хвост и побреете шерсть? Чтобы я стала такой же голой и уязвимой, как вы?
Люди призадумались.
— Да нет, има, в человека вас никто превращать не будет, — успокоил принцессу Химель. — Гуманизм — это просто доброе отношение к представителям... ну, всего разумного.
— Зачем нужно относиться ко всему разумному по-доброму? — не унималась има Галут. — Выходит, вы и к ретлианцам относитесь по-доброму? Они ведь разумны, хотя в запале их можно обозвать насекомыми... А по мне, так ретлианцев надо убивать.
— Но ведь это негуманно, — ответил Химель.
— Так и я не человек! — воскликнула принцесса. — И не хочу им быть! Раз ваша человечность включает в себя хорошее отношение к врагам.
— Вы и не будете человеком, — успокоила принцессу Инна. — Полагаю, вас доставят к вашим сородичам. И выкупа с вас не потребуют. Добрососедские отношения между цивилизациями — превыше всего!
Принцесса задумалась о чем-то, покосилась на Кияшова и поинтересовалась:
— А он не прикажет вашим солдатам схватить меня и доставить на вашу планету? Дружба дружбой, но я не хочу, чтобы меня похитили, как какую-нибудь блюмбалку в гарем цироуза.
Кияшов вспыхнул:
— Имочка! Да как ты могла такое обо мне подумать? Я ведь люблю тебя... И решительно отвергаю скотскую похоть! Я же даже не дотрагиваюсь до тебя...
— Может, и напрасно, — тихо ответила растроганная принцесса.
Кияшов расцвел:
— Да я сам здесь останусь! Если разрешите! Я заменю Хагната. И буду всегда тебя охранять!
Все замолчали, пораженные порывом старпома. Только Яловега, как всегда, не уловил тонкость момента и заржал:
— И этот человек обвинял меня в предательстве! Ничего, Евграф Кондратьевич, не журись! Уж хвост они тебе отрастят — с их-то технологиями!
Кияшов ничего не ответил, глядя на аурелианскую принцессу выжидающе. Какое решение она примет? Позволит ли заменить погибшего Хагната?
— Вернемся во внутренние помещения базы, — деловито предложила има Галут. — Наверху нам делать нечего. Попытаемся захватить хотя бы одну батарею. Этим мы можем облегчить задачу наших спасителей.
Коля Сумароков заметался между колышущимися на палубе ретлианцами и черным провалом лестницы, откуда они выбрались на палубу.
— И здесь невесело, и там страшно, — резюмировал он. — Что вы скажете, Евграф Кондратьевич?
— А что говорить? Нечего нам обратно в трюм лезть! — заявил Яловега, хоть спрашивали вовсе не его. — Потопят наши сейчас эту консервную банку — и всё. Они ведь видели нас наверху, понимают, что мы в воду спрыгнем, если что.
— Нет, отсюда нам в воду не спрыгнуть, — возразил Делакорнов. — Мы же на самой середине. А база, если начнет тонуть, много чего с поверхности за собой утащит. Не будут наши базу топить. Надо и правда внутрь спускаться.
В это время ярко вспыхнули прожектора на палубе, загорелись лампы вдоль прохода, по которому люди поднялись на палубу. Ретлианцы в едином порыве мигнули шишками. Освещение на базе восстановилось.
— И д-думать н-нечего! В-в-вниз! — заикаясь от волнения, предложил Химель. — Кажется, нас сейчас попытаются схватить!
Вдохновленные появлением освещения ретлианцы зашевелились активнее.
Коля Сумароков взвизгнул от страха и первым нырнул в люк. За ним направилась има Галут, Кияшов и остальные. Яловега, чертыхаясь, шел позади.
— Вас вообще-то никто не заставляет ходить с нами, — заявил Антон, оглядываясь на Кирилла Янушевича. — Могли бы и на палубе остаться.
