Кивнув, девчонка спрыгнула с крыльца и припустила в противоположную сторону той, куда ушли дозорные. Мэделена открыла дверь и скрылась в доме.
—Проходите,— донесся до нас недовольный голос— Живее, тепло выходит.
Я схватила вялую подругу за руку и потащила скорее внутрь. Сначала согреемся, а там разберемся.
Дом оказался неожиданно большим, вытянутым в длину, но теплым. В нем не было отдельных комнат, помещение разделялось на секции раскладными ширмами. Правда, домашним уютом здесь и не пахло: спартанская обстановка перевалочного пункта, суровое «очарование» казармы. Стекла в окнах были идеально чистыми, а стоящие рядочком кровати — образцово заправленными. Картину портили только натянутые по диагонали веревки с сохнувшим бельем.
—Я просто посижу, ладно? — пробормотала Эона.
Не дожидаясь одобрения, она сползла на пол и привалилась к стене. Та коварно оказалась матерчатой ширмой на деревянном каркасе и с грохотом упала. Эона конфузливо подскочила. Зашедшие за нами в дом неранки бросили вещи у порога и там же разулись. Молча переглянувшись, они поставили ширму на место.
—Разувайтесь — вы же не на улице! — Мэделена проследила, чтобы мы избавились от грязных сапог. Правда, наши портянки были не чище.— Одежду тоже снимайте.
Младшая сестра бросила нам стянутые с бельевой веревки полотнища и махнула рукой на выпирающий из-за ширмы бок пузатой бочки:
—Умыться можно из той кадки. Вода остыла, но другой, увы, нет. Я скоро.
И, надев тапочки взамен скинутых сапог, вернулась на улицу — наверное, чтобы закончить моральную порку нашей провожатой. Или, скорее всего, в подробностях расспросить о вынесенных на неранский берег чейни.
Холодная влажная одежда точно вросла в тело и сдиралась еле-еле, по ощущениям, вместе с кожей. За ширмой оказалось некое подобие душевой комнаты. В полу были проделаны отверстия для слива воды. Правда, оттуда поддувало нещадно.
Эона наскоро ополоснулась, дважды зачерпнув ковшом воду, притом даже не расплетя косу. После поспешного омовения она завернулась в простыню и тряслась, сидя на кровати. Хотя при умывании меня знобило, я продолжала упрямо вымывать соль из волос, не забывая время от времени подглядывать за происходящим через щель в ширме.
Так откуда вы? — Блондинка протянула Эоне меховую накидку.
Я из Тении. Меня там Кирина нашла.— Подруга измученно улыбнулась, кутаясь в меха.
Кирина — имя чейни.— Северянка задумалась.— В Поиске сейчас только Мэйда, Манира, Миримма и Миафа. Кто из них была твоей утаной? Миримма?
Манира.— Эона закашлялась. Ее лихорадило все сильнее.— Она погибла... в Вампирьих топях...
Все помолчали.
Ясно. А подруга откуда?
Рель из... из...
Эльма,— из-за ширмы подсказала я, выливая на себя последний ковш воды.— Ну почти.
—Что значит «почти»? — спросила молчавшая до сих пор вторая неранка.
Я отжала волосы, закуталась в полотнище и отодвинула ширму.
—Что это значит, я расскажу только Мудрейшей.
Мы все обернулись на звук хлопнувшей двери. Опершись о косяк, Мэделина скрестила руки на груди.
—До встречи с Мудрейшей дожить еще надо.
Женщина кивнула на что-то позади меня.
Я крутанулась и застыла — потерявшая сознание подруга лежала поперек кровати.
Так и не приходя больше в сознание, утром третьего дня Эона умерла, несмотря на усилия местной целительницы. Я очнулась позже, как раз когда уже выносили тело. Поползла следом, скуля и цепляясь за одежду тащивших подругу неранок. Младшая сестра собиралась провести обряд, как если бы Эона была полноправной дочерью Острова,— уложить тело в легкую лодочку из кожи тэнги и отправить по волнам в последний путь, к Богине. Да вот не вышло: сумасшедшая чейни то требовала, то молила зарыть умершую в землю. Подумать только, как какого-то мужчину!
Я не сдавалась. Эона так хотела стать частью Нерана. И она ею станет.
Всю ночь я просидела рядом с подругой, сжимая ее руку и пялясь в темноту. Глупо надеялась, что сейчас раздастся: «Рель, ты чего тут сидишь, а?» Наутро целительница раздвинула скрывающие нас с Эоной ширмы и погнала меня переодеваться к церемонии погребения.
Это были вторые похороны близкого человека в моей жизни, не считая быстрого прощания с Кириной. Место для могилы выбрали на обрыве, нависающем над широким галечным пляжем, неподалеку от дозорного сруба. Отсюда, если всмотреться, можно было увидеть на кромке горизонта тиланский берег.
Ясное морозное утро плохо подходило для скорби. Не по-осеннему ярко светило солнце. Принарядившийся в охру, багрянец и золото лес дорогой кокетничал с нами и щебетал, словно не ко времени вспомнившая молодость матрона. Море притихло и ластилось к Острову. Лучшая погода для долгих пеших прогулок и мечтательности, а не для погребальной процессии. Поэтому до боли хотелось тяжелых свинцовых туч, злого беспощадного ветра и нудного дождя, стекающего по лицу и заменившего бы мне невыплаканные слезы.
