Рефлексировать, пожалуй, не стоит, меня больше интересует ближайшее будущее. Значит, думаете, что после этой… операции вы, я и Артамонова пойдем на распыл?
Пустельга кивнул. Зэк хмыкнул и поглядел вниз:
— Не стерегут? По всем правилам провокации, вы должны предложить побег. Птица-тройка, верные друзья с мушкетами, укромный домик среди леса…
Пустельга не обиделся: именно так и делалось. К тому же он чувствовал: зэк все-таки поверил ему, слова о провокации — лишь горькая шутка.
— Вы знаете, а я бы рискнул. — Орловский вновь поглядел на темные кроны под окнами. — Как думаете, поймают?
— И очень быстро. К тому же уходить придется вдвоем — Артамонову с нами не пустят. Я даже не знаю, где она сейчас.
— Да… — Зэк задумался. — То, что я ее не помню, не превращает меня в свинью. Бросать человека нельзя… Черт, ну почему она не скрылась, не спряталась?
— По-видимому, из-за вас, — тихо проговорил Сергей. Орловский резко повернулся, словно желая ответить, но в последний момент сдержался.
— У меня нет плана. Никакого, к сожалению, — продолжал Пустельга. Собственно, я и рассказал вам все, надеясь, что вы подскажете…
— Опираясь на мой опыт врага народа, — вздохнул Орловский. — Нет, не выйдет… Сергей Павлович, вы говорили, что в такой момент Виктория Николаевна не будет зависеть от этой банды? Значит, она сможет что-то сделать?
— Да, мне так показалось, — кивнул Пустельга. — Иначе с нею не стали бы так церемониться. Допустим, у нее какие-то способности… Ну вроде как у меня… Зачем вся эта игра? Ее привезут и скажут: делай! Иванов работает с ней так… — Пустельга на миг задумался, — как работают с ненадежным агентом, которого срочно нужно отпустить за границу… Тогда кого-то оставляют заложником и, естественно, обещают — все, что угодно… Он замолчал. Вокруг стояла тишина, лишь где-то вдали слышался шум поезда. Дорога проходила в нескольких километрах южнее. Пустельге внезапно представилось, как они спускаются вниз, быстро идут лесом к железке, вскакивают на грузовую платформу… Нет, ерунда, такое удается только в кино. К тому же зэк прав: оставлять Викторию Николаевну нельзя. Если они исчезнут, Иванов не отпустит ее, это очевидно. Что же оставалось? Пропадать всем вместе?
— А по-моему, вы решили верно, — внезапно заметил Орловский. — Вы правы, пусть пока игра идет по их правилам. Хотя… — он усмехнулся, — нет, шалишь! Правила мы уже нарушили! Разве нет?
Сергей кивнул: кое-что шло явно не по сценарию Иванова. Любитель темноты не предусмотрел ни Карабаева, ни разговора с Фраучи, ни этой беседы на темном балконе.
— Этот… как вы его там назвали? Агасфер?
— — Агасфер. — Странное прозвище запомнилось.
— Агасфер… Он уверен, что вы — толковый контрразведчик, я — опасный враг, а Виктория Николаевна способна его обыграть. Так? Почему же нам ему не поверить? Значит, еще ничего не решено? Ведь что получается: этот Иванов, он же Агасфер, — помощник Сталина?
Пустельга кивнул.
— Величина огромная, ему положено целыми наркоматами ворочать, а он чем занят? Одним зэком! Я же не Бухарин, не Тухачевский! Тогда почему?
— Похоже, вы сумели взять его за горло. — Сергей сам уже думал об этом. Такое внимание к номеру Сорок Третьему — явно неспроста.
Орловский поглядел на свою руку, затем резко сжал пальцы в кулак:
— Ну так почему же он думает, что я его отпущу?
— Из-за нее, Юрий Петрович, — неохотно ответил Пустельга. — Похоже, на это весь расчет… Из-за Виктории Николаевны…
По лицу зэка прошла судорога, но он сдержался:
— Но ведь такое могли сделать и раньше! Могли — но не вышло… Знаете, Сорок Первый, я почему- то верю, что у этих гадов не выйдет… В чем-то они уже ошиблись… К тому же… Я очень хочу все вспомнить — и вновь стать самим собой…
— И поменять палату на камеру?
