уже начинал понимать, что сейчас произойдёт.
— Так чего ты хочешь? — для верности спросил я, понизив голос до шёпота.
Вместо ответа Поттер потянулся ко мне, и я не отпрянул. Он нашёл мои губы, поцеловал робко, как будто спрашивая разрешения. И я знал, что, обнимая его, говорю «да» на всё, что бы он ни сделал потом.
Поттер отстранился, заглядывая мне в глаза с щемящей нежностью и ожиданием.
— Не прогонишь? — прошептал он.
— Нет, конечно! Забирайся... — я подвинулся, давая ему место. Он, не подумав, что нужно раздеться, нырнул ко мне под бок прямо как был, в этих своих маггловских синих штанах и дурной рубашке с коротким рукавом. Только тут я вспомнил, что тоже кое о чём не подумал.
— Гарри, я же ничего не... — смущённо начал я.
— Я тоже, — вымолвил тот, обнимая меня. — Я тоже. Но так надо, понимаешь? Пока мы ещё живы.
Кажется, я и вправду начал понимать истинную подоплёку его действий. Вспомнил собственное одиночество и страх оказаться никому не нужным. Поттер машинально смахнул что-то со щеки, и только тут я увидел, как подрагивают у него губы. Я обхватил его руками, прижался.
— Ну не плачь, не плачь, я с тобой... — я плохо умел утешать, возможно, потому, что меня самого в детстве мало кто утешал: мне попросту запрещалось плакать. Поэтому я просто поцеловал Поттера сам. Он ответил, потянулся ко мне. Я чувствовал, как он напряжён, поэтому накинул на нас одеяло — возможно, в тепле успокоится. Мы лежали, освещённые тусклыми косыми лучами луны; очки Поттера ярко блестели в сумраке, а я, кажется, боялся дышать, чтобы не спугнуть его доверие.
— Так ты никому не скажешь? — повторил я. Но Поттер не отвечал. Его руки обнимали меня за пояс, скользили по шёлковой ткани, приподняли её... Я, не выдержав, зашипел: прикосновение к обнажённому телу показалось мне огненным.
— Нет, — ответил Поттер так спокойно, будто не он сейчас задирал мне пижамную куртку. — Ох... — выдохнул он, вероятно, чувствуя то же, что и я. — Вы всё узнаете потом. Я написал письмо.
Он поцеловал меня снова; я запрокинул голову, подставляя горло.
— Не страшно? — вдруг необычно серьёзно спросил он, привстав надо мной.
— Нет, — честно ответил я. В самом деле, с чего бы мне дёргаться, если меня успокаивала сама магия, распознавшая, что сюзерен со мной и желает меня?
Луна зашла за облака, комната мгновенно утонула во мраке. Я наугад протянул руку, снял с Гарри очки, не глядя, положил их на тумбочку.
— Я ничего не вижу, — он смущённо поёжился: явно стеснялся того, что хотел совершить.
— А видеть не обязательно, — мягко сказал я, хотя на самом деле меня на мгновение посетило воспоминание о жадных руках, оскверняющих моё тело. — А ты дверь закрыл?
Он охнул, обернулся, махнул рукой, и дверной замок тихо щёлкнул. Вот был бы номер, если бы отец решил проверить, как я сплю, а дверь оказалась бы незапертой...
Было слышно только наше дыхание. Потом Гарри осторожно потянулся к моим губам, а ладонь его оказалась на моём животе, погладила, спустилась ниже. Возбуждение нахлынуло неожиданно — а, может, это опять была магия? Я плохо понимал, что со мной происходит, ведь в первый раз бывает больше волнения, чем удовольствия (ну хорошо, в почти первый), однако как только Поттер, сам замерев, коснулся меня именно там, где я жаждал прикосновения больше всего, моё тело задвигалось помимо моей воли: подалось бёдрами вперёд, развело ноги шире...
Так нельзя, — уговаривал я себя, закрыв лицо рукой от неимоверного стыда. — Так нельзя, такое нужно скрывать, молчать о том, что так хочется...
— Надо, — согласился Поттер. — Надо, пока мы живы.
Читает мысли? Или это я бормотал вслух? Он наклонился к моему уху, коснулся языком мочки.
— А теперь забудь обо всём, — приказал он, уверенно спуская с меня пижамные штаны. — Не поверишь, я об этом ещё в твой первый вечер в Норе мечтал...
— Извращенец, — коротко ответил я, приподнимаясь, чтобы ему было удобнее меня раздевать. — Раненого человека...
Сам я опомнился только когда остался безо всего, потянулся к странным застёжкам на его штанах и попутно обнаружил там приличную выпуклость.
Мы прижались друг к другу снова, на этот раз обнажённые: неловко, путаясь и стукаясь носами и коленками, не зная толком, что положено делать.
— Смазки у тебя, конечно, нет, — утвердительно сказал я ему в губы.
— Нет, — признался Поттер. — Я не думал, что ты захочешь... так — по- настоящему.
