Я обреченно вздохнул. Сговорились! Конопатый призрак Айгиалы соткался из горячего воздуха, взмахнул костлявыми руками, захохотал, скорчил рожу.
– Ну, ты понимаешь, Тидид? Понимаешь? - В голосе Сфенела звучало отчаяние (даже басить перестал!). Бедняга! Он-то знал, на своей шкуре прочувствовал, Анакса-горид, что такое женитьба богоравного!
Я был глух. Я был слеп. Я сел на трон, сжал в руке тяжелый скипетр…
Сейчас будут уговаривать, упрашивать, убеждать. Долго, по очереди, потом - все вместе. Они еще не понимают, что и это не поможет, даже если меня отдадут на съедение перезрелой, засидевшейся в девках дуре, даже если она станет меня насиловать пять раз за ночь и трижды - задень…
Женитьба ничего не изменит. Атрей и Фиест были родными братьями. И мы все здесь - братья! И все-таки один из нас - враг…
– В общем, мы решили, что ты… - это снова дядя Эвмел. - Понимаешь?
Не понимаю! Не хочу! Взялись уговаривать - уговаривайте, мучайтесь. А я послушаю!
Нахмурился, перехватил поудобнее скипетр, откинул-, ся на спинку трона…
Править надо, сидя лицом к югу!
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ ПОЛЕМОПИИЕЯ
Наверное, здесь решили, что началась война. В смысле, началась - и уже кончилась. Богоравный Диомед, ванакт Аргоса и всей Ахайи, в милости своей соизволил захватить город Филаку. Ну еще бы! Колесница, дюжина всадников! Как тут не убежать, как не нырнуть с головой в винный пифос или рыбозасолочный чан? Спасайся, кто может! Диомед идет! Спаслись все - вымерла вымытая весенним дождем Филака. Все, кроме одного. Именно того, кто был мне нужен.
Протесилай, сын Ификла, ждал меня возле дубовой, в бронзовых бляхах, калитки, врезанной в глухую стену неказистого дома. В таких у нас в Аргосе торговцы средней руки живут, но для Филаки это не дом - настоящий дворец. Как раз для басилеева родича.
– Радуйся!
Я соскочил с колесницы, делая знак гетайрам, чтобы спешились и на месте оставались (дабы не напугать здешний народ всеконечно).
Он ответил не сразу. Не улыбнулся. Странный, чужой взгляд был недвижен, холоден…
– Не ходи! Не ходи к Чужедушцу! - кричала пифия. - Не смей! Не смей! Чужедушец! Чужедушец!
– Радуйся, Диомед! - шевельнулись губы. - Ты долго не ехал.
– Всего два года! - усмехнулся я. - Даже чуток меньше…
Полсмодицея - оправдание войны.
За эти годы он не изменился, разве что седина на вис-(чуть заметнее стала. А глаза все те же - страшноватые. Чужие.
– Чужедушец! Чужедушец! Не ходи к нему! Не ходи!
В Дельфы я случайно завернул - из Фив, от братца ерсандра возвращался. И дернул меня Дий Подземный пифии спросить: ехать ли мне к Протесилаю из Филаки?
Жрицы дельфийские с открытыми ртами стояли. Редко такое от провидицы услышишь! Ведь не она это кричит - сам Аполлон Тюрайос!
Чужедушец!
И вправду, словно кто-то другой смотрел на меня его глазами. Старыми глазами на молодом (нет, не молодом - без всякого возраста!) лице.
– Хорошо, - кивнул он. - Заходи, Диомед!
Теперь уже не спешил я. Налить чашу, плеснуть Отцу Богов, Бромию плеснуть… всем остальным.
– И зачем тебе понадобился Протесилай Филакский, великий ванакт?
Он улыбался, но взгляд оставался прежним. Меня изучали - спокойно, неторопливо.
– Мне не нужен Протесилай, родич филакского баси-лея, - осторожно начал я. - Мне нужен тот, кого когда-то звали не Протесилаем, не Иолаем-Первым, а просто Иолаем. Иолаем, сыном Ификла, племянником великого Алкида Геракла.
– Вот как?
Когда мне рассказали, кто таков на самом деле Протесилай Филакский, я вначале не поверил. Иолай! Иолай Копейщик! Тот самый!
Оказалось - тот самый. Живет себе тихо, торгует помаленьку, о себе песни слушает. Молчит…
– Я приехал за помощью, Иолай!
Он кивнул, еле заметно дрогнул лицом.
– А почему ты думаешь, что я могу тебе помочь? Меня испытывали. Впрочем, этот вопрос не был труден.
– Меня послал к тебе богоравный Эвмел Адрастид, мой дядя. Мы все втроем живем под меднокованым небом… Снова кивнул. Помолчал. Отхлебнул из чаши.
– А почему ты думаешь, Диомед, что я захочу помочь тебе? Разве ты не мог найти кого-нибудь другого в нашем Номосе? Или в нашем Космосе?
Все верно! Сияющий Второго Шага! Как и я, как и дядя Эвмел.
Сияние - древнее знание, еще от первых людей - от тельхинов, гелиадов и тех, от кого даже имен не осталось.
Знание о Едином.
Три состояния имеет мир, наша Ойкумена. Два из них:
Космос, земные Номосы и Эфир, Номос богов. Третье же состояние - Единый, сотворивший мир из Себя. И те, кого мы зовем богами, - только его Вестники.
Второй Шаг… Страшно подумать, что знают сделавшие Третий? Те, что отвечают тремя словами: Номос, Космос, Вестник…
– Захочешь или нет, решать тебе, Иолай Копейщик. Может, и захочешь, когда узнаешь, что говорят оракулы о войне и мире.
Наконец-то он удивился!
Удобная вещь - папирус! Вместо двух дюжин табличек, которых только в сундуке таскать - один- единственный свиток. Сунул под плащ - и все. Недавно из Кеми целый корабль с папирусом этим пригнали. Дорогой, однако!
– Это за последние два года, - я развернул желтоватый хрустящий свиток, пододвинул ближе. - Дельфы, До-дона, Элевсин, Истм, а также все известные прорицатели. Их часто спрашивают, воевать или нет. Мы же всегда воюем, Иолай! И вот… Все прорицания - за мир! Только за мир! Аполлон, Деметра, Поседайон, сам Кронион. Мир!
Понимаешь?
– Пока еще нет, Тидид.
Он осторожно взял в руки папирус, скользнул по строчкам цепким острым взглядом…
– Пока еще нет. Но, кажется, ты приехал не зря!
Впрочем, прорицания - это только начало. Мелочь, в общем. Мало ли, что велят боги? Но за эти два неполных года, с тех пор как Агамемнон воцарился в Микенах, а фиест-братоубийца навсегда сгинул где-то в аркадских лесах, в Ахайе не случилось ни одной войны. Ни единой! Да что там в Ахайе! Во всей Элладе! На островах, в Эпире, в Милаванде Заморской. Даже дорийцы - и те притихли. Гилл Гераклид совсем уже собрался за Эврисфеевым наследством в поход идти, железные мечи наточил. И что же? Остановили! Велел
