слегка обидевшись на невежливое обращение, убежал под диван.
— Вот когда надо, то помочь некому! — простонала Ирина, растолкла таблетку в порошок и смешала с собачьими консервами, которые Яша обожал.
— Яшенька, выйди, пожалуйста, это лекарство тебе обязательно нужно принять.
Яша дал себя уговорить, нехотя прожевал консервы, распробовал, посмотрел на Ирину укоризненно, мол, что ты мне подсунула, но покорно все проглотил.
Не успела Ирина перевести дух, как раздался звонок в дверь. На пороге стоял Ивушкин. Увидев Ирину, всклокоченную, измазанную собачьими консервами, он удивился и промолчал. Ирина взглянула на себя в зеркало и устыдилась.
— Вот, послушайте пока запись, а я сейчас. — Она скрылась в ванной.
Вернувшись через двадцать минут, она застала Ивушкина с Яшей мирно беседовавшими.
— Я, конечно, очень сочувствую Яше, — вежливо сказал Сергей, — но если это все, что вы хотели мне сообщить, то я, пожалуй, пойду. Чувствую, что сотрудничества у нас с вами не выйдет.
— Что такое? — Ирина включила магнитофон и выслушала ликующий рассказ сына по Яшу и глисты. После этого на пленке была полная тишина.
— Из-за Яши мы опять забыли включить магнитофон! — ужаснулась Ирина.
Как неудобно получилось, теперь Ивушкин подумает, что они бестолковые растяпы, что, впрочем, полностью соответствует действительности.
— Понимаете, я могу вам рассказать, чего хотел шантажист, но, боюсь, вы не поверите.
Зазвонил телефон.
— Ну, мать, ты как в воду глядела! — орал Женька. — Был у нее муж. Она его бросила, когда с Архаровым связалась. Там весь канал про это знает. Хороший мужик, между прочим, у них работал, в криминальных новостях.
Зовут Сергей. А ты что молчишь?
— Думаю.
— Ну он потом уволился, со всеми поругался, а где он сейчас, Веревкин не знает. А ты почему интересуешься, у тебя с ним что — роман? — неожиданно ревниво спросил Женька.
— Да отстань ты! — Ирина бросила трубку.
Ивушкин смотрел на нее с неудовольствием, очевидно, он слышал на том конце провода мужской голос и подумал, что Ирина ссорится с очередным любовником. Конечно, если жена ушла от него к новому русскому Архарову, то он теперь всех женщин презирает и считает шлюхами. Да пошел он подальше!
— Этот тип требует книгу Мымриной, которую мы случайно взяли с собой из номера в оздоровительном центре «Ольгино», — сухо сказала Ирина и добавила:
— Хотите — верьте, хотите — нет!
— Что-то должно быть в книге, — задумчиво проговорил Ивушкин, — вы ее нашли?
— Сейчас еду к Жанниной матери, книга у нее, — неохотно ответила Ирина.
— Я вас отвезу.
По дороге он рассказал ей вкратце про пропавший миллион долларов, про Виктора Полищука и что в этом деле и так уже много трупов, поэтому надо быть очень осторожными. Но то ли потому, что он опускал подробности, то ли потому, что это рассказывал он, Ивушкин, Ирина не очень-то ему поверила.
— Кто здесь? — раздался из-за двери зычный голос.
— Беатриче Левоновна, это я, Ирина.
— Какая Ирина? — Голос несколько смягчился, но сомнения в нем все же звучали.
— Ирина Снегирева, Жаннина подруга.
— Ах, Ирочка, так ты бы сразу и говорила.
Дверь распахнулась, и Ирина попала в гостеприимные объятия Жанниной матери Беатриче Левоновны.
Беатриче Левоновна была создана по принципу «хорошего человека должно быть много».
Ростом она не уступала правофланговому роты гренадер, а дородности ее мог бы позавидовать сам Тарас Бульба. Когда в прежние советские времена Беатриче Левоновна занималась решением продовольственной программы в масштабе своей большой дружной семьи, она могла держать серьезную очередь за мясом или творогом против вчетверо превосходящих сил противника — а это кое-что значит. На такой подвиг способен не всякий игрок основного состава хоккейной сборной ЦСКА.
Увидев Ирину, Беатриче Левоновна подхватила ее, как водопад подхватывает щепку, и повлекла на кухню, приговаривая по дороге:
— Ну как можно себя до такого довести!
То же самое, что моя непослушная дочь! Разве женщина может быть такой костлявой? Я своей Жанночке говорю: конечно, ни один мужчина не посмотрит на такие субпродукты! Кому интересно бесконечно натыкаться на кости и хрящи? Вас нужно откармливать! Я бы вас откормила за месяц. Но разве вы слушаете старую маму? Вот посмотрите на Катюшу.
Между прочим, тоже очень Интеллигентная женщина. Но она хоть немного похожа на человека!
Усадив Ирину за стол и поставив перед ней чашку крепчайшего чая и корзиночку печений и кексов, она говорила:
— Ирочка, обязательно намазывай на печенье масло. Разве можно есть печенье без масла? В нем же тогда никаких калорий!
«Понятно, — подумала Ирина, — мой благоверный не возвращается из Англии, потому что я не мажу печенье маслом, и ему надоело натыкаться на кости и хрящи».
Вслух она сказала:
— Спасибо, Беатриче Левоновна. Я только что отобедала. Чашечку чаю я выпью, а есть — нету сил!
— Ирочка, золотце, — Беатриче всплеснула руками, — а разве я тебе хоть что-нибудь даю покушать? Я еще только поставила еду разогревать. А это так. Просто чашка пустого чаю, разве это еда?
— Ох, Беатриче Левоновна, — рассмеялась Ирина, — с вашей заботой я ни в одну дверь не войду!
— Глупости! Мужчины будут от вас без ума и не только сами откроют перед вами все двери, но и на руках в эти двери внесут!
— Беатриче Левоновна, дорогая, скажите мне вот что: Жанна вам месяца полтора назад принесла книжку, детектив...
— Мымрину?! Это ужас! Это такая зараза!
Я из— за нее не спала всю ночь -не могла отложить, пока не дочитала. А в мои годы это очень вредно, мне необходим полноценный восьмичасовой сон.
— А где сейчас эта книга?
— Ирочка, неужели ты будешь читать такую дрянь?
— Но вы же читали?
— Ох. Чего я только не делала в своей жизни! Многие свои поступки я не хотела бы вспоминать, в том числе и этот.
— Да ладно вам, не такой уж это страшный грех — страсть к детективам! Детективы любят читать все, просто не все имеют мужество в этом признаться.
— Наверное, ты права. Куда же я дела эту книжку? Дай подумать...
Выразительное, яркое лицо Беатриче Левоновны с густыми офицерскими усами напряглось в мучительном воспоминании.
— А, вспомнила! Ее выпросил Гамлет!
— Кто? — поразилась Ирина.
— Гамлет! Ты не знаешь Гамлета?
— Ну как вам сказать, одного Гамлета я знаю. Только он давно умер.
— Типун тебе на язык! Гамлет жив-здоров, проживет сто лет.