— Пусть. — Зэк упрямо качнул головой. — Надоело быть половиной человека. А к стенке поставят… Знаете, я где-то слышал: лучше ужасный конец, чем ужас без конца…
— Это сказал Маркс, — улыбнулся Сергей.
— Правда? Не иначе, процитировал… Дело, Сергей Павлович, не во мне. Дело в вас и в Виктории Николаевне. Тут бы что-то придумать… Слушайте, гражданин майор, может, вам лучше просто скрыться? На черта вам эта публика? Или по работе соскучились: допросы, обыски, очные ставки?
И вновь Пустельга не обиделся: несмотря на тон, в голосе зэка было сочувствие. Странно, ведь для Сорок Третьего он, майор госбезопасности, не тот, кому сочувствуют…
— Очень соскучился, — в той же манере подтвердил Сергей. — Но дело не только в этом… Я не хочу превращаться в упыря. Вы правы, лучше ужасный конец…
— Это Карл Маркс прав, — скривился Орловский. — Сергей… Простите, Сергей Павлович, а вы не переусердствовали? Упыри, ведьмы, волколаки… У вас резцы, часом, не заострились?
Пустельга не принял шутки:
— Юрий Петрович, дело не в названиях. Если человек теряет память, начинает бояться солнечного света, не может есть нормальную пищу, у него меняется весь организм, — это что? Назовите болезнью — легче не станет.
— «Горе, малый я не сильный! Съест упырь меня совсем, если я земли могильной сам с молитвою не съем…» Извините, гражданин майор, на Пушкина потянуло. По-моему, вас просто пугают. Больного легко испугать. А вы не боитесь другого: вылечитесь, вернется память, и вы вспомните нечто такое… Этакое… Не зря же вас — во всесоюзный розыск! Как бы нам вдвоем к стенке не стать. Два брата-акробата…
— Зато это буду я. Настоящий. Хоть узнаю, за что придется умирать…
Он произнес это как можно тверже, убеждая то ли собеседника, то ли самого себя.
— Браво, майор! — усмехнулся зэк. — Подписываюсь. Слушайте, у меня появилась бредовая идея. Если эта сволочь Агасфер вам доверяет, то, наверно, вас не обыскивают…
Пустельга удивился:
— Нет… Вроде нет…
— Тогда все просто. Будете меня конвоировать, если придется, захватите лишний револьвер. После гипноза — или что там со мною сотворят попробуйте мне его перебросить. Вдруг получится — по крайней мере, буду сам себе хозяин…
Пустельга задумался, план зэка был не столь уж бредовым. Конечно, одного револьвера мало. Но если подумать…
— Вот что, — решил он, — против Иванова револьвер не поможет, вам его вытащить не дадут. Я попытаюсь придумать что-нибудь получше. А пока… Хотите профессиональный совет?
— Еще один? — заинтересовался Сорок Третий. — Как с ключом?
— Совершенно верно. После того как вам дадут лекарство… Или после сеанса гипноза — как получится — вы, вне зависимости от результата, симулируете плохое самочувствие… Если что, я смогу подтвердить — как эксперт. Вас возвращают в палату. Если память вернется — берете ключ и исчезаете. Главное — вернуться в палату…
— Ага, — подумав, откликнулся Орловский, — недурно. Тогда уж, наверно, я буду знать, куда сматываться… А вы? А Виктория Николаевна?
Сергей не ответил. Об этом думать не хотелось, по крайней мере пока. Он тоже может симулировать — и бежать вместе с Орловским. В этом случае Виктории Николаевне не поможет никто…
…Пустельга долго не мог уснуть, еще и еще раз вспоминая минувший день. Хорошо, что он поговорил с Сорок Третьим! Его собственное положение показалось внезапно не таким безнадежным. Он должен снова стать прежним вспомнить, а уж тогда решить, что делать дальше. Забыть, простить и служить Агасферу — или узнать, кто убил Веру Лапину, что случилось с Михаилом Ахилло, с ним самим… Узнать — а
