— Не знаю. Может, удастся пристроить в какой-нибудь календарь.
— Мне очень нравится. Это отражение залитого солнцем моря в голубых глазах девушки… И весь ее облик, проникнутый надеждой.
— Вы действительно это почувствовали? Я утвердительно кивнул.
— Я так рада! Именно этого мне и хотелось. Знаете, какое счастье, когда зритель видит именно то, что стремился выразить художник. Это так редко встречается.
— У вас есть другие картины?
— Боюсь, они вам не понравятся. Эта лучшая. Некоторые мне просто не удались, некоторые чуть выигрышнее…
— Может быть, все-таки покажете?
— Право, не знаю… Мне как художнику интересно ваше мнение. Видите ли, для меня главное — передать дыхание жизни. Вот, например, эта девушка у трапа. По-моему, все любят путешествовать. Это способ выйти за пределы обыденности, познать себя. Во время путешествия не только смотришь на мелькающие за окном пейзажи. Хочется вырваться куда-то из этого мира. Вот и эта девушка! Она смотрит вдаль, за горизонт…
— Именно об этом я и подумал, глядя на картину. Скажите, а сами вы много путешествуете?
— Да что вы! На какие деньги? Честно говоря, мне хочется все время рисовать. А если уж совсем есть нечего, тогда ищу возможность заработать.
— Заработать? Каким же образом?
— Да так, какой заработок подвернется. Лишь бы не идти на сделки с совестью. Мне ведь много не надо.
Экономлю, ничего, когда-нибудь добьюсь успеха, вот тогда и буду рисовать сколько душе угодно.
— Вы занимаетесь любимым делом — рисуете, и вдруг наступает момент, когда необходимо прерваться, чтобы заработать на жизнь. Наверное, это очень горько.
— Наверное. Но я стараюсь не думать об этом. Ничего не поделаешь — такова жизнь.
— Но вы могли бы зарабатывать живописью…
— Смогу, вероятно, когда-нибудь. А пока приходится все время на что-нибудь переключаться. Художнику, у которого нет имени, трудно продать свои картины. Да и платят ему гроши. Другое дело — знаменитость: любую мазню купят за большие деньги.
— Вас, наверное, угнетает такая несправедливость?
— Сама не знаю. У жизни свои законы, и с ними надо мириться.
— Вы мне покажете другие рисунки?
— Ах, простите, я заболталась. Вам наверное, страшно надоело меня слушать.
— Нет, что вы! Мне очень интересно. И, пожалуй, я смогу подыскать заработок для вас. Вы знаете испанский?
— Да. Мое детство прошло в Колумбии. И моя мать прекрасно говорит по-испански.
— Вы обратили внимание на снимок изумрудной подвески в газетах?
— Да. Я прочла все, что писали о смерти мистера Кеймерона. Как вы думаете, он стрелял в убийцу?
— Трудно сказать. Вы видели раньше эту подвеску?
— Нет.
— Мистер Кеймерон приобрел ее несколько месяцев назад. Он мог купить ее в подарок?
— Может быть. Не знаю.
— Он интересовался ювелирными изделиями?
— Не замечала. Он вообще был немного странный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кем общался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.
— А что вы можете сказать о Шарплзе?
— Ничего особенного. Я с ним мало знакома. Вот мама знает его гораздо лучше.
— Он вам не нравится?
— Я этого не говорила.
— А все-таки?
— Вам это обязательно нужно знать?
— Мне любопытно.
— Скользкий тип. Мне кажется, что в отличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важны только деловые отношения.
— Похож на кобеля?
— При чем тут это? — Дона рассмеялась. — А разве не все мужчины похожи на кобелей?
— По-моему, нет.
— А по-моему, да.
— И Кеймерон?
— Что вы! Конечно, нет.
— Выходит, вы ошибаетесь: не все мужчины похожи на кобелей.
— Мистер Кеймерон был совсем другой — такой вежливый, деликатный. Никогда не давал рукам воли. Иногда похлопает по плечу, но дружески, а не как мужчина.
— Мистер Кеймерон не испытывал к Ширли Брюс такие же чувства, как Шарплз?
— Не знаю.
— А как вам кажется?
— Я почти ничего не знаю о Ширли.
— А о Шарплзе?
Тоже. Я никогда не говорила с ним о Ширли. Шарплз — ее опекун, наверное, поэтому он к ней так внимателен. Послушайте, не слишком ли далеко мы зашли? Вы мастер вытягивать из людей информацию, а я совсем не умею держать язык за зубами. Вернемся лучше к моим картинам и к вороне. Кстати, не хотите конфет? Я вообще не люблю сладкого, но кто-то прислал мне коробку леденцов…
Неожиданно заскрипела дверь и в комнату без стука вошла женщина средних лет, худощавая и смуглая. Маленький вздернутый нос придавал ее лицу несколько смешное выражение, резко контрастирующее с надменной манерой держаться.
— Привет, мама! — воскликнула Дона. Женщина посмотрела на меня.
— Познакомься, мама, это мистер Лэм.
Я произнес дежурную фразу, что, мол, рад ее видеть. Она слегка наклонила голову и сдержанно проговорила:
— Здравствуйте, мистер Лэм.
Было заметно, что мысли ее чем-то заняты. Увидев папку с рисунками, она недовольно спросила:
— По-прежнему занимаешься этими глупостями? Дона рассмеялась:
— Да так, малюю понемножку.
— Надо зарабатывать на жизнь, а не тратить время попусту. Долго это будет продолжаться? — сквозь зубы процедила миссис Грэфтон.
По лицу Доны я понял, что мать постоянно твердит ей одно и то же.
— Успокойся, мама. Вот увидишь, когда-нибудь у меня все будет хорошо. Сядь, пожалуйста.
Миссис Грэфтон села на стул и с недоверием покосилась на меня. В ее глазах появилось что-то хищное. По-видимому, она была очень наблюдательной.
— Откуда эти конфеты?
— По почте прислали. Я еще не пробовала.
— Тебе надо думать о замужестве, — назидательно заметила миссис Грэфтон, открывая коробку и придвигая ее ко мне.
Теперь ее глаза выражали, скорее, интерес, чем враждебность. Она спросила вкрадчиво:
— Не хотите ли конфет, мистер Лэм?
— Спасибо, я не ем сладкого по утрам.
