твоих кавалеров!
— Ерунда, — засмеялась она. — Не умрут! А почему ты на инженера решил учиться?
— Почему же нет? — улыбнулся он. — Это хорошая специальность. Я буду строить дома, разве это не нужно?
— Да нет, конечно, нужно, — слегка смутилась она. — Просто мне показалось… Мне показалось, ты должен бы на кого-нибудь другого учиться! На художника, например.
— Я не умею рисовать. — Улыбка не сходила с его лица, когда он смотрел на Надю. — Я люблю стихи, даже пытался писать стихи, когда учился в школе, и думал, что буду кем-нибудь… Может быть, даже поэтом.
— Почему же передумал? — заинтересовалась она.
— Потому что… Это не очень приятно объяснять… Слишком много идеологии, а мне этого не хочется. И во всем, что связано с литературой, с искусством. Мне не хочется! Лучше я буду строить людям дома.
— А я хочу быть художницей, — сказала Надя.
Она сама не ожидала, что вот так, вдруг, скажет ему об этом. Это было ее сокровенной, потаенной мечтой, о которой даже мама не знала: думала, дочка просто любит рисовать, так ведь мало ли что она любит — танцевать, например, песни слушать…
— Правда? — почему-то обрадовался Адам. — И ты уже рисуешь?
— Да, — кивнула Надя. — Но, наверно, не очень хорошо. Я занималась раньше в Доме пионеров, но теперь нигде.
— Ты покажешь мне свои рисунки? — попросил он. — Мне очень хотелось бы поглядеть!
— Д-да… — пробормотала она. — Потом покажу… Она уже сама была не рада своим словам. Надя вдруг подумала о своих рисунках примерно так же, как час назад думала о своей внешности. Все эти причудливые травяные узоры показались ей такой пустой девической забавой…
— Ты сама похожа на картину, — вдруг сказал Адам, и Надя тут же забыла и про рисунки свои, и про сомнения. — Такой чудесный женский портрет, старинное очарование… У нас в Кракове есть Вавельский замок, там много висит старинных шляхетских портретов. Ты похожа на такую женщину, какие есть на них! — И, помолчав, он добавил: — Я думаю, ты еще похожа на жену Пушкина, такое же прекрасное лицо.
Никто никогда не говорил Наде ничего хотя бы отдаленно подобного этому. Ей даже страшно стало от той высоты, на которую возносили его слова! Она словно вдохнула особенный, разреженный воздух, какой бывает на недосягаемых вершинах; невозможно долго дышать таким воздухом…
Они стояли посередине танцплощадки, и Адам по-прежнему обнимал ее за талию, хотя музыка уже кончилась.
Домой они возвращались вдвоем. Витя исчез, как сквозь землю провалился, еще в середине вечера. Танцуя с Адамом, краем глаза Надя видела, что Витька вовсю увивается вокруг какой-то высокой светловолосой девушки в белом платье. Наверное, с ней он и ушел с танцплощадки. Впрочем, Наде было не до него.
Танцы еще не кончились, музыка еще звучала, но они с Адамом ушли не сговариваясь — просто направились сразу после очередного танца к выходу… И медленно шли теперь по Валу, но не к дому, а по аллее, вдоль которой стояли петровские пушки.
Полная луна давно взошла, весь склон Вала был залит ее серебряным светом. И лицо Адама казалось бледнее, чем днем, и от этого его очарование становилось еще больше. Если оно вообще могло быть больше.
— Как у вас тихо, — сказал он, останавливаясь у пушечного лафета. — Как тихо у вас, как просто… Можно гулять до утра, чувствовать себя в одиночестве. Нет, чувствовать себя с тобой, — сказал он.
В его словах всегда ощущалась та легкая, едва уловимая неправильность, которая придает речи живость и глубину.
— Ведь это ужасно — когда невозможно просто так пройтись с девушкой, когда и в этом находят что-то.. Для общего интереса! — сказал он. — У нас недавно разбирали одного студента за то, что он шел по улице с девушкой и положил руку ей на плечо. Сказали, что это аморально.
