героин так, как это считалось правильным, например, метод древних цивилизаций – «ловля дракона», как это было принято в китайской традиции, но для меня это оказалось неприемлемым. Что касалось героина, ну и кокаина, китайцы были крутыми чуваками, собранными и рассудительными. Внутривенный способ употребления героина был придуман гораздо позже людьми Запада, когда те начали употреблять морфий для получения удовольствия. Иглы использовались как средство получения мгновенного удовольствия – и именно этого искали люди. В Америке во времена ковбоев и Дикого Запада именно женщины чаще, чем мужчины, принимали героин, вводя его иглами. Большую часть таких женщин составляли проститутки и барменши.
Один вечер может изменить всю твою жизнь, и тот вечер изменил мою. Я много думал об этом и уверен, что всё это случилось из-за “Jim Beam”, который я тогда напился. Мы с Иззи тогда оказались в квартире какой-то девки. Я сидел за туалетным столиком в её сортире. Он был весьма тускло освещён – атмосфера была «наркоманская» (druggy). Она перевязала мне руку, набрала шприц и ввела героин в вену… и волна, поднявшаяся откуда-то из глубин живота, захлестнула меня. Всё, что я помню, – только эта огромная волна (зд. rush). Меня потащило вниз, я моментально отключился и упал со стула; когда спустя несколько часов я пришёл в себя, уже рассвело и я лежал растянувшись на полу. Мгновение спустя я осознал, что произошло. Рядом со мной лежала бутылка “Jim Beam”, которую я вчера распивал, и на секунду я почти что забыл, что принял героин.
Через дверной проём я увидел спящего Иззи с девчонкой и именно тогда я осознал, что чувствую себя как-то… по-другому. Я не был уверен, что со мной происходит, но моё состояние было мне не знакомо. Ничего вроде не случилось, но я пребывал в отличнейшем настроении. Когда Иззи и девчонка проснулись, мы продолжили оттягиваться, и я был настолько удовлетворён и весел и находился в согласии со всем миром. Точно так же чувствовал себя и Иззи.
Квартира, в которой мы тусовались, располагалась поодаль от бульвара Уилшир, рядом с даунтауном Лос-Анджелеса. Тем утром мы оставили девчонку одну, ни о чём не беспокоясь. Будущее виделось нам светлым, притом что в то время у нас не было никаких планов на будущее. Пока в город входило утро, мы отправились назад пешком в сторону Мелроуз в Центральный Голливуд, и именно тогда у меня возникла светлая мысль навестить одну девчонку, которую я знал. Она была весьма привлекательной и неровно дышала ко мне, когда ходила в среднюю школу Ферфакс. И хотя я не знал её настолько хорошо, одно я знал наверняка – её мама каждый день уходила на работу, поэтому мы направились прямо к ней и весь день зависали у неё и слушали “The Beatles”. У неё была большая девчачья кровать с пушистым одеялом. Солнечный свет проникал в её спальню совершенно по-особенному. Вся квартира словно была воздушной и белой, и розовой, и мягкой.
Мы с Иззи добрались до её дома, нас накрыло героином (we fell out) и мы слушали музыку. Я обожал “Dear Prudence”, песню “The Beatles”. Существовала только “Revolution”, перетекающая в “Dear Prudence” – казалось, ничто другое в мире больше не имело значения. Ну и ещё “Norwegian Wood”, та тоже была неплоха. Мы провели у неё лучшую часть дня, а потом свалили. По пути домой каждый раз когда мы останавливались, я беспрестанно проваливался в то блаженное сонное состояние, которое даёт героин. Тогда я понял, что эффект от принятого мной героина продолжался целые сутки.
Я подумал про себя: «Это лучшая штука, которую я когда-либо пробовал в своей жизни, ничто не могло с ней сравниться».
Мне тогда было девятнадцать лет.
Наша репетиционная студия (И по совместительству наше с Экслом жилище) была тем местом, куда под вечер направлялась вся наша группа в сопровождении случайных поклонников (зд. stragglers). Именно туда мы, бывало, отправлялись, отыграв очередной концерт, и, в каком клубе мы ни играли бы, студия нас разоряла (cleared us out). По мере того, как армия наших поклонников ширилась, эта затея превратилась в глупую трату денег, что ничем хорошим бы не закончилось, но мы, тем не менее, продолжали эту традицию. «Виллы» располагались настолько далеко от места пересечения Голливуда и даунтауна, что только проститутки и наркоманы околачивались здесь с наступлением темноты. По соседству с нами были располагавшиеся по обе стороны улицы фирмы, начинавшие рабочий день в 9:00 и закрывавшиеся в 17:00 (nine-to-five). Исключение составляла только располагавшаяся прямо за нашей студией Гарднерская начальная школа (Gardner Elementary Schoool), которая была открыта с 08:00 до 15:00. По этой причине пятьдесят с лишним человек могло свободно веселиться всю ночь, ширяться героином, курить травку и швырять пустые бутылки о стену, не опасаясь полиции. Вскоре тусовка разрослась настолько, что перестала вмещаться в нашу студию и заняла весь переулок и парковку рядом со зданием – меньше чем в пятидесяти ярдах от Бульвара Сансет в любой час ночи можно было увидеть людей со спиртным в пакетах из обёрточной бумаги, занимающихся чем-либо противозаконным или аморальным. Обычно мы просыпались уже после того, как рассветало, но едва утром в школу начинали тянуться вереницы детей, мы обычно сворачивали свою вечеринку. К счастью, наша тусовка никогда не пересекалась со школьной тусовкой, хотя их игровая площадка примыкала к торцу здания, где располагалась наша студия.
