— Курите, товарищ майор. У вас, наверно, забрали…
— Спасибо…
Пустельга взял папиросы, тут же вспомнив, что не курит. Курил майор Павленко, смертельно больной человек, которому никотин помогал прогнать подступивший к сердцу холод. Сергей неожиданно засмеялся:
— Я же не курю, Прохор! Я и дыма не выношу, забыли? Мы ведь пепельницу для Микаэля держали!
— Пепельницу? — Прохор засмеялся. — Так вы…
— Я вспомнил! Я здоров, Прохор Иванович! Понимаете? Хотите, скажу, как я с вами познакомился? Я разговаривал с Айзенбергом, тут вошли вы и сказали, что звонят по поводу Корфа…
— Слава Богу… — Сергей с удивлением заметил, что Карабаев перекрестился. — Так вот чего за вас взялись, товарищ майор! Вовремя мы с «земелей» сообразили. Да, товарищ майор, познакомьтесь…
— Евлампий я. — Верзила протянул огромную лапищу. — Ну а чтобы проще — Женя… Прохор, я чего думаю, ко мне идти надо. Товарища майора переодеть следует…
— Нет, — Карабаев задумался, — ты, Евлампий, уходи сейчас. Я тебя сам найду. Дорогу помнишь? Парень провел фонариком по стенам.
— Ага… А ты?..
Прохор не ответил. Евлампий засуетился, выбросил наручники в темный угол и сорвал с петлиц эмблемы со щитом и мечом.
— Ты не спеши, — остановил его Карабаев. — Иди в форме, так безопаснее.
— Ага. Так точно… — Евлампий покорно кивнул, и Пустельге стало ясно, кто именно тут руководит. Здоровяк со странным именем слушался Прохора во всем.
Сергей пожал руку «земеле», и тот, пожелав удачи, шагнул в темный коридор.
— Подождем, товарищ майор. — Карабаев расположился поудобнее, словно сидел не на камнях, а в кресле. — Сейчас еще светло, часок посидим…
Пустельга не ответил: слишком многое свалилось на него за эти полчаса. Итак, Агасфер решил отправить его в подвалы Большого Дома, чтобы строптивый «детектор» осознал свое место. Но Сергея встретили не конвойные волки, а старший лейтенант Прохор Карабаев вкупе с «земелей» по имени Евлампий. Что же выходит?
— Прохор! Вы понимаете, что вы сделали? — Пустельга всерьез испугался, и уже не за себя. — Я — враг народа! Вас же за такое отдадут под трибунал!
— Да ну? — Карабаев усмехнулся. — Удивили вы меня, товарищ майор. Я-то думал, орден дадут, как товарищу Ахилло.
— Вы не понимаете! — Пустельга вскочил. — Вас могут расстрелять!
— Да расстреливали меня, — спокойно ответил старший лейтенант, — этим-то уже не напугают…
— Как? — От неожиданности Пустельга отшатнулся. Что с Карабаевым? О чем это он?
— Просто расстреливали, — все тем же тоном продолжал сибиряк, — меня, батю и брата старшего.
Отвели за село, к лесу, поставили на опушке… Батю сразу убило, а братан еще стонал, его Прошка добил. Он и в меня стрелял, да промазал: пуля у виска в землю вошла. Пьяный был Прошка… Мне руку пробило, я, как стемнело, в лес уполз, отлежался, потом добрые люди выходили…
— Постойте… Ваш отец погиб на Гражданской… — Сергей вспомнил строчки из личного дела молодого парня. Карабаев пожал плечами.
— Не-а, это у Прошки батя партизанил. Мой у Семенова служил. Да чего там, служил — мобилизовали, не спросили. Вот Прошка и не мог простить, ждал, чтобы достать батю-то. Дождался…
— Прошка? — У того, кто сводил счеты с семьей старшего лейтенанта, почему-то оказалось знакомое имя.
