им не часто. Работа не дозволяет — случается, заказчику нужно труп предъявить, а не кусок обугленного мяса. Мясо — мясо и есть, даже Пак не разберется, кому принадлежит, особенно если башка разворочена и гарбич не считаешь. А при лучевом поражении личный код теряется за три минуты.
Джизак сидел в компании игравших в шост, подкидывал цветные палочки и скалил зубы — должно быть, удача привалила. Сидел без маски, с открытой рожей, словно желая избавить меня от сомнений, кого прикончить первым. Быстро и безболезненно — как-никак бывший товарищ по оружию... На мгновение припомнились мне Лоан и наша славная центурия, оборонявшая контору «Пищевые Растительные Продукты», — затянутые дымом ярусы, вопли и хрипы, гудение разрядников, трещины в стенах, едкий запах расплавленного армстекла, слепящие вспышки гранат, и мы с Джизаком у ручного огнемета... С другой стороны, в партнерах я его не числил, и потому о прошлом вспоминать не стоило. Дела вчерашние, а нынче у меня контракт. Контракт, и ничего, как говорится, личного.
Я выскользнул из-за гранитного обломка и прострелил Джизаку сердце. Затем — световой шар; он лопнул с едва слышным треском, и щель затопила темнота. Еще четыре выстрела — четыре трупа... Только тогда живые сообразили, что происходит, и вскинули разрядники.
Десяток молний сверкнул во мраке, бок и висок обожгло, но я уже катился по полу и бил короткими очередями. Камни поскрипывали под броней, хрипло рявкал «Ванкувер», шипели в воздухе разряды и пахло паленым мясом — наверное, задели кого-то из своих. В бинокуляр я видел, как мечутся ярко-алые фигурки, скачут, дергаются, размахивают руками — и падают, падают...
— Свет! — выкрикнул кто-то. — Нужен свет!
Одна из фигурок стремительно согнулась, подбросила кверху шарик, и я без промедления швырнул гранату. Не газовую — осветительную. Белое сияние заставило меня прищуриться, но лишь на миг, тогда как ослепленные мишени замерли с оружием в руках, скорчившись и прикрывая глаза ладонями. Потом двое или трое выстрелили наугад, над плечевым щитком брони мелькнула молния, я выпалил в ответ и обнаружил, что обойма кончилась. Впрочем, вооруженных бандитов осталось четверо, и я добил их дротиками. Дротики с ядом ничем не хуже пуль — конечно, на небольшой дистанции. Она и была как раз подходящей — от десяти до двадцати шагов.
Граната догорела, и теперь только плавающий в воздухе шар разгонял темноту. После ослепляющего блеска свет его казался тусклым и каким-то неживым.
Я опустил капюшон, избавился от бинокуляра и произнес:
— Можно подняться и открыть глаза. И не тряситесь, гниль подлесная, — вы в моем контракте не значитесь.
Живые — раскрашенный, тип в хламиде и трое остальных — медленно встали, озираясь с ошеломленным видом. Раскрашенный, с синими полосками на щеках и мелкими голубыми ромбами на спине, груди и ягодицах, выдавил:
— Кх-то? 3-зачем? 3-за что?
— Крит, Свободный Охотник, — представился я, вытащил пустую обойму и отшвырнул ее. — Интересуешься, зачем и за что? Хороший вопрос! Джизаку ты его не задавал?
Он помотал головой. Лицо у него было ошалевшее: губы дрожат, клок сиреневых волос свисает на лоб, струйки пота текут по щекам к подбородку. Остальные выглядели не лучше.
— Повернуться к стене, расставить ноги, руки за голову, — приказал я.
Они торопливо повиновались.
Разбираться с ними было ни к чему. Явные капсули, которых Джизак, вероятно, взял в команду для экспедиций в подлесок за пищей, питьем и световыми шариками. На бойцов они не походили и помешать мне не могли.