— Ага, остаться! — огрызнулся механик. — Часы-то у этого сморчка. Наши будут часы искать. А меня как найдут, если я окажусь далеко от сигнала? Нет уж, буду вас держаться...
— Удивительно, почему ретлианцы не обнаружили и не заглушили сигнал маячка, — пробормотал Химель. — Неужели они до сих пор не поняли, как нас обнаружили?
— Выходит, не поняли, — заметил Кияшов. — Да, приятно сознавать, что твои сородичи тоже чего- то стоят... А то развели здесь темпоральные поля, понимаешь, установки телепатические... Вот мы до установок не додумались.
— Додумались, — возразил Химель. — Просто телепатические установки запрещены Конвенцией от семнадцатого марта две тысячи сто четвертого года. Я хорошо помню, ведь вопрос об этой конвенции попался мне на госэкзамене, когда я заканчивал медицинскую академию.
— Тогда ясно! — Сумароков шмыгнул носом. — Мы, земляне, — лучшие! Кто бы там ни поднимал хвосты и шишками ни мигал...
Принцесса с неудовольствием покосилась на пилота.
— Тоже нашелся видист-гуманист! — фыркнула Инна.
Видист означало почти то же, что и расист. Видист-гуманист — так уничижительно называли узколобого человека, которому и гордиться больше нечем, как только принадлежностью к своему виду. Если расисты и нацисты гордились принадлежностью к расе и к нации, видисты гордились тем, что они люди, и считали других разумных существ неполноценными.
— Да нет, я что, — смутился Сумароков. — Просто приятно, когда понимаешь, что тоже не из глухой деревни на окраине Галактики, а представитель развитой цивилизации...
— Недоразвитый представитель развитой цивилизации. — Яловега оскалился и взмахнул «разводным ключом».
Коридор, по которому передвигались люди, разделился на три. Два вели вниз, один шел горизонтально к поверхности.
— В прошлый раз мы пришли оттуда. — Химель ткнул в правый проход. — Точно помню. Я вон за тот угол зацепился и плечо ушиб.
— Значит, пошли прямо, — предложил Кияшов. — Нам в то машинное отделение, где свет отключается, не нужно. Да там уже и охрану, наверное, выставили. И углубляться тоже ни к чему. А вот средний коридорчик, по-моему, в сторону батареи идет, откуда по нашему кораблю палили.
— Да, пойдем туда, — кивнул Антон. — Углубляться действительно не стоит. Нужно держаться ближе к поверхности.
— Значит, боишься все-таки, что базу потопят? — спросил Яловега. — Я предупреждал...
— Ничего я не боюсь, — буркнул Антон, — просто головой думаю... А вот вы...
Договорить он не успел. Справа послышался топот множества ног, и в следующее мгновение из коридора, ведущего вниз, навстречу землянам выскочили несколько ретлианцев и Новицкий. При виде сбежавших пленников штурман буквально остолбенел.
Заминка вышла короткой. С яростным ревом Евграф Кондратьевич ринулся вперед и приложил одного из ретлианцев лопаткой под шишку. Второго вырубила има Галут. Принцесса действовала четко — ее руки и ноги работали как хорошо отлаженный механизм. Третий ретлианец напал на Яловегу, к пущему изумлению последнего. Толчок в грудь опрокинул механика на спину. Враг навис над ним, собираясь нанести новый удар, но Яловега выкинул перед собой руку с зажатым в ней «разводным ключом». Удар пришелся в нервный узел...
Новицкий отступал, выставив перед собой увесистые кулаки.
— Какая удача... — проворчал Евграф Кондратьевич, примеряясь, чтобы поточнее ударить штурмана лопаткой.
— Не бейте его! — выкрикнул Антон. — Он должен знать дорогу к машинному отделению, отвечающему за пушки!
— Что скажешь, Новицкий? — поинтересовался Кияшов. — Обладаешь ты такой информацией?
