жизнь. Ведь кто-то умеет? Не все же лазают по горам. Несколько миллиардов людей знают как, научились. Почему мне не удается? Но посмотрю по сторонам. Где они, эти люди? Вокруг меня их нет. Ни хрена эти миллиарды не знают. В таком же дерьме, как и я.
– Разлить остатки?
– Давай. Это вторая бутылка? Завтра мне не подняться.
– Останешься у меня. Мария уже звонила, я ей сказал, что останешься.
– Когда? Неужели я такой пьяный?
– Нормальный.
– Сколько времени?
– Десять часов. Сейчас попьем чаю и пойдем спать.
Праздник продолжался несколько дней. День за днем превосходного настроения. Павел по- свежему ощущал свое тело. Есть еще в нем сила и упругость. Есть здоровье. Он благосклонней осматривал себя в зеркале. Руки, ноги, живот. Еще послужат. В воскресенье утром он вышел на улицу для разминки. Даже спина не болела. Он бежал по дорожкам, которые видели его не часто, и думал о пещере. Она представлялась ему черной дырой на сером лице скалы. Убежищем темноты и холодного стоячего воздуха. Укромным местом для редкой живности. Он пытался вспомнить дорогу к ней, через ледовые склоны, крутые скалы, снежные поля. Они тоже не видели его давным-давно. Как примут? Он хотел к ним. Он чувствовал, что возвращается к ним, и прибавлял неосознанно скорости. Ему нужно хорошо подготовить себя. Его примут.
И на работе, как ожидалось, остаток недели прошел в хорошем настроении. Павел не тешил себя иллюзиями. Но внимательно прислушивался, пытаясь запомнить свои ощущения. Научиться повторять их изо дня в день? Почему бы нет? Он, разумеется, не верил в это. Придет понедельник, если не следующий, то другой за ним, когда все встанет на свои места. Не украсить рабство, не подсластить ничем. Ничем, кроме свободы и независимости. И не нужно тогда никакого смысла, никакой цели. Если нет необходимости унижать себя притворством, посмеиваться в сторону и кивать в унисон головой. Нет необходимости в лицемерии социального животного. Нигде больше оно в такой цене, как в местах коллективного добывания средств к существованию. Было ли так всегда, или это достижение нашего времени? Хрен его знает.
Старые, разношенные кроссовки удобно сидели на ногах. Пора купить новые, стерлись сильно. Павла тяготила его неспособность найти радость в работе. Не всегда же так было? Возможно, но очень давно. Уже не помню. Самое тягостное то, что нельзя быть самим собой. Безнаказанно. И то, что приходится иметь дело с множеством людей. Озабоченных, напуганных, подневольных людей. Непривлекательные существа. Тоже не смеют быть самими собой. Достижения нашего времени? Когда-то был у тебя кусок земли, паши – и выживай. В пахари податься, что ли?
Хорошо в нашем парке. Павел пробежал уже больше, чем было полезно его нетренированному телу. Завтра об этом напомнят спина и ноги. Подталкивает помолодевший мозг, свежие мечты. Нужно спешить в пещеру, пока есть еще силы, пока она еще есть. Ничего лучше тебе не найти. Никакой другой свободы.
А это еще что такое? В таких симпатичных штанишках, такой симпатичный зад. Придется обогнать. Хорошо бежит, спортивная. Молодая, наверно. Зад хотя солидный. Обтянула как. Догоняю? Кажется, да. Придется сделать еще один круг. Древние инстинкты. Приятные. Было время. Жаль, что перестали быть полезными. Принятыми. Догнать и завалить. Что плохого? Пойдет потомство от умного, следящего за своим здоровьем мужчины. А не какого-нибудь ханурика. Если не смог догнать – тогда другое дело. Раскраснелась. Куда же ты так быстро бежишь? Спереди тоже ничего. Вот что завелось в нашем парке, а ты совсем разленился.
Завтра не встану. Он выбежал из парка и пересек свою улицу. За входной дверью вкусно пахло. Мария готовит завтрак.
– Как побегал? – донеслось из кухни.
– Очень хорошо. У меня есть время?
– Пять минут.
Павел заспешил к душу.
– Чего это ты вдруг стал бегать?
– А что, плохо?
– Хорошо. Выглядишь свежим.
Завтрак был приготовлен с особой заботой. Один из знаков того, что Мария праздновала наравне с ним. Павла удивило обилие знаков. Лестное обилие. Испугалась женщина. Он удивлялся тому, что его это удивляет. Мы связаны многими, многими нитями. Я знаю это, но почему не чувствую? Не чувствую так, как должен чувствовать. Не доверяю, не хочу доверять? Боюсь. Боязливое, не чувствующее себя никогда в безопасности существо. Глубокий страх. Преодолевается долгим приручением, год за годом. Лет через двадцать буду совсем ласковым. И моя ласточка тоже.
– Спасибо. Очень вкусно.
– На здоровье. Ты что будешь делать?
– Не знаю. Схожу к Диме. Не могу до него дозвониться. Потом буду читать.
В доме Дмитрия не поднимали трубку с четверга. Закончив завтрак, Павел позвонил еще раз. Где Дима, пацан? Телефон не работает? В полдень он отправился к нему.
