Так оно и шло: сначала снотворное и работа, потом период без снотворного, но и без работы. В 1901 году Вебер пробует опиум, в 1909 останавливается на героине. Последний был выпущен на рынок немецкой фирмой Bayer в конце XIX века и усиленно рекламировался как средство, не имеющее побочных эффектов, первая помощь при кашле, удушье и болях.
Вновь обретя работоспособность, Вебер мучительно осознавал, что работа требует от него постоянного приема успокоительных препаратов, отравляющих организм. В конце жизни (уже с новой женой) Вебер дает выход скорби и гневу по поводу саморазрушительного поведения и пишет, что беспокойство, лишавшее его сна, на самом деле было тоской по жизни и любви. Оно негативно влияло на его потенцию и от этого усиливалось само — порочный круг замыкался.
В начале XX века тема сна активно и всесторонне обсуждалась в обществе, в науке и в средствах массовой информации. Происходившее можно сравнить с эпидемией: в разговорах, дневниках, письмах то и дело упоминались «час волка», бессонница, наполненный неясными воспоминаниями и образами полусон-полубодрствование. Записи в историях болезни как две капли воды похожи одна на другую: лег поздно, спал плохо, без конца просыпался, утром принял кофеин, никотин и алкоголь в шоковых дозах, чтобы найти в себе силы выйти из дому. Большинство из этих пациентов были люди, ориентированные на карьеру25.
Некоторые переворачивают сутки с ног на голову. Пруст из-за лекарств, в буквальном смысле слова, стал «ночным» человеком. Он спит днем, с восьми до трех, а работает ночью. После 35 лет он проводит большую часть суток в спальне, лекарственная зависимость все увеличивается. Йод и дурман от астмы, опиум, веронал и трионал от бессонницы, кофеин и адреналин — для бодрости26.
Вирджиния Вулф засыпает с бромом, вероналом и хлоралом27. Врачи называют ее неврастеником, хотя, видимо, более правильным был бы диагноз маниакально-депрессивное расстройство (которое следует лечить в больнице). Ей прописывают хлорал для успокоения, но в больших количествах препарат вызывает эйфорию, возбуждение и болтливость. Несколько капель лекарства на язык — и психика писательницы переходит в пограничное состояние между сном и явью, дремота сопровождается видениями. Возможно, она пользовалась этим средством для активизации подсознания: все хорошо знают, что действие в романах Вирджинии Вулф не линейно, а прерывается ассоциативными цепочками, которые сплетаются в особый, образный язык.
Одной капли лекарства на язык достаточно, чтобы ощутить каждую клеточку своего тела и усилить его восприимчивость. Вирджиния Вулф наблюдает за тем, что происходит в ее организме в преддверии сна. В письме к Вите Сэквилл-Уэст*, датированном 1928 годом, Вирджиния Вулф пишет: «Доброй ночи. В крови бурлит хлорал, и я засыпаю, не могу больше писать, но не могу не писать. Я, словно мотылек, с тяжелыми глазами карминного цвета и мягким пуховым тельцем — мотылек, которого ждет чудесное ложе на цветущей ветке — вот, если бы и я — ах! — Нет, это невозможно!»28
ФУГА: БЕГСТВО
«Все началось июльским утром прошлого, 1886, года, когда мы вдруг обратили внимание на молодого человека лет двадцати шести, который лежал и плакал на кровати в отделении доктора Питра. Совсем недавно он прошел много километров пешком и очень устал, но не это было причиной его слез. Он плакал, потому что не мог не ходить. Мужчина бросил семью, друзей и привычную жизнь ради того, чтобы идти, вперед и вперед, как можно быстрее, до 70 километров в день, пока его, в конце концов, не арестовали и не бросили в тюрьму за бродяжничество».
Это был первый клинически диагностированный случай фуги. Мужчину звали Альберт Дадас, он страдал от постоянного необоримого желания куда-то двигаться. На фотографиях, сделанных в то время, он выглядит уравновешенным и спокойным. Работал механиком на газовой станции в Бордо, имел стабильную зарплату, хорошее социальное положение. Потом начались путешествия. По свидетельству очевидцев, Дадас побывал в Амстердаме, Вене, Праге, Будапеште и даже в таких отдаленных городах, как Москва и Константинополь. Он путешествовал, словно одержимый, не зная, кто он и зачем куда-то идет. Зато ему была хорошо известна цель путешествия. Добравшись до места, он забывал, где был прежде, и очень мало помнил о прошлом.
