рисунок, поворачивая его по влево, то вправо.
— Определенно, я это уже видел, — заметил он. — Михаил, вам это не напоминает какой-нибудь герб?
— Герб? — поднял брови барон. — Позвольте-ка… Нет, признаться, во всяком случае, в русском гербовнике такого зверя нет.
— Я его уже видел, — упрямо повторил Лунин. — Но если не в гербовнике…
— То в зоопарке, — шкодливо встрял Мик и сжался, ожидая нагоняя, но его не удостоили даже этого.
— Ладно, — Келюс отложил рисунок. — Пока оставим, авось само вспомнится… Итак, вернемся к нашим делам. На когда назначим экскурсию?
— Да на сейчас, елы! — воскликнул дхар. — Перекусим — и вперед! Чего тянуть?
Впрочем, это предположение не прошло. Лунина и всех остальных беспокоило самочувствие дхара, которому после случившегося нужна была хотя бы одна ночь спокойного сна. Барона, помимо всего прочего, смущала чисто тактическая сторона плана: слишком многое еще оставалось неясным.
— Так чего? — сник Фрол. — Еще целые сутки ждать? Да Волков же смоется! Я же ему сказал, что расскажу все Генералу! Он тут и дня не просидит!
— Думаю, просидит, — возразил Лунин. — Если бы он мог, то давно бы ушел, сразу, как украл скантр. Но что-то его держит.
— Алия, — предположил Фрол.
— Значок, — подала голос Кора.
— Или что-то третье, бином. Сначала он охотился за партийными секретами, затем искал мой значок… Кстати, значок для него — дороже золота, ведь у него уже есть скантр, а он рискует. Потом, наверное, ждал Алию. Тебя, Фрол, он хотел убрать из Столицы на месяц. Даже если с месяцем он специально загнул, то все равно — сегодня он еще не уйдет. Иначе ушел бы, особенно, бином, после концерта…
— Да-а, — протянул Фрол. — Сильный был концерт. Дома расскажу, елы, — не поверят.
— А кстати, что об этом пишут? Об Алие, бином? Я сегодня даже газеты не открывал…
— Да ничего не пишут, — охотно сообщил Мик. — Ну, про драку разве что.
Келюс сходил за газетами. О концерте писали не так уж и мало. Кто-то возмущался Алией, кто-то — патриотами, сообщалось, что убитых, по счастью, не оказалось, но многие травмированы, и в дальнейшем такие концерты допускать не следует. Об Алие писали разное. Одни — что певица получила тяжелую травму, другие, более информированные, — что она отделалась лишь легкими ушибами и даже отказалась ехать в больницу. Правда, вероятно под впечатлением случившегося, певица отменила все концерты и намеревалась в ближайшее время уехать на отдых.
— Во! — отреагировал Фрол. — Рвут когти, елы! Легкие ушибы… Поглядели бы на нее…
— Может, и глядели, — Келюс отложил газеты в сторону. — Только что бы они написали? Популярная певица, бином, вываливается из ящика с могильной землей?
— Господа, у меня предложение, — вмешался молчавший до этого времени Корф. — Если мы не атакуем этой ночью, то чего может ожидать Волков?
— Что мы атакуем следующей, — откликнулся Мик, — или вообще не будем атаковать.
— Именно. Поэтому предлагаю ударить не ночью, а днем. Точнее, ближе к вечеру, часов в шесть. Если он будет в костеле, то мы его там и накроем. Если нет — устроим засаду.
Предложение понравилось. Сошлись на том, что сначала необходимо обследовать спортивный зал, выставив караул у входа в подвал, затем, если Волкова в костеле не окажется, заняться подземельем. В связи с этим решено было захватить фонарики и, на всякий случай, пару свечей. Предложение Фрола о заостренных кольях после обсуждения было отвергнуто: пользоваться этим экзотичным оружием никто не умел.
Попутно барон упомянул о плане Волкова спрятать скантр и предъявить ультиматум Генералу. Келюс согласился, но вмешался Мик, совершенно не понимавший, зачем и куда следует переправлять его канадского кузена. Излишне любопытному юноше было обещано рассказать обо всем в должное время. Когда это самое время наступит, уточнять не стали. Плотников насупился, но в дальнейшие расспросы вступать не решился.
