то вы только так говорите, а я сколько раз слышала, что подпишет женщина бумагу, а после ее обманут. Так надо, значит, внимательно все проверить, убедиться — все ли как надо написано.
— Мамаша! — простонал измученный «Аллигатор». — Ну просто нет у меня больше сил! Ну ладно, давайте еще оформим такое дополнительное соглашение, что по особому пожеланию дарительницы фирма «Аллигатор» обязуется ни под каким видом ни шиша.., тьфу! — ничего не передавать, не дарить и не переуступать невестке дарительницы Люське.., тьфу! — Людмиле Васильевне Петушковой…
— Вот! — радостно пискнула дарительница. — Вот это будет то, что надо! Вот это — другое дело! А еще вот только, — она смущенно и просительно посмотрела на «Аллигатора», — нельзя ли так и написать — Люське? А то много ей чести — Людмилой Васильевной называть!
— Мамаша! — строго прикрикнул мордоворот. — Варвара Лукинишна! Это все-таки официальный документ, а не стенка в лифте! Здесь так не положено!
В центре приемной отдельной компактной группой, соблюдая тишину и сдержанный вооруженный нейтралитет, ожидали своей очереди родственники покойного Аркадия Ильича Загряжского: колоритная Калерия Эдуардовна с хорошо отрепетированной скорбью на лице, интеллигентная старушка-мать в том же, что на похоронах, черном пальто, и племянница с мужем, не имеющая никаких материальных претензий и пришедшая в контору исключительно по просьбе матери покойного для оказания ей моральной поддержки. Сегодня на Калерии был темно-синий строгий костюм с длинной узкой юбкой — вроде бы и по делу, а все же напоминает траур. Шляпа тоже имелась — но не та, черная, размером с тележное колесо, какое кладут в деревне на крышу, чтобы аисты заметили и прилетели вить гнездо, нет, шляпа была аккуратная, с небольшими полями, под цвет костюма.
Дверь в комнату нотариуса была приоткрыта, оттуда доносились негромкие голоса.
Надежда и Татьяна вошли в приемную за несколько минут до двенадцати и, стараясь не привлекать к себе внимания, наскоро оценили обстановку. Оглядевшись, Надежда Николаевна, используя продуманную накануне домашнюю заготовку, схватила Татьяну за руку, приоткрыла пошире дверь и прошмыгнула в кабинет нотариуса.
Сам нотариус, представительный ширококостный мужчина с лицом старого непоколебимого потомственного рабочего из фильмов пятидесятых годов, восседал за широким столом, заканчивая плодотворную беседу с лысоватым жуликом кавказского вида.
За соседним небольшим столиком, на котором едва умещались компьютер и принтер, сидела помощница нотариуса, девушка настолько худенькая и миниатюрная, что ее без труда можно было бы пронести на борт корабля или самолета в кармане. К этой-то помощнице и устремилась Надежда, быстро и взволнованно тараторя:
— Девушка, вы ведь помощник нотариуса? Вы ведь, наверное, во всяких таких вопросах разбираетесь? Может быть, чтобы нам Евгения Алексеевича не загружать, вы нам сразу ответите?
В этот момент лысый жулик поднялся из-за стола, нотариус взглянул на часы, на ежедневник и сказал помощнице:
— Лена, пригласи Загряжских.
— Секундочку! — Лена профессионально улыбнулась Надежде, выглянула в приемную и объявила:
— Господа Загряжские! Попрошу вас пройти к нотариусу!
Родственники покойного Аркадия Ильича дружно прошествовали в кабинет, Лена вернулась за свой столик и снова улыбнулась Надежде Николаевне:
— Слушаю вас! Какой у вас вопрос?
Надежда, косясь краем глаза на Загряжских, рассаживающихся перед нотариусом, и стараясь не пропустить ни слова из их разговора, снова зачастила:
— Дело в том, что мы с подругой хотим открыть пирожковую, но муж подруги, — она кивнула на Татьяну, — не хочет дать ей доверенность на свою автомашину.