Об этой истории рассказывается в книге Яна Хакинга «Безумные путешественники»1. Альберт Дадас страдал заболеванием, которое было очень распространено в Европе в начале XX века. Называется оно «фуга» (от лат. Л^а — «бегство») и характеризуется внезапными переездами или переходами с места на место, сопровождающимися частичной амнезией.
В медицинских изданиях разного времени эта проблема оказалась освещена достаточно широко. Множество названий, предлагаемых специалистами, свидетельствуют о том, что феномен им хорошо известен. Некоторые термины звучат романтично: «инстинкт бродяжничества», «одержимость путешествиями». Другие более научны и напоминают медицинский диагноз, например «амбулаторный автоматизм». В шведских врачебных справочниках до середины XX века наряду со словом «фуга» используется еще целый ряд различных названий: аподемиалгия, дромомания, драпетомания, пориомания или просто мания бродяжничества. Все они определяются как «болезненное желание посетить чужие страны» или «непреодолимая тяга к бродяжничеству». В современной международной классификации болезней данное состояние числится под названием «диссоциативная фуга». Это «расстройство, при котором человек отправляется в новое место и может сформировать новую личность, одновременно забыв о своем прошлом». Периоды бегства сопровождаются полной амнезией, во всем остальном пациенты, страдающие фугой, производят впечатление совершенно здоровых людей. Странствия могут продолжаться несколько дней или месяцев и объясняются подспудным желанием человека освободиться от угнетающей его стрессовой или кризисной ситуации2.
Брюс Чатвин создал романтизированный образ человека-скитальца. Непреодолимое желание путешествовать влечет его в новые места. Он коллекционирует страны, знает карту как свои пять пальцев. Он стремится все дальше и дальше, но никогда не достигает цели3. Понятия «движение», «мобильность» и «перемещение» стали ключевыми для современной личности.
Интересно, что такого рода бродяжничество имеет непосредственную связь с меланхолией, тоской и нервозностью. Жан
Старобинский* отмечает, что уже в XVII и XVIII веках обязательные поездки молодых аристократов в Европу предпринимались как с образовательной целью, так и с целью обучения манерам и избавления от меланхолии4. Тот, кто повидал мир, не будет томиться мечтой о путешествиях.
Более серьезный случай — путешествия, вызванные болезнью духа. Человек нигде не чувствует себя дома и может существовать только в постоянных странствиях. Густав фон Ашенбах в новелле Томаса Манна «Смерть в Венеции» является воплощением этого типа: ему чужда циничность буржуазного общества, он ищет Красоту, которая наполнит его жизнь смыслом. Внутреннее беспокойство и бегство от общества были не редкостью в регламентированном и предсказуемом буржуазном мире.
Внезапный отъезд без определенной цели и плана есть не что иное, как уход на собственную территорию, одна из наиболее типичных форм выражения меланхолии, которая часто упоминается в связи с акедией или сплином. Она определяется как резкое высвобождение, побег, беспокойное блуждание с одного туристического центра или курорта на другой с целью избежать депрессии.
Фуга — это бегство особого рода, которое, в действительности, происходит в душе человека. Фуга как состояние имеет много общего с фугой как музыкальным произведением. Главная тема — погоня человека за самим собой — исполняется с различными вариациями. Когда же человек мысленно приближается к той болезненной точке, от которой пытается спастись бегством, возникает вакуум, память отключается. Амнезия, провал в памяти — еще одно явление психопатологии, привлекавшее к себе интерес ученых на рубеже веков. Часто его связывали с истерией и считали спонтанным вытеснением психической травмы.
Когда случай с Альбертом Дадасом стал известен средствам массовой информации, ситуации внезапного бегства из дому, сопровождавшиеся потерей памяти, были уже хорошо знакомы медицине5. Еще в 1875 году было составлено описание 13 пациентов, имеющих склонность к