— Ну, Прошка. Прохор Карабаев, братан двоюродный. Участковым у нас был. В тридцатом, как колхоз стали организовывать, он семью нашу в первую категорию записал…
Первая категория? Сергей вспомнил: раскулачиваемые делились на три разряда. Первый — особо опасные враги, их судили на месте.
— Он не только нас сгубил, Прошка-то, — продолжал старший лейтенант тем же спокойным, внешне равнодушным голосом, — восемь семей разорил: кого постреляли, кого отправили на кулички. Мамку и сестру сослали — так и не нашел… Лютовал, Прошка, выслуживался…
— Выходит, этот Прохор — ваш двоюродный брат? — Пустельга никак не мог поверить. Он догадывался, что в тридцатом бывало всякое, но эта простая история все же поразила.
— Ну я и говорю, — кивнул Карабаев, — его батя и мой — родные братья, только его — Иван, a мой Игнат.
Сергей наконец сообразил:
— Так вы… не Карабаев?!
— Карабаев я, — сибиряк усмехнулся, — только не Прохор — Марк Игнатович. Марк — это в честь евангелиста, я в его день родился. Батя хотел Иваном назвать, да поп уперся: раз в день Марка, значит так и крестить надо…
Теперь все наконец становилось понятным. Здорово же его водили за нос!
— Айзенберга — вы?
— Я, конечно, — кивнул Марк. — Он, гад, умнющий был, сразу учуял, что в группе чужой. Стал копать, да не успел. Пришлось рискнуть, только и знал, что он меня никогда вперед не поставит. Не верил…
Почему-то правда о смерти майора не поразили Ведь так и думали, что в группе есть чужак! Об этом говорил ему сам Карабаев — прямо в лицо!
— А как вы, Прохор, то есть, простите, Марк, и НКВД попали?
— Да просто. Полгода в тайге отсиживался, а по том Прошку в Омск вызвали — в спецшколу. Выслужился… Ну, я его и встретил дорогой. Даже фотографию менять не пришлось. Батяни наши близнецами были, так что и нас с Прошкой спутать можно.
Пустельга молча кивнул. Прекрасно продуманная и смело проведенная операция внедрения. Ну и нервы же у этого парня!
— Меня зачем выручили?
Сибиряк не ответил, и Сергей заторопился:
— Марк, я вам, конечно… То есть без всякого «конечно», я вам на всю жизнь благодарен, но я не враг Советской власти! Я не могу, не буду сотрудничать с «Вандеей»! Если вы действовали по приказу подполья, то лучше дайте револьвер: застрелюсь — и точка…
— Чего с оружием баловать? — вновь усмехнулся Марк. — Товарищ майор, ну вы, извините, как интеллигент какой-то… Враг — не враг… Да и нет никакой «Вандеи»! Мы же вам с товарищем Ахилло прямо говорили, а вы не верили…
Господи! А ведь действительно! Ну и слепым же он был!
— Операция прикрытия? Дезинформация? — Пустельга начал вспоминать толстую папку с «вандейскими» документами. — Это что, вы придумали?
— Ну, не только я… — Марк хмыкнул. — Вы бы, товарищ майор, и сами до правды дошли, да не успели. А Ежов не сообразит: дурной он, хотя и злобы неимоверной. Ну и пусть! Он как «Вандею» искал, половину Главного Управления на распыл пустил, да и областные поразгонял. Сами себя душить начали, сволочи! И Ежов, думаю, не усидит: схарчат. Ему, говорят, нового зама готовят — Берию с Кавказа. Он его и приголубит…
Да, Марк и его неизвестные друзья сработали неплохо. Очень хорошо сработали! Но ведь они враги! Пустельга даже удивился, он не ощущал ненависти ни к Марку, ни к тем, кто ему помогал. Напротив, чувствовал восхищение и профессиональную зависть.
— Прохор Иванович… Извините, Марк, поделитесь опытом! Я ведь когда-то тоже подобным занимался! Значит, ваши люди подбросили информацию агентуре НКВД в Париже и Харбине?
— Угу, — кивнул сибиряк, — сразу вцепились. Им только дай намек, а уж факты сами найдут! Чтоб