Никто не отзывался на дверной звонок и стук. Постояв у двери, Павел раздумал идти к матери Дмитрия. Растревожу старушку. Вечером еще позвоню. Где-то должен быть телефон Андрея.
Вечером Дмитрий позвонил сам.
– Привет. Приходи завтра с самого утра.
– Что случилось?
– Приходи завтра с самого утра.
– Подожди. Я сейчас прид у.
– Нет, сегодня приходить не надо. Мы ложимся спать. Приходи с утра завтра.
Глухой, неузнаваемый голос. Павел не давал воли мыслям. Он был в слишком для этого хорошем настроении. Подождем до завтра, хуже новостей не будет. Он вернулся на кухню.
– Что случилось?
– Дима попросил зайти к нему завтра утром.
На лице жены озабоченность и подозрительность. Он размышлял о том, как убрать их оттуда. Нужно первым делом ее раздеть. Будет сопротивляться.
– У меня беда, – выражение растерянности не чувствовало себя свободно на лице Дмитрия. Еще более непривычным был лихорадочный блеск в его глазах.
– Что случилось?
Дмитрий собрался с духом:
– У Саши нашли опухоль в голове, – он произнес эти слова с видимым трудом и внимательно посмотрел на друга.
Павел молчал.
– Вчера вдруг позвонили из клиники, что его нужно срочно на рентген. Плохие анализы. Срочно, сегодня. Я его забрал из школы и повез. Сделали снимки и нашли большую опухоль. Все в шоке, говорят, что не знают, – Дмитрий перевел дух, – не знают, почему он еще живой.
– Тома знает?
– Нет, еще никто не знает.
После долгой паузы Павел осторожно спросил:
– Что ты задумал?
– Думать не о чем. Нужно нести его в пещеру.
– Сядь, пожалуйста, не мельтеши перед глазами, – Павел слышал стук своего сердца. – А где он?
– В школе.
– Он знает?
– Нет, конечно. Может, догадывается о чем- то.
– Тебе надо успокоиться. Дело серьезное.
Дмитрий сел на стул.
– Да, со вчерашнего дня голова кругом.
– Так что сказал доктор?
– Сказал, что крышка, ничего нельзя сделать. Сказал, что дни остались, недели. Повез в другую клинику, у вокзала. Там посмотрели на снимки и тоже ахнули. Почему раньше не пришли?
– Тома говорила, что голова у него стала болеть совсем недавно.
– Не знаю, что она говорила, – Дмитрий наконец согласился позволить себе посидеть немного спокойно на стуле. Хорошо, что Павел здесь.
– Что ты думаешь?
– Нет ли ошибки? Сам знаешь. Меня учил. Нужно свозить еще к кому-нибудь.
– Хорошо. Ты кого-нибудь знаешь?
– Мария наверняка знает. Сейчас позвоню.
– Сегодня?
– Сегодня не уверен, но завтра, думаю, сможем. Найдем лучшего врача в городе.
– Хорошо.
– Когда Тома приезжает?
– Через неделю.
– Ты ей не хочешь говорить?
– Нет. Если подтвердится, я сразу увожу его на гору. Тома не пустит, если узнает.
– Ладно, пойду позвоню жене.
Павла всякий раз удивляла энергичность и деловитость, которые иногда проявляла его жена. К обеду им сообщили, что Сашу могут посмотреть вечером в семь часов. Дмитрий принял известие с благодарностью, но без энтузиазма. Павел почему-то очень обрадовался. Они просидели с Дмитрием до того времени, когда Саша пришел из школы. Дмитрий покормил его обедом и отправил готовить уроки, предварительно спросив, не болит ли у него голова. Голова не болела, мальчик закрылся в своей комнате. Друзья продолжали беседовать вполголоса до тех пор, пока не пришло время ехать. Саша собрался без разговоров.
Когда они вернулись, было около девяти часов. Павел позвонил домой сказать, что останется у Дмитрия. Они сели ужинать. Саша опять быстро затих в своей комнате. Дмитрий открыл бутылку водки и заполнил до самых краев две большие рюмки. Они выпили. После горечи во рту пришло ожидание. Потускнел кухонный светильник, затих за окном двор. Они выпили еще по одной.
– Это у него из-за меня. Может, какие-то мутации во мне происходят.
– Не пори херню. Может, может. Все может быть.
Павел смотрел, как Дмитрий наполняет рюмки в очередной раз. Завтра будет плохо.
– Ты в самом деле веришь в пещеру?
Дмитрий посмотрел на своего друга устало и с сожалением.
– Есть пещера, и она работает. Посмотри на себя и посмотри на меня. Говно я, что не сказал тебе о ней раньше.
– Ладно. Я бы не поверил.
– Поверил бы. Тогда, на полке. Могли бы в нее залезть. У тебя бы не только спина, все прошло бы.
– С полки не было другого хода, только на гребень.
– Был. Щель была. Ты не обращал внимания, а я заметил. Несколько раз порывался сказать, но все откладывал.
– Поэтому ты был спокоен тогда. Я до сих пор помню – никаких сомнений. Я, наверно, из-за этого и продержался.
– Из-за себя ты продержался, я ни при