Соседнее складское помещение в качестве репетиционной студии использовала другая группа, название которой мы никак не могли запомнить… Хотя нет, подождите, они назывались “The Wild”. Диззи Рид играл у них на клавишах, и именно таким образом он познакомился с Экслом. “The Wild” была типичной на тот момент рок-группой, ни одного концерта которой я так и не посмотрел. Меня также никогда не интересовало, как они играют, но это не мешало мне с ними тусоваться. Жизнь всей тусовки, расположившейся в обеих репетиционных студиях, определялась нашими двумя группами, которые в задрипанной (dingy) части города веселились ночи напролёт.
Разврат, по крайней мере тот, который устраивали мы, просто ошеломлял. Помню, как однажды ночью после концерта я валялся на койке вместе с Иззи и какой-то девкой. Мы с Иззи по очереди занимались с этой девкой сексом. Иззи не надевал презерватива, поэтому когда он вытащил из неё свой член, то кончил, мать его, мне прямо на ногу, поскольку в это время я находился по другую сторону девки. От этого я тотчас остановился. Я сел на кровати, через девку взглянул на него и сказал: «Ну-у, Иззи, чувак, нам нужно местечко побольше».
Тусовка, не видящая границ дозволенного, не могла существовать вечно, и когда она рассыпалась, то всё закончилось весьма драматично. После одного особенно удачного концерта наши друзья и все, кто был тогда в клубе, отправились, как обычно, к нам, чтобы как следует завершить вечер (to tear it up) и покутить до утра. В тот раз (Now,) девки, которые решили провести с нами время в нашем переулке до шести, семи часов утра, все были недалёкого ума (weren't the sharpest pencils in the box), но в тот вечер одна из них совершенно потеряла рассудок. Я смутно помню те события, но из того, что припоминаю, могу сказать, что Эксл переспал с кем-то из них самодельном втором этаже (loft). Под утро – может быть, оттого что наркотики и выпивка выветрились из головы (wore off), – она спятила и забилась в истерике (freaked out). Эксл велел ей уйти и попытался вышвырнуть её. Я предпринял, было, попытку встать между ними (mediate), чтобы выпроводить её спокойно, но у меня не получилось.
Спустя неделю, когда в студии был один Стивен, ворвалась полиция и перевернула всё вверх дном. В поисках контрабанды они сломали кое-что из оборудования и донимали (hassled) каждого, кто имел хоть малейшее отношение к нашей группе. Они угрожали Стивену арестом, если он не скажет, где найти меня и Эксла, поскольку мы разыскивались по подозрению в изнасиловании (allegedly raping) той девки. Стивен связался с нами и предупредил, поэтому весь остаток того дня мы держались подальше от дома. Я направился в студию только на следующее утро. На улице шёл дождь и было не по сезону холодно. В студии я нашёл Иззи, который прокладывал себе путь среди беспорядка, который оставили после себя копы. Я был совершенно сбит с толку, поскольку не совершил ничего, что можно было себе вообразить. Едва ли я разговаривал с этой девчонкой (girl in question) той ночью, не говоря уже о других.
В дурацкой же ситуации я оказался! Поэтому я, обдумав своё положение, свалил*. Я забрал кое-какие вещи и, чтобы схорониться (hide out), отправился со Стивеном в квартиру его новой подруги Моники (Monica), жившей неподалёку. Моника была шведской порнозвездой, приютившей у себя Стивена. О лучшем месте, чтобы залечь на дно (lay low), я и мечтать не мог – мы, бывало, устраивали шикарные групповухи (threesomes)! Моника была несравненна, она была отличной хозяйкой, к тому же у неё был телефон, так что я всё время мог получать новости о нашем деле (legal situation). В большинстве случаев, новости были паршивыми – меня и Эксла обвинили в совершении тяжкого преступления, в изнасиловании. Наше будущее
