Я понял это на собственном опыте спустя несколько лет. Когда у меня едва хватало денег на еду, мне было плевать, поскольку у меня было достаточно денег, чтобы вкладывать их в рекламу “Guns N’ Roses”. Но когда у меня не стало денег, чтобы печатать флаеры или, ещё хуже, купить гитарные струны, на помощь пришёл Марк Кантер. Он всегда одалживал мне наличность, чтобы уладить необходимые дела. Я вернул ему деньги, едва смог это сделать, когда “Guns N’ Roses” подписали контракт, но я никогда не забуду, что Марк приходил мне на помощь, когда я был на дне.
Глава 3
Как играть на гитаре рок-н-ролл?
Ощущение того, что ты вырван из контекста, лишён своих привычных взглядов, искажает твоё представление о будущем, это будто слушать собственный голос на автоответчике. Это почти как встреча с неизвестным или открытие в себе таланта, о котором ты никогда и не подозревал. Что-то вроде этого я и почувствовал, когда в первый раз извлёк на гитаре мелодию, звучавшую так же как и оригинал. Чем больше я учился играть на гитаре, тем больше находил себя кем-то сродни чревовещателю: я распознал собственный созидающий голос, пропущенный через шесть струн, но было в этом что-то ещё. Ноты и аккорды составили мой второй словарный запас, и к этому языку я прибегал, чтобы выразить то, что чувствовал, когда мой основной язык меня подводил. Гитара – это также и моё совесть: когда бы я ни сбивался с пути, она всегда возвращает меня к центру дороги; когда бы я ни забывал, она напоминает мне о том, зачем я здесь.
Всем я обязан Стивену Адлеру, это всё он. Он был причиной, по которой я играю на гитаре. Мы познакомились с ним как-то вечером на школьной площадке в Лорелской начальной школе, когда нам обоим было по тринадцать. Я помню, что он плачевно катался на скейтборде. После одного особенно сильного падения я подъехал к нему на своём велосипеде, помог ему подняться, и мы тотчас стали неразлучны.
Стивен вырос в Долине, где он жил вместе со своими мамой, отчимом и двумя братьями до тех пор, пока его мать не смогла больше выносить его плохое поведение и не отправила его жить к деду и бабке в Голливуд. Там он прожил до конца девятого класса, провёл летние каникулы, пока его не отправили на автобусе назад к матери, чтобы он мог ходить в среднюю школу. Стивен – особенный, он вроде «пятого колеса» – бабушка хоть и любила своего внука, но жить с ним не могла.
Мы познакомились со Стивеном летом в конце седьмого класса и общались вместе до десятого класса, так как незадолго до этого я переехал из маминой новой квартиры в Хэнкок-Парк в бабушкину новую квартиру в голливудском кондоминиуме. Мы оба были новичками в своей младшей средней школе Бэнкрофт, такими же, как и в своём районе. Насколько хорошо я его знал, Стивен никогда не ходил в школу каждый день, какой бы месяц мы ни взяли. Для меня школа была обычным делом, потому что мой средний балл по изобразительному искусству и музыке был настолько высоким, насколько это было необходимо для того, чтобы сдать экзамены. Я получал пятёрки на занятиях по изобразительному искусству, английскому и музыке, потому что это были единственные предметы, которые меня интересовали. За исключением этих предметов, остальные меня не волновали, и поэтому я сбегал с занятий всё время. Поскольку ранее я стащил из кабинета руководства блокнот с листками освобождения от занятий и при необходимости подделывал подпись своей мамы, то теперь, по мнению школьной администрации, я бывал на занятиях ещё реже. Но единственная причина, по которой я вообще закончил девятый класс, была забастовка учителей, которая произошла в последний год моей учёбы. На место наших постоянных учителей пришли заменяющие учителя, которым мне было настолько легко вешать лапшу на уши и очаровывать. Я не хочу останавливаться на этом, но я припоминаю не один случай, когда я перед целым классом исполнял на гитаре любимую песню моего учителя. Сказано более чем предостаточно.
