XIX
— Что это такое? — поинтересовался Колльберг.
— Цок-цок, — ответил Мартин Бек.
Колльберг смотрел на измятый билет, лежащий на столе перед ним.
— Билет в метро, — сказал он. — Ну и что? Если ты хочешь, чтобы тебе оплатили его, тебе нужно обратиться в кассу.
— Буссе, наш трехлетний свидетель, получил его от дяди, которого он и Анника встретили перед ее смертью.
Меландер закрыл дверцы металлического шкафчика и подошел к столу. Колльберг повернул голову и посмотрел на Мартина Бека.
— Ты хочешь сказать, перед тем как дядя задушил ее? — спросил он.
— Это не исключено, — ответил Мартин Бек. — Вопрос в том, что нам удастся извлечь из этого билета.
— Возможно, отпечатки пальцев, — пробормотал Колльберг. — Знаменитым нингидриновым методом.[4]
Меландер наклонился над столом, он смотрел на билет и что-то бормотал.
— Да, это возможно, но вряд ли даст результат, — сказал Мартин Бек. — Вначале его держал в руке тот, кто вырвал его из книжечки, потом к нему, естественно, должен был прикоснуться тот, кто дал его малышу, ну, а у малыша он с понедельника лежал в кармане плащика. С улитками и Бог знает чем еще. Кроме того, должен признаться, что я тоже к нему прикасался. К тому же, он ужасно помят и разорван. Вначале посмотрим, когда его прокомпостировали.
— Я уже посмотрел, — сказал Колльберг. — Двенадцатого в тринадцать тридцать. Месяц определить невозможно. Это могло бы означать…
Он замолчал, и все трое думали о том, что это могло бы означать. Тишину нарушил Меландер.
— Эти билеты стоимостью в одну крону, тип сто, используют только в центре, — сказал он. — Может, удалось бы выяснить, когда и где был продан этот билет. На нем масса различных цифр.
— Позвони в транспортное управление, — сказал Колльберг.
— Теперь оно называется «Городские железные дороги», — поправил его Меландер.
— Знаю, но на пуговицах у них до сих пор еще старые буквы. Наверное, у них нет денег на новые пуговицы. Я этого не понимаю, ведь проехать одну остановку стоит целую крону. А сколько стоит одна пуговица?
Меландер уже направился в соседний кабинет. Билет он оставил лежать на столе, так что, очевидно, сфотографировал его в своей бесценной памяти.
— Так что же этот юноша еще тебе сказал? — спросил Колльберг.
Мартин Бек покачал головой.
— Ничего связного. Сказал, что он был с этой девочкой и что они встретили какого-то дядю. А этот билет он нашел случайно.
Колльберг качался на стуле и покусывал ноготь.
— Это означает, что у нас имеется свидетель, который, очевидно, не только видел убийцу, но даже разговаривал с ним. Трудность в том, что этому свидетелю всего три года. Будь он хотя бы чуточку постарше…
— Тогда бы это никогда не произошло, — перебил его Мартин Бек. — По крайней мере не в это время и не в этом месте.
Вернулся Меландер.
— Они позвонят через минуту, — сказал он.
Они позвонили через пятнадцать минут. Меландер делал пометки, потом поблагодарил и положил трубку.
Билет действительно был продан двенадцатого июня. Его продали в кассе второго входа в станцию метро «Родмансгатан». Это означает, что пассажир должен был спуститься по одной из двух лестниц со Свеавеген, возле Коммерческого института.
Мартин Бек знал все ветки стокгольмского метро, как свои собственные пальцы, но тем не менее подошел к большому плану города, висящему на стене.
Если пассажир, купивший билет на станции «Родмансгатан», ехал в парк Тантолунден, то он должен был сделать одну пересадку либо на станции «Центральный вокзал», либо на станции «Старый Город», либо на станции «Шлюссен». В последнем случае он бы доехал до станции «Цинкенсдамм». Оттуда до того места, где нашли мертвого ребенка, было около пяти минут ходьбы. Поездка началась между половиной второго и без четверти два и длилась приблизительно двадцать минут, включая пересадку. Следовательно, пассажир мог прийти в парк Тантолунден в период времени между без пяти два и десятью минутами третьего. По заключению врачей ребенок умер, вероятнее всего, между половиной третьего и тремя, возможно, немного раньше.
— По времени все сходится, — сказал Мартин Бек.
Колльберг тут же заметил:
— По времени сходится. Если он ехал именно туда.
Меландер нерешительно произнес, словно разговаривал сам с собой:
— Эта станция очень близко от Ванадислундена.
— Верно, — подтвердил Колльберг, — но о чем это нам говорит? Ни о чем. О том, что он ездит в метро от одного парка к другому и убивает маленьких девочек? В таком случае, почему он не ехал в пятьдесят втором автобусе? На нем он доехал бы до самого парка, и ему не пришлось бы идти пешком.
— И кто-нибудь, очевидно, увидел бы его, — сказал Меландер.
— Да, ты прав, — согласился Колльберг. — Этот автобус почти всегда полупустой, так что кондуктор запоминает пассажиров.
Иногда Мартину Беку очень хотелось, чтобы Колльберг не был таким разговорчивым. Ему хотелось этого именно сейчас, когда он заклеивал конверт с билетом. Он попытался ухватить какую-то мимолетную мысль, промелькнувшую у него в голове; если бы Колльберг молчал, ему бы наверняка это удалось. Теперь она безвозвратно исчезла.
Он велел отнести конверт в лабораторию и позвонил туда, чтобы результаты экспертизы ему прислали как можно быстрее. Сотрудника, с которым он говорил, звали Ельм, и Мартин Бек знал его уже много лет.
Колльберг ушел на обед, а Меландер заперся у себя к кабинете со своей кучей бумаг. Прежде чем уйти, он сказал:
— У нас есть имя той женщины, которая продала билет на станции метро «Родмансгатан». Послать туда кого-нибудь?
— Конечно, — сказал Мартин Бек.
Он сел за стол, начал перебирать кучу документов и попытался размышлять. Он был раздраженный и нервный и полагал, что это объясняется усталостью. В дверь заглянул Рённ, посмотрел на него и тут же молча исчез. Больше его никто не беспокоил. Даже телефон какое-то время молчал. Мартин Бек начал опасаться, что уснет, сидя за столом, чего с ним еще ни разу в жизни не случалось, но тут зазвонил телефон. Прежде чем взять трубку, он взглянул на часы. Двадцать минут третьего. И все еще пятница. Отлично, Ельм, подумал он.
Это был не Ельм, а Ингрид Оскарсон.
— Не сердитесь, что я вас беспокою, — сказала она. — Я знаю, что у вас действительно ужасно много работы.
Мартин Бек что-то пробормотал, и сам услышал, как мало в этом восторга.
— Но вы ведь говорили, чтобы я позвонила. Возможно, это не имеет никакого значения, но я подумала, что будет лучше, если я вам это скажу.
— Да, конечно, не обижайтесь, я не понял сразу, кто это звонит, — принялся оправдываться Мартин Бек. — Что-нибудь случилось?
— Лена вспомнила то, что якобы сказал Буссе в понедельник в парке. Когда это произошло.
