— Вот этим. — В пальцах врача вдруг появилась маленькая черная пуговица. — Пситаб, дем Дакар. Психический стабилизатор, который я снял. Очень полезная вещь при вашем заболевании, хотя с побочными эффектами. Возможны провалы памяти, потеря связности речи, беспокойные сны... Но ненадолго, на день-другой.
— Хотите сказать, что у меня поедет крыша? Арташат недоуменно моргнул:
— Крыша? Какая крыша?
— Ладно, черт с ней, с крышей... Почему вы зовете меня дем?
— А как еще мне вас называть? — Врач нахмурился. — Хоть вы человек известный, однако не гранд и не магистр, тем более — не король... Нет-нет, лежите! — Арташат снова приблизился и надавил ладонями на грудь. — Я ввел вам успокоительное. Скоро подействует, и я провожу вас в патмент... кажется, «Эри»?
— Уже подействовало, — тихо произнес лежавший в постели. Ледяное спокойствие вдруг охватило его. Он, Павел Сергеевич Лонгин, ученый-физик и писатель из Петербурга, никак не мог оказаться в этом странном месте — и все-таки он тут... Тревожные мысли о жене и сыне, о незаконченной работе и болезни, грозившей смертью, не исчезли, но как бы отступили, образуя фон — ясный, отчетливый, но все же фон, тогда как на переднем плане воздвиглись совсем иные декорации: эта комната, полная непонятных приборов, жесткое ложе и человек, назвавшийся врачом. Он поднял руки, поднес их к лицу и принялся разглядывать со слабым удивлением. Руки принадлежали не ему и тоже были частью декорации. Свои руки он помнил хорошо: тонковатое запястье, небольшая ладонь и пальцы самые обычные, не длинные и не короткие. А тут...
«Здоровая пятерня, — мелькнула мысль, — мощная, красивая... Но не моя».
Арташат, все еще хмурясь, наблюдал за ним.
— Ближайшие сутки вам лучше спать. У вас ведь клипы с сонной музыкой имеются? Вот слушайте и спите... И никакой работы, наркотиков и одалисок! В вашей Лиге часто перебирают, а в результате — психические нарушения и склонность к ранней эвтаназии.
— Эвтаназия... — пробормотал лежавший. — Эвтаназия — это неплохо... Легкая смерть, да? При раке, инсульте, нефропатии... чтобы не мучиться.
— Вы о чем? — Врач удивленно уставился на него.
— О болезнях... неизлечимых смертельных болезнях...
— Таких болезней нет, клянусь Паком!
— А что есть?
— Ранения и травмы, которые требуют пересадки органов. Еще — стрессы, неврозы и психические заболевания, подобные вашему... — Вытянув руку с браслетом, Арташат коснулся его лба и несколько мгновений следил за пляской разноцветных символов. — Все в порядке, дем Дакар. Можете встать.
Он осторожно приподнялся, спустил ноги на пол и выпрямился, придерживаясь за край высокого ложа. Нигде ничего не болело, ни в пояснице, ни в суставах, а главное, не было тянущей боли внизу живота, предвестницы очередного приступа. И никакой слабости! Он чувствовал себя так, будто ему шестнадцать лет и тело — прежнее, юное, легкое и послушное. Мысли тоже прояснились, и не было в них страха и тревоги — он ощущал лишь умиротворяющий покой.
— Неплохо, — произнес следивший за ним врач. — Успокоительное будет действовать еще минут пятнадцать. К этому времени вам лучше уснуть.
Стена напротив ложа раздалась. «Лифт», — подумал он, шагнув вслед за врачом в просторную кабину. Белесая дымка заволокла входное отверстие, едва заметно дрогнул пол.
Вверх, вверх, вверх, вверх...
— Меня привезли охранники из ВТЭКа? — Да.
— А что такое ВТЭК? Арташат хмыкнул.
— Даже этого не помните, дем Дакар?
— Вы же сказали, что будут провалы в памяти. Значит, уже начались.
— Пройдет, не беспокойтесь. — Секунду помолчав, врач сообщил: — ВТЭК — это Всемирная Транспортно-Энергетическая Корпорация. В ее ведении тоннели, сети энергоснабжения и связи, трейны и трейн-станции.
— Трейны?