— А то, что мы с тобой сейчас делаем, не настоящее? — усмехнулся я, лихорадочно вспоминая наши с Панси обжимания по углам и пытаясь сообразить, что делать. Не помогло. Зато отчего-то захотелось об Поттера потереться, что я и сделал, и, услышав его приглушённый стон, понял, что не нужно ничего вспоминать, просто отпустить свои инстинкты. Видимо, Гарри подумал о том же.
И вот тогда всё стало удивительно правильным и гармоничным: и короткие вздохи, и жар чужого тела, и твёрдая плоть, упирающаяся мне в живот, и горячая волна, которая несла нас куда-то, разрастаясь резко, в такт нашим движениям, и наконец накрыла, ослепив и на секунду выбросив за пределы времени, пространства и человеческих ощущений.
69. ГП. Полумрак
Зачем меня принесло на кухню в пять утра, я и сам бы не смог себе объяснить. В сундуке наверху была заначка — блок сигарет, — но подниматься за ней не хотелось. К тому же Снейп наверняка учует и вломит за пренебрежение своим здоровьем по первое число. А ведь мне только-только начали доверять и относиться как к взрослому человеку. Хотя нет, взрослым мне как раз не стать никогда...
Я на мгновение зажмурился, вспомнив то, что успел подглядеть в гостиной сегодня вечером. То-то я удивился, когда нам велели идти спать, но в те краткие секунды всё встало на свои места: оказывается, они тоже... Знать бы, почему? Я — потому что боялся умереть, не оставив за собой тех, кто любит меня, да ещё и потому, что хотел познать всё, что мог за такой короткий срок. Драко был прекрасен в своём смущении — хочется верить, что я тоже...
Он проживёт долгую жизнь: женится на какой-нибудь блондиночке- аристократке, у него будет сын, как и положено. А у меня — никогда. Никогда мне не увидеть своих детей; моему телу никогда не возмужать, чтобы притягивать зрелой красотой, а не мальчишеской щуплостью... Я снова отогнал видение спящих Снейпа и старшего Малфоя. Нужно смириться, выполнить свой долг. А пока — улыбаться и идти своим путём. Радовать Драко, насколько это возможно. И успеть оттолкнуть его перед самым концом. Чтобы он не так тосковал обо мне. Он же будет, раз пустил меня к себе. Мой бывший враг, мой любовник, мой вассал...
Я внезапно осознал, что кручу в руках сигаретную пачку, понятия не имея, откуда она у меня взялась. Впрочем, слишком много странностей происходит в этом доме... Я зубами вытянул сигарету, раскурил её, просто взглянув (хорошо, не сжёг дотла).
Мой взгляд упал на настенные часы на кухне. Старые, в некоторых местах покоцанные, они висели на стене, тёмным пятном выделяясь на фоне обоев. Стрелки их стояли на одном месте, почему-то показывая двадцать минут седьмого. Видимо, их никто не заводил уже несколько лет, а Типпи не получал приказа ими заняться...
Тишина на кухне давила; предрассветный полумрак понемногу светлел и сигаретный дым медленно плыл по тесному помещению. Пачка пустела, а я стоял, опираясь локтями о подоконник и изучая открывающийся мне кусочек улицы, потом, сам не замечая, метался из стороны в сторону, пил из-под крана, запивал горький вкус табака во рту...
— Вы нынче рано, Гарри...
Я обернулся. Люциус стоял в дверном проёме, скинувший весь свой аристократический лоск: просто человек, взъерошенный и охрипший со сна, ранним утром накинул халат с чужого плеча, заглянул на кухню и обнаружил там своего соратника в почти что невменяемом состоянии. Впрочем, не таким уж оно было невменяемым, чтобы я забыл об этикете.
— С добрым утром, милорд.
Потом я вспомнил гибкое белое тело, раскинувшееся на ковре в объятиях моего бывшего учителя, и мучительно покраснел.
— Гарри, молодые люди вашего статуса не курят дешёвые маггловские сигареты, — мягко заметил он, не видя в полумраке моих пунцовых щёк. — Когда всё закончится, буду вас приучать к нормальным сигарам — и вам смотреть больше не захочется на то, что вы держите в руках.
Когда всё закончится...
— Вы уверены, что оно закончится настолько хорошо, чтобы у вас была возможность сделать из меня светского джентльмена? — спросил я, глядя в пол. Рука с сигаретой не дрожала, и то хорошо.
— Уверен... — произнёс он, рукой зачесал волосы назад. — Драко спит?
— Драко? Да... — рассеянно произнёс я и затянулся, наверное, в сотый раз. Младший Малфой спал как сурок, точнее, как хорёк: ещё во времена своей жизни у Дурслей я слышал по телевизору, что хорьки спят едва ли не двадцать часов в сутки. Драко, наверное, тоже не скоро проснётся, особенно после того, через что я провёл его этой ночью. Хотелось думать, ему на самом деле понравилось...
Я вздрогнул, поражённый страшной мыслью, и сигарета выпала из моих пальцев прямо на потёртый линолеум. Вскинув глаза, я увидел, что Люциус по-прежнему не двигается с места, только смотрит так, что сразу становилось понятно: ждёт, пока я догадаюсь.
— А почему вы спрашиваете? Как я могу знать, спит он или нет, если у нас разные комнаты?
Но в ловушку я уже попал, когда ответил «да». Жалкий
