последним, пропустив вперед даже надежду.
— Какая разница, жалею или нет, — уклончиво ответил британец и прильнул к прицелу пулемета. — Что сделано, того не воротишь. Но знаю абсолютно точно: я бы сожалел гораздо больше, если бы мне пришлось стрелять по вам и по детям…
Бернард заметил перегораживающий дорогу «хантер» на спущенных колесах и понял, что очутился он там отнюдь не случайно. Не добавили Мяснику радости и тела его бойцов, распластанные на подъезде к заставе.
— Отряд — стой! Спешиться! Занять оборону! — взревела рация открытым текстом — старый вояка если и не унюхал западню носом, то в любом случае мог легко предугадать ее.
Конечно, отрядом, это назвать было нельзя — количество прибывших бойцов Первого едва ли тянуло на его половину, — но я-то прекрасно знал, что у противника на подходе , довольно крупные силы, а потому не стал дожидаться, пока те соберутся вместе и ударят скопом. Передернув затвор штурмовой винтовки, я вскинул ее к плечу, взял на мушку первый автомобиль и открыл огонь.
Это послужило сигналом для остальных. Слева из окна до меня долетели грохот «земляка» Михаила и тяжелое уханье карабина Гюнтера. Справа, в другом конце казармы, Саймон прильнул к пулемету и короткими очередями начал долбить по вражеской колонне, а внизу Вацлав, зажав автомат в слабеющих руках, старался сдержать данное мне обязательство о «пяти бернардовцах».
Не смог вовремя вступить со своим инструментом в нашем слаженном оркестре только его наихрабрейшая честь. Автомат магистра самым обидным образом переклинило, что вогнало собравшегося было покуражится Конрада в яростное негодование.
— Патроны, ваша честь! — прокричал я отбросившему оружие коротышке. — Не забывайте про патроны! Снаряжайте магазины и разматывайте ленты!
Наш залп серьезно попортил два передних «сант-ровера» и даже умудрился поджечь один из них, однако живой силе противника особого ущерба не нанес. Классность подготовки бойцов Первого вызывала восхищение: едва ли не синхронно распахнулись дверцы джипов, и Охотники кинулись врассыпную, занимая оборону за торчащими кругом в изобилии бетонными обломками. Пару человек мы таки зацепили, но у них хватило сил добраться до укрытий самостоятельно. Убитых же не оказалось ни одного — выверенность действий преследователей невольно заставляла проникнуться к ним уважением.
Заметив метнувшуюся вбок коренастую фигуру Бернарда, я повел стволом в том направлении. Но главнокомандующий являл собой просто образец проворности, и пули мои, взрыхлив почву буквально у его каблуков, Мясника не задели.
Загремели ответные выстрелы. То и дело пули Охотников влетали внутрь и откалывали целые куски штукатурки на потолке, а потому нам уже становилось опасно излишне маячить перед окнами.
— Береги патроны! — крикнул я Саймону, когда тот менял пулеметную ленту. — Пока все идет как надо — они задержаны и рассеяны! Еще десять-пятнадцать минут, и можно будет сваливать отсюда!
— Согласен! — кивнул Саймон. — Мы попортим их джипы и они уже не двинутся с места! Однако, Эрик, скоро явятся другие, и это здорово меня пугает!
«Меня тоже», — хотел ответить я, но промолчал — незачем командиру, пусть и бывшему, лишний раз выказывать свою неуверенность.
— Хенриксон! — внезапно очнулась лежавшая рядом со мной рация. — Я знаю, что ты меня слышишь, грязная собака! А ну-ка потявкай в передатчик — я хочу знать, что ты еще жив!
— Ну где же ваша хваленая британская учтивость, мистер Уильямс? — нажав кнопку передачи, укоризненно «протявкал» я. — Вам, замечу, не к лицу базарный жаргон…
— А-а-а, живой и как всегда пышущий сарказмом! — В голосе Мясника просквозила какая-то нездоровая радость. — Признаю, ты меня не разочаровал: подсунуть рацию соплякам было просто гениальной идеей! А я ведь и впрямь чуть не купился на это!
