вплавлен излучатель:
— Моя работа! Память о Чогори и трех его Охотниках. Не тех парней он нанял — молодые были, только из учеников... Не знаю, как погибли, — ни костей не нашел, ни браслетов, а от Чогори — руки, башку и этот разрядник. Громкая история была! Чогори — человек известный, гранд Первой Алюминиевой... Не слышал, Дакар?
Он покачал головой.
— Нет, откуда... — Потом спросил: — Останки этого Чогори — здесь, под плитой?
Крит удивленно покосился на него — кажется, не понял вопроса.
— Почему они должны быть под плитой?
— В мое время умерших хоронили в земле. Были особые места — кладбища, и над каждым покойным лежал камень с именем и датами жизни.
— Дикий обычай, — прокомментировал Охотник, — такой же дикий, как смерть от болезней, которую ты описывал. Человек — даже капсуль, моча крысиная! — должен умирать по-человечески, по своему желанию, без боли, под сонную музыку. А когда умрет, ему уже все равно — под камнем гнить или в компост превратиться. В компост полезнее для общества.
Дакар решил не ввязываться в споры. В подземелье и обычаи подземные... В этом мире ежегодно умирали сотни миллионов или даже миллиард — куда их девать, все эти трупы?
Через полчаса, отшагав изрядное расстояние, они углубились в лабиринт глинистых холмов, засыпанных камнем и щебнем долин и оврагов, поросших гигантскими мхами — где до колена, а где и до пояса Здесь, на нижних уступах, почти у самого дна, было душно и сыро; на камнях конденсировалась влага, а в разломах и каньонах встречались мелкие лужицы Кроме запахов сырости и гниения, в воздухе висела кислая вонь, словно в окрестностях трудилась дюжина кожевенных заводов с дубильными чанами. В одном из мест, где запах был особенно силен, Крит остановился и показал на норы в склоне пологого холма:
— Гнездовье манки. Здесь я отыскал голову Чогори.
Входные отверстия были круглыми, метра полтора в диаметре. Пахло от нор ужасно, но никакой активности в их глубине не замечалось.
— Притаились? — спросил он Охотника, разглядывая покрытую костями и нечистотами почву.
Крит оскалился в усмешке.
— Нет там никого! Нет и никогда не будет, пока я жив и навещаю этот холмик! Сжег я их, Дакар. Всех сжег — самок, самцов, детенышей... Должно быть, семь или восемь десятков. Теперь тут безопасная дорога, и мы...
Охотник вдруг окаменел, расширив ноздри и втягивая смрадный воздух. За камнями, торчавшими выше темных нор, метнулись белесые тени — одна, вторая, третья... Перемещались они стремительно и не были похожи ни на людей, ни на животных — бежали на двух ногах, но сильно наклонившись и вытянув передние лапы. Полумрак делал неясными очертания фигур, но вряд ли ростом и массой они превосходили человека, даже казались меньше.
Ду-дут! Ду-ду-дудут! Выстрелы хлестнули короткими очередями.
— За мной, Дакар, — негромко приказал Охотник и ринулся вверх по склону. Он припустил следом.
У камней, скорчившись, с пустыми выкаченными глазами, лежали два тела, и от них тянулась кровавая дорожка. Сдвинув очки на лоб и проследив ее взглядом, Крит нахмурился.
— Одного упустил, гниль подлесная! Кажется, ранил... А твари они живучие, партнер! Не отвечая, Дакар с ужасом уставился на трупы. Тела этих существ были покрыты грязной беловатой шестью, густой и одинаково короткой на груди, конечностях и черепе; ноги и руки мощные, с выпирающими буграми мышц, круглая голова утоплена в плечи, шеи почти не видно. Их морды — или все-таки лица?.. — заставили его содрогнуться: глаза с огромными зрачками, морщинистые веки, лишенные ресниц, две ноздри в шерстистой маске — вместо носа, массивные челюсти, огромные пасти... Ни люди, ни обезьяны! И, насколько помнилось ему, на питекантропов с картинок тоже не похожи — пасть лягушачья, зубы острые, словно у хищника. Зубы морлока, плотоядной твари...
Крит подтолкнул его в спину.
