Ширли вытащила из карманчика блузки листок бумаги и протянула мне. Это был банковский чек на две тысячи долларов, выписанный неделю назад на имя Роберта Хокли. На чеке стоял штамп «Оплачено».
Ширли взяла у меня чек и сунула обратно в карманчик.
— Дональд, почему вы молчите?
— А что я должен сказать?
— Вас не интересует, почему я дала Роберту деньги?
— Разве это имеет значение?
— Знаете, мне стало жаль его. Сначала он просил, чтобы я уговорила опекунов увеличить причитающуюся мне ежемесячно сумму на тысячу долларов — тогда и он автоматически получал бы столько же.
— Вы отказались?
— Да. Мне не хотелось огорчать дядю Гарри. Но потом мне стало жаль Роберта и я выписала ему этот чек.
— Вы дали деньги взаймы?
— Подарила.
Хуанита Грэфтон крикнула из кухни:
— Где коробочка с китайским чаем?
— Понятия не имею, — с раздражением ответила Ширли. — Оставь меня в покое! Не найдешь — завари чай другого сорта. — Она снова повернулась ко мне и продолжала разговор тем же вкрадчивым тоном: — Давайте ближе к делу. Хуанита страшно любопытна. Дональд, мне нужна ваша помощь.
— Чем же я могу вам помочь?
— Я очень люблю дядю Гарри. И я боюсь за него.
— Почему?
— Сама не знаю. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность.
— Что же я смогу для вас сделать?
— Надо, чтобы вы все время были рядом с ним. Вы ведь можете его защитить?
— Вообще-то я этим не занимаюсь.
— Не скромничайте. Вы такой умный. Вы сразу поймете, где таится угроза. В людях вы разбираетесь прекрасно.
— Да, но при чем здесь это?
— Вы знаете, почему дядя Гарри в опасности?
— Нет. Так почему же?
— Могу я быть с вами откровенна?
— Конечно.
— Понимаете, вся эта опека… Короче, кое-кому было бы выгодно убрать дядю Гарри.
— Вы хотите сказать, что Кеймерона убили потому…
— Я не это хочу сказать.
— А что?
— Понимаете, Кеймерон мертв…
— Да, это так.
— Представьте себе, вдруг с дядей Гарри что-нибудь случится…
— И тогда вам на голову свалится куча денег?
— Мне? — Она расхохоталась.
— А разве нет?
Ширли пристально посмотрела на меня.
— Да, вы совершенно правы. Можно я продолжу?
— Вы хотите сказать о Роберте Хокли?
— Я хочу сказать только одно: я боюсь за дядю Гарри и прошу, чтобы вы взялись его охранять.
— Это не моя работа.
— Я хорошо заплачу. Деньги у меня есть. — А ему я что скажу? Что вы платите мне…
— Говорить ничего не потребуется. Вы будете все время рядом с ним, и он сам станет платить. Потом я тоже заплачу вам. Дядя Гарри считает вас мастером своего дела. Он очень хочет, чтобы вы все время были с ним — и днем и ночью.
— В таком случае я рискую вызвать его недовольство — ведь я могу ненароком узнать о нем то, что он хотел бы держать в тайне.
Ширли рассмеялась.
— Дональд, вы же не обязаны трубить повсюду о том, чему станете свидетелем.
— Но если я случайно узнаю что-либо, то буду неловко себя чувствовать.
Ширли снова погладила мою руку. Тут в дверях появилась Хуанита Грэфтон. Она толкала сервировочный столик, накрытый к чаю.
Казалось, Хуанита совсем забыла о своем недомогании: она гостеприимно разливала чай, изо всех сил старалась быть любезной. Ширли придвинулась ко мне еще ближе. Время от времени она поднимала на меня свои прекрасные глаза и очаровательно улыбалась. Как она была хороша! И было заметно, что секс — неотъемлемая часть ее жизни. Платоническая любовь к таким девушкам столь же абсурдна, как езда на гоночной машине со скоростью тридцать пять миль в час. Ширли была просто создана для секса.
Хуанита Грэфтон, выждав удобный момент, спросила:
— Вы, наверное, считаете, что я плохая мать?
— Почему вы так думаете?
— Обвинила дочь в покушении на мою жизнь.
— Меня это не касается, — отрезал я.
— Да нет, — возразила Хуанита. — Вы так говорите потому, что хорошо воспитаны. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь войти в мое положение.
— Хватит об этом, — перебила ее Ширли. — Дональда совершенно не интересуют ваши семейные отношения.
— Но я при нем набросилась на Дону, кричала, что это она подсунула мне яд. Как глупо! Я была не в себе. Я пришла к Доне, чтобы поговорить с ней по душам, надеялась, что мы, наконец, найдем общий язык. А тут случилось это… Понимаете, мы, южане, такие вспыльчивые, экзальтированные.
Я кивнул.
— Довольно, Хуанита. Все это никому не интересно, — раздраженно повторила Ширли.
Но Хуаните нужно было выговориться.
— Понимаете, для нас, южноамериканцев, самое главное — семья. Северяне больше думают о деньгах, о бизнесе. А для нас на первом месте дом, дружеский круг. Я подолгу жила в Штатах и могу сравнить.
— Я был у вашей дочери впервые. Пришел по делу.
— А я-то думала, что вы друзья.
— Повторяю: я видел ее впервые.
— И она вам ничего обо мне не рассказывала?
— Ничего.
— Знаете, я не могу понять ее. Между нами целая пропасть. В отличие от меня она, скорее, северянка: очень честолюбива. Как вам кажется, сеньор Лэм, что важнее: талант или любовь? Она хочет рисовать, а семья, друзья для нее ничего не значат. У нас в Колумбии говорят: главное богатство — друзья. Если у тебя много песо и нет друзей, ты — нищий. Вы понимаете меня?
— Я ни разу не был в Колумбии, хотя слышал с ней.
— Так у нас говорят. Это для колумбийцев закон. И вот Дона, моя дочь, отвернулась от меня. Она мне не доверяет. Подумать только — мне, родной матери! Она доверяет своим картинкам. Посмотрите на эти картинки! И какая гордыня! Дона рвется к успеху, а что такое успех? Мыльный пузырь. Он не заменит ни дружбу, ни любовь.
— Разве у нее нет друзей?