Я осмотрел броню, отметил темные пятна на левом боку и левом плечевом щитке и помянул добром того сабирского ублюдка. Надежный панцирь мне оставил, ничего не скажешь! Затем вытащил диск считывателя и, прилепив его к ладони, подождал, пока на экранчике браслета не промелькнет сигнал готовности. Дождавшись, шагнул к распростертому в пыли массивному телу Джизака, опустился на колено, прижал ладонь к его виску, полюбовался пляской призрачных, медленно гаснувших голографических всполохов. Самый ответственный момент: запись распада гарбича в гибнущем мозге... Без этого монеты мне не видать! Информация, которую записывал сейчас мой обруч, была свидетельством того, что мой контракт исполнен, что я пришил Джизака, а не другую личность с очень похожей физиономией. Сходство в нашу эпоху генной инженерии стоит сравнительно недорого — в любом филиале ГенКона изобразят, по самым умеренным расценкам. А гарбич, он же — личный код, так просто не подделаешь. Сомневаюсь, что он вообще доступен подделке: его впечатывают младенцу в подкорковую область правого полушария, и занимается этим не частная фирма, а Медицинский Контроль. Секретный процесс, Пак меня забери! И очень надежный: если у покойника цела башка и нет обширных поражений, гарбич можно считать минут через десять-двенадцать после клинической смерти.
Я закончил с Джизаком, снял с его руки браслет и сунул за пояс. Поднялся, бросил взгляд на пленников.
— Повернитесь, щеляки!
Они сделали это с покорностью — точь-в-точь как куклы-одалиски по хозяйскому приказу. Лица, искаженные страхом, слюнявые рты, потухшие глаза... По крайней мере, у четверых; пятый, с рожей в синюю полоску, вроде начал оживать.
Я ткнул его пальцем в голый обвисший живот.
— Имя?
— Парагвай.
— Статус?
— Подданный Лиги Развлечений... хоккеист...
Вот это да! Не капсуль! Брови мои полезли вверх.
— Значит, хоккеист из Лиги Развлечений... дем с образованием и, разумеется, не нищий... А как сюда занесло? Чего ты в этой щели не видел?
Он поворочал головой, будто заново осматривая каменную трубу, пол, заваленный обломками, покрытый мелкой пылью, колыхавшийся в воздухе шарик со светящимся газом, трупы в зеленых обертках и жалких своих товарищей. Потом, с заметной ноткой превосходства вымолвил:
— Вряд ли вы поймете, Свободный Охотник. Ваша профессия — ремесло, моя — искусство, и в этом огромная разница. Просто гигантская! Вы, дем, трудитесь, чтобы жить, я существую, чтобы творить и созидать. А творчество не подчиняется логике, не терпит насилия и умирает без пищи для ума и чувств, без развлечений, без любви, без аромата опасности и авантюры. Словом, я нуждаюсь... как бы это выразиться... — он пошевелил раскрашенными пальцами, — нуждаюсь в смене обстановки, в знакомствах с новыми людьми и в сильных, ярких впечатлениях. Поэтому я здесь.
— Думаю, впечатления были достаточно сильными, — заметил я и покосился на трупы. — Вот что, дем Парагвай, когда захочешь снова поразвлечься, ты меня найди. Или я тебя разыщу... К манки заглянем, в Яму Керулена за Старыми Штреками, а после отправимся крыс ловить для вашей Лиги Развлечений... Согласен?
Он вздрогнул при упоминании о манки и крысах, втянул живот, но после секундного колебания хрипло выдавил:
— Согласен. Я живу в Лиловом секторе, дем Охотник. Ствол 3073, ярус 112, патмент «Бронзовый фонарь». Бываю в допинге, что в переходе на третьем ярусе, в «Сине-Зеленом»... еще в Тоннель заглядываю, в «Подвал танкиста»...
Знакомый адрес. В этом стволе жил кто-то из моих девушек-приятельниц: то ли Атланта, то ли Микатарра, а может, Эри... Ну, разберемся, если нужда придет. Разберемся, навестим Парагвая и пригласим погулять в Старые Штреки. Хорошая будет приманка для крыс! Польстятся ли только на него, такого расписного?.. Я ухмыльнулся и подтолкнул хоккеиста к выходу из щели.
— Рад знакомству, дем Парагвай. А теперь уноси ноги! Этих капсулей возьмешь с собой и тех двух прихвати, что дрыхнут рядом с биотами. Биоты — вам, а авиетка — мне... Улетайте! Я ваши обручи проверять не стану и вообще вас тут не видел. Однако минут через десять буду у выхода и, если не уберетесь, сдам в «Хика-Фрукты» на компост.
Благодарно кивнув, Парагвай прижал левую руку к сердцу, отвесил низкий поклон и резво затрусил