— А как же об этом узнали? — удивилась Надя.
— К ним подошли дружинники, прямо на улице. Записали его фамилию и факультет, и ее тоже.
— Хоть про нее бы им не сказал, — пожала плечами Надя. — А вообще-то надо было просто дать им по морде, этим дружинникам!
Эти слова вырвались у нее невольно. Очень уж ее возмутила рассказанная Адамом история! Но она тут же подумала, что, наверное, слишком грубо высказала свое мнение.
— Может быть, — улыбнулся Адам. — Но в таком случае это приходилось бы делать каждый день. Здесь эти собрания бывают слишком часто. Недавно разбирали еще одного парня, потому что с танцплощадки пришла бумага, а в ней было написано, что он нарушал стиль танца! Ты что-нибудь понимаешь? Как это можно нарушить стиль танца, и при чем здесь собрание факультета? Но никто даже не возмущался: все привыкли.
Надя не знала, что на это сказать. У них в школе ничего подобного не было. Бывали, правда, диспуты, но все больше на разные интересные темы — «Что такое счастье?», например. Да вообще-то никто и не решился бы пройтись по Чернигову в обнимку с девушкой. Вернее, ни одна девушка не решилась бы так себя вести, и она сама, пожалуй, тоже.
И в ту же минуту Надя подумала: если бы Адам положил руку ей на плечи, она забыла бы, идет ли днем по людной улице или по пустой аллее ночного Вала…
Словно в ответ на ее мысли, в конце аллеи показалось несколько человек. Надя не сразу узнала их издалека, и только когда они подошли совсем близко, она поняла, что во главе компании идет Костик, ее главный танцевальный партнер. Вид у всех четверых парней был мрачный и не оставлял сомнений в их намерениях. Ну, еще бы, дали бы они какому-то заезжему хлыщу за здорово живешь уводить из-под носа лучшую девушку!
— Гуляете? — небрежно поинтересовался Костик, останавливаясь в двух шагах от них. — Надя, ты иди домой, тебя вон Генка проводит, — не допускающим возражений тоном заявил он.
Но тут Костик, конечно, ошибся. Может, кто-нибудь другой воспринял бы его наглый тон как не допускающий возражений — только не Надя. Еще не хватало, чтобы кто-то указывал, что ей делать и куда идти! Она даже рассердиться не успела — ей просто стало смешно.
— Да-а? — протянула она, глядя прямо на него и слегка прищуриваясь, как будто свет луны стал слишком ярким. — Еще что скажешь? — И, не дожидаясь ответа, решительно добавила: — А ну, отойди с дороги, дай пройти!
Вот уж у нее точно был при этом такой голос, что мало кто решился бы возражать! Похоже, Костик слегка опешил. Все-таки он не очень хорошо знал Надю — так, танцевал пару вечеров, и учились они в разных школах.
Неизвестно, что он ответил бы на ее сердитый приказ; может быть, дело приняло бы не совсем безобидный оборот. Даже наверняка так оно и было бы: все-таки хлопцев было четверо, и вид у них был решительный. Да и Адам, стоявший рядом с Надей, незаметно шагнул вперед… Но сделать что-нибудь решительное ни один из них не успел.
— Хлопцы, що це такэ? — раздалось за спиной у Нади и Адама. — Чего это вы дружку моему даже прогуляться спокойно не даете? Ну-ка, Костя, отойдем на минутку!
Обернувшись, Надя увидела Витьку — впрочем, она и так узнала его по голосу. В его голосе сквозила насмешка и уверенность в собственных силах, которую сразу чувствует противник. Правда, едва ли можно было считать противником Костика с его компанией. И уж конечно, не мог его считать противником Витька, помнивший Костика сопливым пацаном, которому не раз доводилось запросто давать по шее. Потому его голос и звучал так весело.
— Да вы идите, идите, гуляйте, — сказал он Наде с Адамом. — Ну что вы стали, как маленькие, ей-Богу? Мы тут с хлопцами побалакаем трошки!
Адам недоверчиво посмотрел на друга, а Надя засмеялась и легонько дернула своего спутника за