— Подруга — это вы? — спросила Лена Грибову.
Та энергично кивнула, но, помня наставления Надежды, не раскрыла рта.
— А при чем здесь автомашина? Какое отношение она имеет к вашей пирожковой? — Девушка добросовестно пыталась вникнуть в суть вопроса.
— Вы понимаете, — Надежда понизила голос и наклонилась к столу, одновременно стараясь не упустить ничего из происходящего возле стола нотариуса, — вы понимаете, моя подруга исключительно хорошо печет. У нее просто замечательный кулинарный талант. А ее муж не верит в ее способности и не соглашается переоформить на нее дачный кооператив…
— Так автомашину или кооператив? — Лена вжалась в спинку своего стула, не в силах понять, чего же хочет от нее многословная клиентка. — И при чем здесь пирожковая?
Нотариус Казанков тем временем, убедившись в том, что сидящие перед ним лица действительно являются родственниками покойного Аркадия Ильича Загряжского, приступил к оглашению завещания.
— Такого-то числа, находясь в здравом уме и твердой памяти.., в присутствии… — читал Евгений Алексеевич хорошо поставленным профессиональным голосом.
Надежда, подобно Юлию Цезарю пытавшаяся делать одновременно два дела, старалась не пропустить ни слова из завещания и в то же время тараторила:
— Как же вы говорите, что пирожковая ни при чем, если я вам объяснила, что у моей подруги настоящий кулинарный талант! Если бы вы попробовали ее пирожки, вы бы не говорили, что ни при чем! А ее муж совершенно не хочет пойти навстречу и не соглашается оформить договор страхования…
— Ка.., какого еще страхования? — Бедная Лена уже начала заикаться, но все еще пыталась понять, чего же от нее хотят.
— Как это — какого? — возмутилась Надежда. — Естественно, страхования от несчастного случая!
— Не.., несчастного случая? — переспросила Лена.
— Включая пожар и наводнение! — вбила Надежда следующий гвоздь.
Ей было жаль девушку, но дело есть дело.
Нотариус тем временем декламировал:
— Принадлежащую мне на правах собственности трехкомнатную квартиру по адресу.., завещаю своей матери Анне Вячеславовне Загряжской.., принадлежащую мне на правах собственности автомашину…
Надежда, чтобы сохранить завоеванные позиции и остаться в кабинете, снова наклонилась к окончательно растерянной Лене и вопросила ее тоном Отелло в последнем акте одноименной трагедии:
— Так что же нам с подругой делать?
Лена, собрав волю в кулак, решительно сказала:
— Повторите еще раз, я не поняла.
Надежда набрала полную грудь воздуха и затараторила:
— Мы с подругой — вот с этой самой, с Татьяной — хотим открыть пирожковую…
Тем временем нотариус закончил читать завещание, отложил его в сторону и объявил:
— Кроме прочитанного сейчас в вашем присутствии завещания, покойный господин Загряжский оставил мне еще одно письменное распоряжение.
Евгений Алексеевич торжественно поднял следующий документ, показал его родственникам и тем же актерским голосом прочел:
— Поручаю передать в случае моей смерти прилагающийся к этому распоряжению запечатанный конверт моей жене Калерии Эдуардовне Загряжской.
Отложив в сторону распоряжение, нотариус торжественным жестом протянул Калерии Эдуардовне большой запечатанный конверт.
На лице Калерии отразилась минутная внутренняя борьба: с одной стороны, она хотела сохранить содержимое конверта в тайне и поэтому прижала его к груди, но, с другой стороны, ей хотелось как можно скорее узнать это содержимое, и ее пальцы сами собой тянулись разорвать конверт.
Наконец нетерпение победило осторожность, Калерия надорвала бумагу, вытащила из конверта белый листок и уставилась в него, стараясь прикрыть текст от посторонних глаз, как картежник прикрывает
