знаешь, мой дорогой!
«Может, и не богиня, — подумала Лера. — Но потрясающая женщина, это точно».
В хозяйке ресторана «Три апельсина» выразительным было все: прическа, похожая на застывшую волну, маленькое открытое платьице насыщенно-желтого цвета, поверх которого был надет длинный и легкий лимонный пиджак, и даже экзотические туфли — на высоких каблуках, со сверкающими золотыми звездочками на носках.
И выразителен был ее взгляд — так же выразителен, как прическа или блестящие туфельки. Взгляд был устремлен на Валентина и, мельком, — на Леру. Но Лера тут же заметила: даже в этом, направленном, взгляде блистательной хозяйки не было ни капли самозабвенности; наверное, это и позволяло ей производить такое неотразимое впечатление.
Перед Лерой стояла эффектная женщина, ни на минуту не забывающая об этом.
— Вероника Стрельбицкая, неутомимая владелица всего этого волшебства, — сказал Валентин, целуя руку дамы. — А это Валерия Вологдина, моя новая знакомая.
— Волшебства! — улыбнулась Ника Стрельбицкая. — А ты, Валик, так редко приходишь полюбоваться моим волшебством, как будто для этого тебе надо пересечь весь город пешком.
— Грешен, Ника, — охотно согласился Валентин. — Но — дела, ты же знаешь. А то бы я поселился у тебя навеки!
— Навеки — это лишнее, — засмеялась она. — Должна ведь я отдыхать даже от тех, кого люблю так нежно, как тебя, правда? Но, Валенька, не буду тебя отвлекать от твоей спутницы и от предстоящего ужина. Где вы сядете?
— Где посадишь.
— Тогда — вот сюда.
С этими словами Ника провела их через весь зал куда-то в дальний угол. В этом углу прямо из стены росло золотое дерево. Его длинные ветви нависали над столом и едва слышно звенели от неощутимого движения воздуха. Казалось, даже музыка, звучащая в зале, исходила от этих золотых веток.
На столе стоял оранжевый подсвечник в виде трех апельсинов. Незаметно подошел официант в узкой черной маске, зажег свечи, и апельсины засияли, усиливая ощущение волшебного праздника, которое и так господствовало в этом необычном ресторане. Официант поставил на стол вазу для астр и положил перед Лерой и Валентином кожаные папки.
Лере уже даже неважно было, что подадут на ужин — так восхитило ее все, что она здесь увидела. И поэтому, когда Валентин предложил ей выбрать, она не глядя вернула ему карту.
— Сам закажи, Валя, — сказала Лера. — По-моему, ты здесь завсегдатай, а мне что угодно понравится.
Ожидая заказа, они пили легкое белое вино, и Валентин рассказывал:
— По сути, это клуб. Вроде и не закрытый, но такой, знаешь… Для своих. Бывают хорошие концертные программы, и театральные бывают вечера. Или просто музычка приятная играет, как сегодня. Ника умеет не превращать заведение в дом культуры. Все-таки люди отдохнуть приходят, а не мозги напрягать. Я ведь ее давно знаю, — добавил он. — Еще с тех пор как она на артистку училась. И всегда знал, что Ника — яркая женщина с огромными способностями. Но знаешь, у меня всегда было ощущение, как будто ее что-то сдерживает. И я только теперь понял — что.
— Что же? — заинтересовалась Лера.
Она сама не могла понять, что кажется ей таким привлекательным в роскошной хозяйке «Трех апельсинов». Элегантная одежда, прическа? Нет, конечно нет. И даже не успех ее дела, как можно было бы думать. Но что же тогда?
— А очень просто, — объяснил Валентин. — Ника была зациклена на своем призвании. Считала, что рождена быть актрисой и должна осуществить свое жизненное предназначение.
— Это она тебе так и говорила? — недоверчиво спросила Лера.
— А что, не похоже? — усмехнулся Валентин. — Теперь действительно не похоже. А тогда, в гитисовской общаге, представь себе, так оно и было. Сидела красивая и довольно скромная девушка на застеленной байковым одеялом койке и говорила о жизненном предназначении.