Перед завтрашней операцией было решено выспаться. Все уже укладывались, когда из комнаты, где расположились Фрол и Келюс, раздался торжествующий крик Лунина:
— Вспомнил! Вспомнил!
Все сбежались на шум. Келюс в одних плавках, босиком, с всклокоченными волосами, лихорадочно рылся в книжном шкафу.
— Ага! — изрек он, вытаскивая толстую книгу весьма почтенного возраста. — Вот, прошу! Это, кажется, здесь…
Николай быстро перелистывал страницы, нетерпеливо переступая босыми ногами по холодному паркету. Наконец он удивленно произнес: «Есть!» — и показал страницу всем собравшимся.
На небольшом рисунке в левом верхнем углу страницы красовался почти такой же зверь, как и на рисунке Фрола.
— Полоцк! — сообщил Келюс, торжествуя. — Герб Полоцка! Только не новый, а старый, до XIV века! Встречается на некоторых печатях, очень редкий, поэтому я сразу и не вспомнил…
— Тигр или пума? — поинтересовался дотошный Мик.
— Не тигр, не пума и не гепард. Это «зверь лютый» — геральдическая фигура. Породы, судя по всему, не имел. Такой же был на гербе Пскова, но стоящий на четырех лапах.
— Да… кивнул Корф, что-то напряженно вспоминая. — Но считалось, что на гербе Пскова изображена все-таки рысь… Кстати, «зверь лютый» — это как раз фигура не геральдическая. Геральдические — это крест, перевязь…
— Сдаюсь, — Лунин поднял руки вверх. — В геральдике почти профан. Но все-таки это Полоцк.
— Ну и что? — осведомился скептик-Фрол, пока Келюс лихорадочно надевал джинсы и накидывал на плечи рубашку. — Ну, Полоцк, елы…
— Съездим? — предложил Плотников и осекся: время для экскурсии было не очень подходящим.
— Постойте… постойте… — бормотал Лунин, теребя ворот рубашки, — Всеслав Волков… Всеслав Волков из Полоцка, который был славным витязем, ратоборствовал, вдобавок занимался чернокнижием… И все это было очень давно…
— Чернокнижник… — задумчиво проговорил барон. — Волхв…
— Волхв… — тихо повторил Келюс. — Всеслав Волков… Всеслав Волхв, князь Полоцкий…
— А кто это? — удивился Мик, явно не перегруженный познаниями в отечественной истории.
Вместо ответа Келюс снял с полки какую-то книгу, нашел нужную страницу и прочитал:
Год 1044: «В тот же год умер Брячислав, сын Изяслава, внук Владимира, отец Всеслава, и Всеслав сел на столе его. Мать же родила его от волхвования. Когда мать родила его, на голове его оказалась сорочка, и сказали волхвы матери его: „Эту сорочку навяжи на него, пусть носит ее до смерти. И носит ее Всеслав и до сего дня; оттого и не милостив на кровопролитие“… Это Лаврентьевская летопись, перевод Лихачева.
— Это о нем в «Слове о полку Игореве»? — вспомнил барон. — Там этот Всеслав вроде оборотня… волколака…
— Точно, — кивнул Келюс. — Выходит, этому мерзавцу без малого тысяча лет… Ого…
— Ну, допустим, это он, — с сомнением в голосе заговорил дхар. — Хотя, елы… Мало ли волхвов этих было? Но даже если так, нам нужно его настоящее имя, которое при крещении дали.
— Сейчас, сейчас… — Лунин рылся в примечаниях. — Здесь должно обязательно быть… Ах, черт! Нет! Просто Всеслав Брячиславич… Где бы еще поискать?
— Не надо, — внезапно произнес барон. Келюс, отложив книгу, удивленно взглянул на него.
— Можете не искать, Николай. Я был в Полоцке… Года два назад, то есть, конечно, не два, но вы понимаете… Там служили полковую обедню в храме святого Дмитрия. Этот храм основал Всеслав Брячиславич, нам священник рассказывал. Он еще «Слово» цитировал, вот я и запомнил. Всеслава звали
