дырявые стены.
Ведь это была настоящая деревня — такая, как есть, а не такая, какой она представлялась из-за забора пионерского лагеря, куда Лера ездила каждое лето до седьмого класса! И деревня, рядом с которой располагалась дача тети Киры, была совсем не такая, как это Студеново — так, поселок подмосковный, те же дачи. И родственников деревенских у Леры не было. Правда, отец происходил из деревни Большие Коньки Тульской области, но отец с ними давно не жил и даже не встречался, и Большие Коньки были для Леры такой же абстракцией, как Гавайские острова.
Поэтому она и радовалась сейчас всему: и глухомани, и лесу, и тому, что придется рубить на растопку сосны. Она вдруг так легко почувствовала себя здесь! Ничто ее не стесняло, ничего ей не мешало, и целый месяц впереди, который так страшил Зиночку Рудницкую, казался Лере праздником.
На обустройство не дали ни одного свободного дня. Уже на следующее утро куратор Петя поднял студентов чуть свет и собрал на поляне возле школы. Рядом с Петей стоял мрачного вида мужик в дерматиновой куртке.
— Наш бригадир Иван Трофимыч Ершов, — представил его куратор. — Он сформулирует нашу программу и наметит фронт работ.
Программу бригадир Ершов формулировать не стал — видно, она была ему неизвестна — а фронтом работ оказалось огромное льняное поле в десяти километрах от школы.
— И что, пешком туда будем ходить? — ужаснулась Зиночка.
— Будет грузовик, — коротко объяснил Ершов.
Лера посочувствовала бригадиру. По его мрачному лицу, по тому, как судорожно он сглатывал слюну, то и дело морщась, она сразу поняла, что до беседы со студентами он не успел опохмелиться и теперь мечтает только о том, чтобы беседа кончилась поскорее и без лишних вопросов. Да и о чем было спрашивать?
Грузовик пришел за ними ровно в восемь, сразу после завтрака. Лера даже подивилась такой пунктуальности. Ей казалось, что о деревне этой все забыли, что время здесь стоит на месте…
Они с Костей оказались рядом и в кузове грузовика, и потом, на поле, рядом с длинной льяной дорожкой. Лен был уже выдернут и аккуратно, стебелек к стебельку, расстелен по всему полю; дорожки уходили чуть ли не за горизонт.
— Значит так, сезонные сельхозработники, — объяснил Петя. — Поле закрепляется за нами полностью, все уборочные циклы — кроме, как вы видите, уборки комбайном, которая уже завершена. Сначала сворачиваем лен и ставим вот в такие стожки-пирамидки. — Объясняя, Петя ловко проделывал все, о чем говорил. — Потом, когда он просохнет, будем снопики вязать и ставить в скирды. Потом — грузить их на машины. Потом их повезут на льнозавод, но это уже, к счастью, не наша забота. Ясна задача?
Задача была ясна, но это вовсе не значило, что с нею легко можно было справиться.
— Ты когда-нибудь ставил стожки-пирамидки? — спросила Лера у Кости.
— Разумеется, нет. Я вообще впервые вижу лен в его, так сказать, натуральном виде. А ты?
— Тоже. Но это ничего, я думаю. Что мы, глупее Пети? Научимся!
Лера действительно научилась очень быстро — да в тот же день и научилась. И после обеда уже работала легко, в самом деле, не хуже Пети. Она сама не понимала, как выходит у нее такое легкое движение — и аккуратный конус уже стоит вместо кусочка серебристой льняной дорожки.
— Как здорово, Лера! — восхищался Костя. — У меня в жизни так не получится.
Конусы у него и в самом деле получались кособокие, они падали от малейшего дуновения ветра, и Косте приходилось возвращаться назад, чтобы попытаться придать им хоть какую-то устойчивость.
Он сразу отстал от Леры и, когда она останавливалась, чтобы дождаться его, смущенно смотрел на нее и даже пытался оправдываться:
— Видишь, я же говорил…
— Ерунда! — успокаивала его Лера. — Ты же не собирался посвятить свою жизнь установке стожков-пирамидок, правда? Ну и все, не переживай!
