бы нам ни предложил, и не давать обещания, которые нам нужно было бы выполнять. Эксл, бывало, отирался рядом, пока считал, что разговор стоит того, чтобы его продолжать, ведь Эксл любит поговорить. Если в нашей компании были девчонки, то к нам присоединялся Стивен. А я был не против бесплатной еды из ресторанчика «У Денни», а также сигарет, спиртного и наркотиков, за что я платил разговорами, которые я должен был терпеливо сносить. Когда причины, по которым мы собрались все вместе, иссякали, мы, бывало, сваливали один за одним.
Ким познакомил нас с парнем по имени Дейв Либерт (Dave Liebert), который какое-то время был тур-менеджером “Alice Cooper”, а до этого поработал с “Parliament-Funkadelic” – одному только богу известно когда. Эта парочка была полна решимости подписать с нами контракт и пустить нас с головой в оборот. Как-то вечером Ким привез меня к Дейву домой. Я помню, как Дейв показывал нам свои золотые альбомы. На лице у него было написано: «Эй, малыш, это могли быть твои альбомы». Предполагаю, что он намеревался поразить (зд. entice) меня ещё больше, когда вызвал к себе двух девчонок, настолько молодых, что они могли бы сойти за его дочерей. Девчонки провели всю ночь в ванной, ширяясь «спидом» (shooting speed). В какой-то момент Дейв затащил меня в ванную, и мне показалось, что эти девки понятия не имели, что они делают. Они настолько неумело обращались (were inept) со шприцем, что мне захотелось схватить иглу и самому ввести им дозу. Дейв с головой ушёл в веселье: в невыносимом свете флуоресцентных ламп ванной комнаты он разделся до трусов и дурачился с теми девчонками – им в лучшем случае было по девятнадцать. Он сказал мне, чтобы я присоединялся к ним. Я помню, как тогда подумал, что из всех причин, по которым эта сцена выглядела весьма мерзкой (scummy), самой веской причиной было то самое освещение. От одной мысли о том, что этот парень станет менеджером нашей группы, и от воспоминания о Киме Фаули с его коллекцией доисторических золотых альбомов я чуть не рассмеялся прямо в лицо Дейву истерическим смехом. С профессиональной точки зрения это было бы самоубийством, притом что у нашей группы не было ещё ничего, что можно было бы терять. У нас не было бы ни единого шанса, если бы менеджер группы был бы таким же разбитным (debaucherous), какой была и сама группа.
Пока «ганзы» продолжали репетировать, сочинять и выступать, трудясь над тем, чтобы создать себе имя, я стал чаще выбираться в общество. Внезапно я открыл для себя группы, музыка которых мне