Все прошло тихо и скромно. Правда, девушки-дозорные держались поближе ко мне, будто боясь, что я сигану с ближайшего обрыва.
Одетую во все лучшее подругу опустили в выстланный тюленьей шкурой «новый дом». На грудь положили меч и нечто вроде небольшой свирели. Сестра Мэделина произнесла краткую, но проникновенную речь: о разделении души меж сестрами, о том, что утанам не жить друг без друга, о жизни после смерти в полном воссоединении.
— Богиня любит нас,— напоследок сказала она.
«За что меня любить? Меня, убийцу»,— хотела крикнуть я, но промолчала, боясь устроить истерику.
Это ведь я их убила. Не напорись девушки в том лесу, около Ольнома, на беглую Императрицу, ничего бы не произошло: добирались бы на Остров Неран не спеша и без особых приключений.
Джерийка похлопала меня по плечу. Я зачерпнула пятерней земли. Первая горсть мерзлого грунта упала Эоне на грудь и с сухим шорохом осыпалась с куртки. Девушка была такая красивая и умиротворенная. И очень повзрослевшая с нашей первой встречи.
Наша первая встреча... Воспоминания хлынули потоком.
Эона фанатично призывает меня последовать за своей судьбой на Неран... Эона дразнит мою лошадку клоком выдранного осота... Эона радостно виснет у меня на шее... Эона хохочет, слушая наши с Кириной препирательства... Эона с надеждой смотрит на меня, ломающую комедию перед всем городом... Эона краснеет от Верьяновых шуточек... Эона со слезами на глазах требует помочь горгону... Эона кричит, что хочет умереть... Эона счастливо улыбается, говоря: «Рель, мы на Неране!»
Эона, Эона, Эона... Прощай, подруга!
«Вот и дождь»,— захлебываясь рыданиями, подумала я, падая на колени возле засыпанной могилы.
...Неран. Я столько слышала про этот оплот феминизма, что его внешний вид меня прямо-таки разочаровал. Поселение, находящееся в долине, которую некогда образовал в верховьях островной сопки теперь уже пересохший ручей, не было ни крупным, ни богатым. Каменные домишки крепко вросли в не слишком гостеприимную землю. По сравнению с ними большое деревянное здание, находящееся в центре застройки, рядом с небольшим озерцом под белесой дымкой, выглядело почти дворцом.
— Налюбовалась? — недовольно поинтересовалась Мэделина и, получив от меня кивок, скомандовала: — Тогда пошли уже!
Со смерти Эоны минуло больше недели. После похорон я опять слегла.
Ох и намучилась целительница Мирелла, пытаясь выходить свалившуюся ей на голову чейни! Никаких слов не хватит описать как. Приличных, само собой. Ухаживая за мной, женщина солидно пополнила мой запас местных ругательств.
Но, пожалуй, это были самые спокойные и безмятежные дни за последнее время. Даже несмотря на болезнь, а может, только по ее милости. Меня даже не изводили вопросами, памятуя об устроенной на похоронах истерике. Я потихоньку приходила в себя, как никогда уверенная в своем желании вернуться домой...
— Ты, Рель, девка крепкая,— качала седой головой Мирелла, замешивая для меня очередную микстуру.— Хоть с виду и кажется, что тебе к Богине на днях собираться. Оклемаешься.
В отличие от пасмурного настроения самочувствие у меня было прекрасным, под стать погоде этим ранним утром — солнечной и ясной. В долину не пробирались промозглые морские ветра, поэтому морозный воздух всего лишь бодрил, а не раздражал. Тем более на мне был костюм дозорной — теплый и очень удобный, а за плечами надежно привязаны ножны с Неотразимой.
Мы спустились к поселению по узкой тропке. Впереди Мэделена, затем я, а в конце — Майла, темнокожая девушка-джерийка. Где-то, далеко позади нас, по кустам хоронились еще пара неранок, но я благородно делала вид, что не знаю об их существовании.
Меня повели не к центральному зданию, а окружными путями куда-то на задворки. Мэделена старалась не привлекать к нам излишнего внимания. Я же смотрела во все глаза, вертя головой, как флюгер при штормовом ветре. Кое-где по дворам работали мужчины: кто чинил забор, кто крышу латал, а кто и козу доил. Женщин попадалось меньше, и, вопреки моим ожиданиям, многие из них были в платьях, а не в мужской одежде.
Дом, к которому меня привели, оказался совсем немаленьким и даже двухэтажным. Перед ним был разбит опрятный симпатичный садик, прочерченный ровными дорожками из мелкой гальки. Выложенный за садом мраморными плитами дворик был безлюдным, но стоило нам подойти к крыльцу, как тут же нарисовалась рослая девица. Черноволосая, румяная, со здоровым любопытством во взгляде.
—Приветствую дочерей Богини в доме Старшей сестры.
Мэделена коротко поклонилась:
—Младшая уповает на старшую мудрость. Будет ли дозволено нам войти?
Прежде чем девица успела открыть рот, в дверях появилась молодая женщина. Шелковый халат был наброшен прямо на голое тело и подпоясан широким поясом, а русые волосы длиной до плеч растрепаны, как если бы она только что проснулась. Тонкая серебристо-серая ткань нежно обтекала ее безупречное тело. Женщина раздраженно постукивала ножкой, обутой в сабо.