— Пошли, нечего их разглядывать! Если подранок к своим добежит, еще налюбуешься! И на живых, и на мертвых!
Вслед за Охотником он поднялся на вершину холма, спустился вниз и отшагал с километр по дну извилистого оврага, где в зарослях мхов копошились мелкие членистоногие, то ли пауки с клешнями, то ли крабы без панцирей. Крит двигался в быстром темпе, почти бежал, но эта нагрузка его не тяготила — дыхание оставалось ровным, мышцы не знали усталости, пот мгновенно высыхал — или, возможно, его поглощала подкладка костюма. Минут через десять тропа, проложенная в зарослях, вывела их на открытое холмистое пространство, где груды глины и песка перемежались с каменными глыбами. Вокруг камней почва словно расплескалась, и он подумал, что эти обломки видимо оторвались от свода и рухнули вниз с огромной высоты.
Крит остановился, нюхая воздух и прислушиваясь. Он тоже замер, напрягая слух и стараясь не дышать носом — здесь, на дне кратера, все еще разило вонью. Он молча слушал тишину, с каждой секундой все заметней и ясней различая негромкие звуки, шорох осыпавшегося песка, шелест мхов в овраге за спиной и далекое невнятное верещанье.
— Крысиная моча! — выругался Охотник. — Идут за нами, манки отвальные!
— Кто они? Откуда? — спросил он.
— Дикари, людоеды, а откуда, ты у Мадейры спроси. Он тебе выложит сорок гипотез... — Склонив голову, Крит снова прислушался. — Бормочут твари, мясу радуются... двое своих на обед и нас двое... Большая стая! Сотни полторы... Сожгу? Нет, не сожгу, сделаем иначе. С пустым огнеметом обратно идти никак нельзя... Давай, партнер, за мной!
Охотник свернул с натоптанной тропинки. Преследуемые верещанием, которое делалось все громче, они запетляли в лабиринте скал и глинистых возвышенностей с зеленоватыми пятнами мха. Под ногами скрипел мелкий щебень, и этот звук словно отдавался эхом, умножаясь и наплывая со всех сторон; потом слева и справа замелькали быстрые тени, блеснули огромные выпуклые глаза, пахнуло кислой застарелой вонью. Две или три мохнатые твари приблизились к ним, он выстрелил, но не попал — их движения были на редкость стремительны.
«Морлоки, — кружилось в голове, — морлоки...» Правда, ни Крит, ни сам он не походили на элоев — в этом будущем, напоминавшем роман Уэллса, люди были так же агрессивны, как в далеком прошлом, так Же привержены уничтожению и разрушению, разрядникам и огнеметам. Нет, не элои, совсем не элои!
Они выбрались на плоский участок, заваленный костями. Чьи. кости, он не разобрал, едва поспевая за Охотником, — тот ринулся к холму, подковой обнимавшему кладбище непогребенных останков. Холм был крутым и тоже с норами, как в гнездовье манки, но отверстия нор казались больше, не метр-полтора, а величиной в половину тоннеля — того, которым они шли к Керуленовой Яме. Отверстий было четыре, и Крит устремился к крайнему.
— Не отставай! Камни слева видишь? В них спрячемся...
«От кого?» — подумал он на бегу и оглянулся.
В тридцати шагах от них грязно-белым облаком мчалась стая, скопище жутких косматых существ, послушных ярости и голоду. Мерцающие глаза, скрюченные когтистые пальцы, клыкастые рты, удушливый смрад, безостановочное бормотание, в котором слышались угроза и алчная хищная жадность — догнать, не упустить... Звери? Полулюди? Он выстрелил в их толпу, один из монстров рухнул наземь, и десять соплеменников тут же вонзили в упавшего клыки.
Крит подтолкнул его к камням, в узкий проход между массивными глыбами; где и собаке не развернуться. Задержавшись перед этой щелью, Охотник что-то делал со своим протезом — послышался щелчок, затем его рука взметнулась, словно рычаг катапульты, из пальцев вылетел блестящий шар и скрылся в одном из отверстий. Сила и точность броска казались удивительными — до этой норы было метров шестьдесят.
— Лицом вниз! Не смотри туда!
Он успел выполнить эту команду, прикрыв очки ладонями. В норе, против ожиданий, ничего не
