«Сине-Зеленом» и ее слова: «Он жил вместе с женщиной и их сыном... Он их все время вспоминает и зовет во сне... Женщина была шатенкой с карими глазами...» Подумав об этом, я с облегчением понял, что вижу другую Эри, не ту, которую считал когда-то своей подругой и партнером. Эта Эри была женщиной Дакара.
— Мадейра, — повторяла она, — Мадейра...
— Что — Мадейра? — переспросил я.
— Крысиный корм! Я тебе об этом уже пять минут толкую! Я сижу в шалмане Африки, а Дакар у Мадейры! И он сейчас со мной связался!
— Надеюсь, они закончили беседу. Мы скоро выступаем, часа через три-четыре. Ты готова?
— Подожди, послушай меня! Мадейра показал Дакару что-то важное, что-то связанное с нашим поиском. Это находится в Тоннеле, прямо в тупике... Дакар говорит, ты должен это видеть. Возможно, нам не придется лезть в Керуленову Яму и шарить за Ледяными Ключами... Есть ход на Поверхность, какой-то древний коридор, который нашли блюбразеры... Ты придешь?
— Уже иду, — отозвался я и стал натягивать броню. Эри исчезла. Хинган, слушавший наш разговор, неодобрительно покачал головой:
— У нее новое лицо.
— Да. — Я приладил на место плечевые щитки.
— В прошлый раз она не пошла с нами. Теперь понятно, почему.
— Да. — Я застегнул пояс и обулся.
— Была в ГенКоне и потратила кучу монет.
— Да. — Я подвесил к поясу разрядник. Не люблю разрядников, но не тащить же к Мадейре огнемет!
— Пустое дело! Зачем это ей?
Я сунул за голенища ножи и сказал:
— Знакома тебе поговорка, партнер? Пачкуна не отмоешь, капсуля не накормишь, гранда не купишь, а женщину не поймешь?
— Ты прав. И пытаться не буду, — ответил Хинган и начал укладывать сумки.
Глава 17
Седьмое. Одной из основ стабильности общества является анонимность власти. Ее носители не должны быть известны средствам массовой информации и широкой публике.
Глаза магистра блестели в прорезях маски, взгляд был колючим и пронзительным. Мнилось, что этот человек пытается его гипнотизировать; еще чуть-чуть — окаменеешь и выложишь всю правду в сонном трансе. Это ему не нравилось. Он не терпел насилия над своей волей.
— Вы слишком напряжены, дем Дакар. Расслабьтесь! Я вам верю, — сказал магистр. — Я ознакомился с записью, сделанной Мадейрой, и поэтому в курсе всего, что вы ему рассказывали. О рельефе с двухголовым существом, об этой картине, — он посмотрел на пейзаж над диваном, — и о других вещах, гораздо более содержательных и важных. Но, видите ли, мелочи убеждают больше... такие мелочи, как изображение той твари, картина и все, что вы поведали о них. Я склонен признать, что вы действительно явились к нам из прошлого, из тех тысячелетий до Эры Взлета, от коих не осталось ни записей, ни древних книг, ни даже мифов. — Магистр сделал паузу и, понизив голос, заметил: — Но это странное явление, дем Дакар, очень странное... Вы понимаете меня?
— Да, понимаю, — произнес он, посматривая то на серебряную маску, скрывавшую лицо магистра, то на Мадейру, который сидел напротив. — Странность в том, что я явился, так сказать, не во плоти. Каша — отдельно, запах — отдельно... Что сталось с кашей, не имею ни малейшего понятия, а запах — или, если угодно, дух — здесь, в теле инвертора Дакара.
— А где же сам инвертор? Не тело — разум, индивидуальность, память?
— Хороший вопрос! Думаю, что матрица его сознания исчезла вместе с тем, что вы перечислили. В мои времена полагали, что личность — это определенные связи между нейронами в мозгу; другие связи — другая личность, память, опыт. В этом смысле от Дакара не осталось ничего, и значит, я не подавил его личность, а заместил ее и стер при этом все, что относилось к разуму Дакара. Я — захватчик, магистр, оккупант, хотя и поневоле! — Он грустно усмехнулся. — Впрочем, Дакар мне кое-что завещал, помимо тела — инстинкты, подсознательные реакции... Например, я знаю, как пользоваться аппаратами для производства клипов.
Магистр расправил складки серого одеяния. Оно скрывало его от шеи до ног — просторная мантия, напоминающая монашескую рясу. Плотная шелковая ткань переливалась и поблескивала…
— У вас есть гипотезы по поводу случившегося?
— Нет, пока что нет. Я помню всю свою жизнь — или мне кажется, что помню все, — но в одном я уверен: самые последние воспоминания не сохранились. Что я делал до того, как очутился здесь? Куда ходил, с кем разговаривал? Заняло ли это дни, часы или минуты? Не могу припомнить... нет, не могу...
Понурив голову, он уставился на носки своих башмаков. Туманные картины мелькали перед ним: лица жены и сына, белка, бегущая по сосновой ветви, его рабочий стол с компьютером, здание института, в котором он работал, Дом писателя на Шпалерной, сгоревший много лет назад, потоки машин на Невском проспекте, снег, летящий в темном вечернем воздухе... Голос магистра вернул его к реальности:
— Есть способы восстановить вашу память, дем Дакар. Служба Медконтроля иногда сталкивается с подобными случаями и, насколько мне известно, располагает нужным оборудованием. Пситаб, настроенный определенным образом...
Он резко выпрямился.
— Скормите это крысам, магистр! Никаких экспериментов над моим сознанием! Или я вспомню сам, или нет... Если вспомню, готов еще раз пообщаться с вами и обсудить возникшие гипотезы.
Мадейра беспокойно шевельнулся.
— Дем Дакар, прошу вас, будьте почтительны, не поминайте крыс. Вы говорите с человеком, который...
Взмахнув рукой, магистр заставил его замолчать. Потом произнес:
— Не собираюсь вас принуждать, Дакар, но если вы вспомните, это, быть может, изменит нашу жизнь. Перемещение разума из тела в тело... метод путешествий во времени... Невероятные, безграничные возможности! Вы уверены, что в вашу эпоху не было каких-нибудь технических устройств для этих целей?
— Ни сном, ни духом, — произнес он и, заметив, что губы магистра дрогнули в недоумении, пояснил: — Не велись даже исследования в этой области. Мы вообще отстали от вас — в медицине, генетике, строительстве, компьютерных технологиях и, очевидно, во многом другом.
— Вас это удивляет?
— Ни в коем случае. Я понимаю, что прогресс науки дал новые плоды, но мне ясно и другое — сей прогресс не вечен. Классики марксизма утверждали, что электрон так же неисчерпаем, как и атом, но человеческое любопытство имеет предел. Грустная, но, кажется, объективная истина... У вас ведь нет теперь ученых? То есть людей, открывающих принципиально новые закономерности и факты?
— Нет, — подтвердил магистр. — К счастью или к несчастью, наша цивилизация стабильна. Считается, что все необходимое для сохранения стабильности уже открыто и придумано, и в новом знании нет нужды, а потому ученых тоже нет. Есть, разумеется, специалисты в различных службах и компаниях, которые делают мелкие усовершенствования... Но без серьезного толчка извне мелкое останется мелким.