— Но ты ведь тоже не по стожкам вступительные сдавала, а у тебя получается. — Костя не хотел быть к себе снисходительным.
— Это ни о чем не говорит, ты понимаешь? Только о том, что у меня это почему-то получилось, и все. Ничего не значит — ни хорошего, ни плохого.
Лера раскраснелась от теплого сентябрьского ветра, золотисто-каштановые завитки выбивались из-под ярко-алого платка.
Они стояли у самой опушки березовой рощи, и прозрачные осенние паутинки то цеплялись за белые стволы, то липли к Лериным щекам, то путались в Костиных волнистых волосах. Он смотрел на Леру, на закатное солнце у нее за спиной, щурясь от неярких лучей, — и Лера снова почувствовала ласку его взгляда, и сердце у нее замерло…
— Ты устал? — спросила она, чтобы нарушить молчание.
— Немного. А ты нет?
— Да, кажется, и я, — ответила она, чтобы не обидеть его; на самом деле она совсем не устала. — Я сегодня утром слышала, как коровы мычали. Возьмем молока у кого-нибудь?
Так и пошла их жизнь в Студенове: сначала стожки-пирамидки, потом снопики, и все до горизонта. Но все это было так неважно, на все это так не стоило обращать внимания — по сравнению с тем, что Костя вдруг вскидывал на нее свои ласковые глаза и смотрел, не отрываясь…
Вечера были шумные. Оказалось, что их истфаковская группа подобралась дружная и веселая, да и биологи не отставали, так что скучать не приходилось.
Может быть, даже слишком они были все вместе. Вспоминая Костин взгляд, Лера хотела, чтобы все поскорее уже насладились первой студенческой дружбой и немножко замедлили ритм общественной жизни. Каждый вечер то КВН, то беспроигрышная лотерея, то «огонек» — и все это вместе, все друг у друга на виду…
Во время танцев у Леры не было отбою от кавалеров, ей просто не удавалось протанцевать с одним и тем же два медленных подряд — ни с кем, и уж тем более с Костей.
Он был такой… Нерешительный, даже робкий, но ее ничуть не сердила его робость, как не сердили его смущенные взгляды из-под светлых ресниц, которые он бросал на Леру, когда кто-нибудь, опередив его, приглашал ее на танец. Как она могла на него сердиться! Разве плохо, если человек не умеет расталкивать всех локтями?
— Лерик, ты чудно танцуешь, — прошептал ей на ухо Игорь Лапин. — Двигаешься просто изумительно, каждое твое движение сводит меня с ума!..
Лера улыбнулась Игорю, и он тут же покрепче сжал ее плечи. Было уже совсем темно, поляна перед школой освещалась только светом из окон, и это создавало атмосферу таинственную и даже интимную. Поэтому объятия Игоря не выглядели чем-то особенным. Все так танцевали, и почти всем девчонкам говорились подобные комплименты — тем более, почти все кавалеры успели выпить понемногу после работы.
Дотанцевав с Игорем, Лера огляделась. Где же Костя? Она видела, что он был здесь и танцевал с Наташкой, но теперь его не было, хотя музыка только что кончилась.
— Наташ, куда Костя девался? — тут же спросила она Костину партнершу.
— Да ну его! — обиженно надула губки Наташка. — Ты меня, Лерунь, извини, но не понимаю я таких кавалеров. Не нравится девушка, не приглашай, правда? А так — посреди танца смываться… Он к речке, кажется, пошел, — пояснила она.
Лера отправилась к речке. Она шла по тропинке через мокрый луг, все убыстряя шаг. Ей казалось, что с Костей что-то случилось, и она торопилась, торопилась — внутренняя тревога подгоняла ее.
Высокая трава хлестала по ее резиновым сапогам, вышедшая из-за облака луна освещала узкую тропинку в траве.
Кости не было у реки — там, где темнело кострище от традиционного студенческого костра, и в сторону от кострища — тоже не было. Сердце у Леры заколотилось, едва не выпрыгивая из груди. Куда же он исчез, и что же случилось с ним?
Обратно к деревне она почти бежала.
«Какая же я дура! — мелькало у нее в голове. — Зачем было дразнить его — ведь я же именно
