А.С. Секретная миссия

скверно. Я в свое время пытался на них охотиться и уничтожать, случилась одна жуткая история в городе под названием Решт… Убили джиннов другие. У меня не хватило к этому… скажем, умения и способностей. И они меня запомнили. Специально за мной не охотились, но, коли уж она меня почуяла, следует ждать всего. Если у нее найдется время, постарается… Я не смогу ей противостоять, это будет похоже на то, как если бы человек с простой палкой пошел охотиться на полного сил льва… Нужно бежать. Торговлей займутся приказчики, а мне предстоит спасать жизнь… Вы меня осуждаете за трусость?

- Никоим образом, - сказал Пушкин решительно. - Потому что сам могу представить кое-что… А кольцо? Что такое с этим кольцом?

- Можно посмотреть поближе?

Пушкин, не колеблясь, снял перстень и протянул его персидскому книжнику - а чтобы избежать неожиданностей, поспешил громко уточнить:

- Я вам его даю посмотреть на короткое время, и не более того.

Мирза Фируз нисколько не обиделся - напротив, понимающе кивнул.

- Я вижу, вы освоились в некоторых вещах… Правильная оговорка, мало ли что…

Он рассматривал надпись, приблизив перстень к глазам, и пальцы у него, такое впечатление, чуточку подрагивали. Лицо исказилось столь жадной и яростной гримасой, что Пушкин невольно коснулся пистолета под сюртуком.

- Разумеется, - сказал перс, возвращая кольцо. - Перстень с именем Ибн Маджида… одно из тех колец, о которых достоверно известно, что пропали они в Европе. О судьбе других сведений нет. Вы наверняка где-то в Европе его обрели…

- В Италии.

- Понятно… Вам приходилось слышать что-нибудь о Сулеймане Ибн Дауде?

- Конечно, - сказал Пушкин. - Я же читал «Тысячу и одну ночь». Легендарный царь, который упрятывал джиннов в кувшины и запечатывал их своим магическим перстнем.

- Вы, быть может, удивитесь, но этот «легендарный» царь существовал на самом деле в очень давние времена. Сказки Шехерезады - это всего-навсего отзвуки сведений о нем, с течением столетий исказившиеся самым причудливым образом. Быть может, он и в самом деле заточил когда-то пару-тройку джиннов в кувшины… но Сулейман Ибн Дауд их главным образом истреблял. У него было двенадцать витязей, и каждый витязь носил схожее кольцо. Кольцо это - джиннова смерть… если знать, как подойти к делу. Все это произошло очень давно, мы и сами не знаем всего… Главное, жили неутомимые охотники на джиннов, «Сулейманова дюжина». Все они были, конечно же, не бессмертны… а потому те, кто не погиб в схватках, однажды встретились с Той, что приходит за всеми людьми… Что вам еще рассказать? Многое забывалось со временем, в том числе и у нас. Нас ведь тоже в какой-то степени затронули просвещение и вольнодумство… Традиция прервалась - или стала уделом немногих посвященных - большая часть колец исчезла, иные, как видите, способны обнаруживаться в самых неожиданных местах…

- Что ей здесь нужно?

- Откуда я знаю? Можно с уверенностью сказать одно: ничего хорошего от таких визитеров ждать не приходится. Они появляются среди людей отнюдь не для того, чтобы развлечься и приятно провести время… хотя порой и склонны к этому, конечно. Понимаете, джинны обозлены на род человеческий так, что вы и представить себе не в состоянии. Люди волей Аллаха стали хозяевами там, где джинны чувствовали себя господами неизвестное нам количество лет. Мы их вытеснили. Загнали в темные закоулки, в глухие места, часть их выродилась в примитивную нечисть. Они нашли себе надежного союзника… вы понимаете, о ком я? Вот то-то. Смысл жизни для них в одном-единственном слове: месть. Не отдельно взятому человеку, а всему людскому роду. Поэтому искать их следует там, где происходят эпидемии и бунты, покушения на властителей и непонятные на первый взгляд войны, возникшие, казалось бы, там, где не было для них никаких поводов… Они всегда рядом, всегда за кулисами. Еретические учения и человеконенавистнические общества, тайные союзы, от которых, как у вас выражаются, попахивает серой, заговорщики и революционеры… Не за всяким мятежом, цареубийством и войной стоят джинны - но они стараются не упускать удобного случая… Господин Пушкин…

- Да?

- Я не о себе, конечно… Вы не согласились бы отдать перстень Ибн Маджида другим? Тем, кто сумеет распорядиться им сноровистее? Я лишь примерно представляю, что там у вас за учреждение, по вашим скудным оговоркам… но все равно ясно, что вы - кучка восторженных любителей, не представляющая, с какой громадой вам предстоит схватиться…

Пушкин усмехнулся:

- Положительно, сговорились вы все…

- Кто?

- Это неважно. Простите, но кольца я не отдам. Я настолько глубоко во всем этом увяз, что теперь это моя война…

- Вы замечательный поэт. Зачем вам это?

- Да оказалось вот, что есть вещи насущнее самой высокой поэзии, только и всего… И я прошу вас, любезный Фируз, не пугайте вы меня неприятностями и смертью. Кое-что испытал.

- Я всего лишь хочу предостеречь, как человек, более умудренный опытом…

- Вздор, - решительно сказал Пушкин. - Вздор. Опыт приходит рано или поздно, это дело наживное… Расскажите мне о кольце. О том, как им пользоваться. Это последнее, о чем я вас прошу, и мысли не допускаю, что вы не знаете этого. Вы обязаны знать… и я тоже. Война продолжается…

Глава третья УЕДИНЕННЫЙ ДОМИК НА ВАСИЛЬЕВСКОМ

Уже смеркалось, и господин Готлиб, прилежный чиновник Министерства финансов, прошел мимо Пушкина и его спутников, не удостоив их и взглядом - вполне возможно, он не знал Пушкина в лицо, хотя немало было домов, где они могли бывать в одно и то же время. Трудно было в единый миг составить мнение о человеке, с которым прежде не сталкивался, и Пушкин суммировал первые впечатления: шагает прямо, словно аршин проглотил, физиономия скучная, как служебная инструкция для полицейских будочников, повадки уверенные и несуетливые. Одним словом, если не знать ничего о связанных с ним странностях, рисуется образ скучного, ничем не примечательного, исправного чиновника, ничем себя не скомпрометировавшего, обремененного лишь мелкими грешками и незначительными пороками. Таких в Петербурге превеликое множество… вот только далеко не всякий ведет себя странно…

- Пойдемте, господа? - нетерпеливо спросил Красовский.

Тимоша помалкивал. Эту сторону деятельности тайной полиции - слежка ночной порой - он недолюбливал и, хотя деться было некуда, старался не вылезать с инициативами.

- Подождем немного, - сказал Пушкин. - Пусть отдалится на приличное расстояние, будет легче…

Именно ему и пришла в голову простая мысль, до которой не додумался никто другой: следовало попросту послать поручика Навроцкого к немцу, чтобы отдал бумаги в обмен на прощение долга… ну а далее оставалось лишь посмотреть, что Готлиб станет с бумагами делать. И поступать в зависимости от результата…

Точно было известно, что немец изволит обитать на Моховой - но, получив от Навроцкого сверток, он направился не туда, а без всяких колебаний повернул к Неве, к Адмиралтейской части, что само по себе было достаточно интересно: зачем скучному чиновнику, обремененному немаленьким свертком,