Если честно, школа не была таким уж плохим местом: у меня был большой круг друзей, включая подругу (о которой я расскажу совсем скоро), и я без оглядки участвовал в каждом событии, которое делает школу приятным местом курильщиков конопли. Наша команда собиралась рано утром каждого дня перед дверями классной комнаты, чтобы занюхнуть «дури из раздевалки», брендового товара из хэдшопа – нитрита амила, химического соединения, пары которого расширяют кровеносные сосуды и понижают давление, отчего у тебя в процессе возникает непродолжительный прилив эйфории. После нескольких «приходов» мы, бывало, выкуривали несколько сигарет, а в обед вновь собирались на школьном дворе, чтобы выкурить косяк… Мы делали всё, что было в наших силах, чтобы школьный день был приятным.
Когда я не ходил на занятия, мы со Стивеном проводили день, слоняясь по Большому Голливуду (Greater Hollywood), витая в облаках, болтая о музыке и выманивая деньги. Мы промышляли кое-каким бесцеремонным попрошайничеством и непостоянными заработками, вроде тех, когда мы выносили мебель для каких-то случайных знакомых. Голливуд всегда был странным местом, которое влекло странный люд, но в конце семидесятых, когда культура уже приняла странные формы – от разочарования, которую принесла сексуальная революция шестидесятых, до повального употребления наркотиков и сексуальной распущенности – здесь всегда околачивались какие-то странные типы.
Я не помню, как мы познакомились с тем парнем, постарше нас, но он постоянно давал нам деньги «за просто так». Мы просто проводили у него время и разговаривали; думаю, он попросил нас пару раз сходить в магазин. Тогда я находил это всё несомненно странным, но от того парня не исходило угрозы быть вовлечённым в нечто такое, чего парочка тринадцатилетних не смогла бы вынести. Кроме того, лишние карманные наличные того стоили.
У Стивена не было каких бы то ни было комплексов, поэтому он разными способами умудрялся на постоянной основе доставать деньги. Одним из способов была Кларисса (Clarissa), моя соседка в возрасте около 25 лет, которая жила вниз по улице. Как-то мы увидели её сидящей на крыльце, когда проходили мимо, и Стивен захотел сказать ей привет. Они принялись разговаривать, и она пригласила нас зайти. Мы провели у неё какое-то время, а потом я решил свалить, но Стивен заявил, что собирается задержаться у неё ещё немного. Вышло так, что той ночью он переспал с ней и получил от неё деньги в придачу. Я не имею ни малейшего представления, каким образом ему это удалось, но я знаю наверняка, что он был у неё раза четыре или пять, и всякий раз без исключения получал деньги. Для меня это было невероятно, как же я ему завидовал!
Но с другой стороны, Стивен всегда попадал в ситуации, подобные той, и они часто заканчивались не весело, как и в тот раз. Их утехи с Клариссой были в самом разгаре, когда в комнату вошёл друг-гей Клариссы, её сосед по комнате, и застал их в неудобном положении. Она сбросила с себя Стивена, и тот приземлился на пол её спальни прямо своим членом, и на этом всё кончилось.
Так мы со Стивеном и жили: я воровал все журналы о музыке и роке, которые нам были нужны. За исключением Big Gulps и сигарет, было не так уж много других вещей, на что стоило потратить наши деньги, поэтому мы были в хорошей форме. Мы, бывало, гуляли вверх и вниз по бульвару Сансет, а затем – по бульвару Голливуд (Hollywood Boulevard) от Сансет до Догени-Драйв, разглядывая плакаты с рок- звёздами в многочисленных хэдшопах или ныряя в первый попавшийся сувенирный или музыкальный магазин, казавшийся нам интересным. Мы просто гуляли, вникая в бурлящую действительность. Мы, бывало, часами торчали в местечке под названием «Кусок пиццы» (“Piece of Pizza”), раз за разом запуская на музыкальном автомате пластинки с “Van Halen”. К тому времени это стало ритуалом: несколько месяцев до этого Стивен дал мне послушать их первую запись. Это было одно из тех мгновений, когда музыка своей массой совершенно потрясала меня.
«Ты должен это послушать, – сказал Стивен. – Это та самая группа, “Van Halen”, они роскошны!» Я сомневался, поскольку наши музыкальные вкусы не всегда совпадали. Он поставил пластинку, и соло Эдди, которое взрывало песню “Eruption”, прорвалось из динамиков. «Господи Иисусе! – сказал я. – Чёрт подери, что это?»
Это была форма самовыражения, такая же приносящая удовлетворение и глубоко личная для меня,