— А как ты думаешь… — Лере все интереснее было говорить об этом. — Как ты думаешь, Валя: когда она была права, тогда или теперь?
— Не знаю, — пожал плечами Валентин. — По-моему, это довольно абстрактный вопрос. Знаю только, что тогда в ней совершенно не было того, что составляет весь шарм в женщине. Того, кстати, чего так много в тебе, — небрежно добавил он. — Это по-французски точно называется, тебе должно быть понятно: forse de la nature.
— Сила природы? — удивленно переспросила Лера.
— Да, — подтвердил Валентин. — Восхитительное женское чувство жизни. А Ника тогда в упор не видела того, что жизнь сама ей преподносила и советовала.
— А я, по-твоему, вижу? — спросила Лера: ей приятен был этот необычный комплимент.
— Конечно! Я еще на Переделкинском рынке это понял, когда ты смотрела на того наркомана. У тебя она в глазах стояла, эта сила натуры, и ты оценивала ситуацию в доли секунды.
— Чего бы стоила моя оценка, — улыбнулась Лера, — если бы ты не вмешался!
— А это уже задача мужчины, — согласился Валентин. — Каждому свое. Но зато, — добавил он, — сейчас в Нике с избытком появилось то, чем ты совершенно не обладаешь.
— Ну-ка, ну-ка, — еще больше заинтересовалась Лера. — У нас с тобой сегодня прямо вечер вопросов и ответов! Ты что имеешь в виду?
— А то, что Ника адекватно себя оценивает. Это дорогого стоит и тоже привлекает внимание мужчин. Она сделала себя, ей это не легко далось — и она не делает вид, будто кто-то для нее важнее, чем она сама.
Эти слова поразили Леру. Ведь и она сразу заметила, как странно был обращен к себе взгляд Ники Стрельбицкой — даже когда она смотрела на явно приятного ей человека. И Лера сразу оценила, что именно это и делает ее неотразимой. И конечно, в ней, Лере, этого не было ни капли…
— Что, я прав? — догадался Валентин, глядя на нее. — Видишь, ты и сама это понимаешь. И это тебе очень вредит, можешь мне поверить. Да ведь у тебя, Лерочка, на лице написано: у меня есть муж, у меня есть такие и сякие заботы, я занята тем и сем… А нет и следа простой и естественной уверенности: я потрясающая женщина, ни один мужик меня не достоин и я буду делать с ними со всеми что хочу!
Услышав это, Лера рассмеялась.
— С чего ты взял, Валечка, будто я что-то хочу делать с мужиками?
— Вот именно… — сказал он.
Но в это время снова появился официант в маске и прервал их увлекательную беседу о женском шарме. На круглом золотом подносе стояли большие тарелки с итальянской пастой — но какой-то необычной: макароны были причудливой формы и разных цветов — зеленые, оранжевые, желтые; соус тоже был разноцветным, и от этого казалось, что им принесли не обыкновенные тарелки, а какие-то мозаичные панно. Маленькие вазочки с разнообразными салатами дополняли это впечатление.
Еда в ресторане Ники Стрельбицкой и в самом деле была по-домашнему вкусной. И вместе с тем не по-домашнему изысканной: чувствовалось, например, что в салаты добавлены какие-то необычные приправы, придающие содержимому каждой вазочки особый вкус.
Лера немного обрадовалась, что их разговор так удачно прервался как раз в тот момент, когда коснулся довольно скользкой темы. И, чтобы больше не возвращаться к этому, она спросила:
— Кстати, как твой репортаж, Валя? Ну, тот, о челноках?
— Написал, — ответил Валентин. — Уже в газете прошел, ты разве не читала?
Лере стало неловко. Она ведь, помнится, сама обещала Валентину следить за его творчеством и даже не призналась тогда, что вообще не выписывает его газету.
— Пропустила, наверное, — сказала она. — У нас почту часто воруют, вот и… Но ты мне расскажи, о чем ты писал, о ком?
— О тебе не писал, — улыбнулся Валентин. — Хотя ты показалась мне одной из самых колоритных фигур: вроде, только ради денег, а на самом деле — в погоне за собой…