— Пассажирские и грузовые поезда. Вы прибыли в Мобург на трейне.
Лифт остановился, и они вышли в широкий безлюдный коридор. Под ногами — серое пружинящее покрытие, вверху — расписанный яркими узорами потолок, в стенах — двери. Коридор шел кольцом, обнимая лифтовую шахту.
— Сюда. Вот ваш патмент. — Арташат мягко подтолкнул его к одной из дверей. — Патмент «Эри». Узнаете?
Ничего не ответив, он коснулся створки с краткой надписью, подождал, пока она не скроется в стене и переступил порог.
— Ложитесь, дем Дакар, — напутствовал врач. — Сутки сна, и вы припомните, что такое ВТЭК и трейны. Ну, а если не припомните, придется полечиться. Пситаб, транквилизаторы и на самый крайний случай курс ментальной терапии.
Дверь за спиной врача закрылась. Оставшись один, он огляделся.
Ничего интересного: маленькое помещение, коридорчик, совсем пустой, если не считать экрана под потолком. В конце — такая же белесоватая дымка, как наблюдавшаяся в лифте. Он сделал три шага, погрузил в нее руку, прошел насквозь и очутился в комнате.
Не комната — целая зала, побольше его купчинской квартиры. Формой она походила на клин или вытянутую трапецию: от того места, где он стоял, стены разбегались к основанию — дальней торцевой стене, округлой, длиною метров восемь. Молочно-белый потолок неярко светился, и находившиеся в комнате предметы не отбрасывали теней. Не двигаясь, он рассматривал их со странным чувством: вроде бы все чужое и в то же время — знакомое.
Низкое ложе-полумесяц у торцевой стены, с двумя миниатюрными фонтанчиками по краям — их хрустальный перезвон был единственным звуком, нарушавшим тишину. Слева, в широкой части комнаты — камин, на каминной полке — вазы или небольшие изваяния, а перед камином — два уютных кресла и круглый столик. Напротив, у другой стены, еще один стол, длинный, явно рабочего назначения, с какими-то приборами на нем. Узкая часть помещения выглядела пустой, но стены здесь были не гладкими, а будто бы набранными из вертикальных высоких панелей. «Шкафы», — подумал он, но не попробовал их открыть, а двинулся к камину.
В его гранитном чреве пылал огонь, однако тепла — или тем более жара — не ощущалось. Поколебавшись, он осторожно вытянул руку, вздрогнул, когда пальцы проткнули камень и чугунную решетку, коснулся пламени и буркнул: «Иллюзия, мираж! Наверняка голограмма...» Затем осмотрел кресла и круглый стол. Кресла были покрыты голубоватой тканью, блестящей и прочной, напоминавшей толстый шелк, а стол казался выточенным из странного материала, то ли природного, то ли искусственного, похожего на кость, однако не светлую, а темно-коричневую. Качнув столик и убедившись, что тот необычайно легок, он постоял мгновение в раздумье и направился в узкую часть комнаты.
Панели легко сдвигались. За одной обнаружился одежный шкаф, за другой — полки, заставленные непонятными предметами, среди которых было множество цилиндриков размером с палец, за третьей — холодильник, забитый большими прозрачными контейнерами, а в них — банки, упаковки, баллончики, готовые блюда на чем-то вроде тарелок, однако не круглых, а квадратных. Глядя на это изобилие, он с удивлением понял, что не испытывает голода, хотя не ел, должно быть, несколько часов. Пить ему тоже не хотелось — хотелось выпить. Чего-нибудь крепкого, водки или коньяка... Выпить, закурить и вспомнить, как прекрасно быть здоровым, когда запретов нет и можно все...
Однако бутылок не нашлось, одни упаковки с изображениями фруктов — видимо, с соками. Неодобрительно хмыкнув, он повернулся к другой стене, отодвинул панель и осмотрел глубокую нишу с чуть покатым полом и потолком, усеянным крохотными дырочками. Эта кабинка была пуста, но стоило шагнуть в нее, как слева выдвинулось овальное сиденье, а справа — раковина в форме многолепесткового цветка. Он машинально погрузил в нее руки, и тут же откуда-то хлынул водопад теплых водных струек, а стена над раковиной посветлела и превратилась в зеркало. Вздрогнув, он уставился в гладкую блестящую