— О, весьма польщен! — снова снизошел на иронию я. — И если бы вы могли видеть сейчас мое лицо, то узрели бы на нем румянец моей задетой скромности…
— Слава Богу, я вовремя догадался, что это очередная твоя подлянка — не тот ты человек, чтобы так опростоволоситься! Но теперь-то, иммигрантский выродок, ты уже никуда от меня не денешься!
— Опять грубите!
— Я джентльмен только с джентльменами, а не с теми, кто стреляет братьям в спины, пора бы и усвоить!..
— Я запомню на будущее…
— Ха-ха, да нет у тебя больше никакого будущего! Слушай сюда: я так понял, что ты выгораживаешь улепетывающих детишек Проклятого? Что ж, похвально, но только мне в отличие от магистра Аврелия плевать и на них и на эту рыжую шлюху — пусть уходят! Я пришел за твоей головой, а потому говорю откровенно: сейчас вы все подохнете! Переговоров не будет! Предложений о сдаче не будет! Так что пока есть время, попрощайся со своими прихлебателями, ибо жить вам осталось совсем недолго! Конец связи!
— Но, мистер Уильямс, а как же… — начал было я, но договорить: «…гостеприимные объятия Трона Еретика?» не успел — внимание мое привлек ползущий к «хантеру» Бернарда его боец. Но вот незадача — для меня автомобиль главнокомандующего был скрыт уцелевшим пролетом бетонного ограждения.
— Михаил! — заорал я в окно на торцевой стороне казармы, — вам колымага Мясника должна быть лучше видна! Будьте внимательны: к ней крадется один ублюдок, и явно не за забытой канистрой пива!
— Вас понял — прослежу! — отозвался русский и заботливо полюбопытствовал: — Как вы там?
— В порядке! С Мясником по рации в «крестики-нолики» играем!
— И чья берет?
— Пока ничья, но он, мерзавец, хамит и жульничает!
— На него похоже! Мы тоже вроде пока целы! Гюнтер сегодня разговорчивый как никогда — целых три слова вместо двух обычных произнес, а вообще ему тут тесновато!
Договорить нам не дал ураганный огонь, открытый противником по нашим укрытиям. Я догадался — бойцы Бернарда прикрывали того, кто зачем-то рвался к «хантеру», — но мы ничего поделать уже не могли. Мне, Саймону и Конраду только и оставалось, что попрятаться за простенками и не высовываться. По видимому мной в боковое окно осыпаемому пулями убежищу Михаила и Гюнтера приходилось констатировать, что тем тоже несладко. Из нас отстреливался один Вацлав, и его выстрелы красноречиво свидетельствовали о том, что поляк будет бороться со своими врагами до самого конца. Вот только и он, и мы предчувствовали, что конец тот будет для него далеко не победным…
Когда же снова воцарилось затишье и я краем глаза смог оценить обстановку, возле «хантера» Бернарда уже никого не было. Но валявшийся на земле сдернутый с кузовка брезент говорил, что так усердно рвавшийся к автомобилю боец сумел заполучить то, что хотел. Но что же такое важное скрывал под собой этот кузовной тент?
— У них наверняка еще остались гранаты, — поделился догадкой Саймон. — А больше нас здесь ничем не возьмешь.
— Далековато для броска гранат, — не согласился я. — Но, кажется, я знаю, что он нам готовит. Помнишь те штуки, которыми поджаривали нас на дамбе у острова?
— Эти адские трубы, один плевок которых способен спалить «самсон» за долю секунды? — Конечно же, Саймон не мог позабыть такого. — Но мне помнится, Аврелий передал их парижским Защитникам в качестве откупного…
— Неужто ты думаешь, что Бернард не оставил себе одну-две в качестве памятного сувенира? — усмехнулся я. — Я бы не стал так недооценивать нашего злобного старичка…
Мы переглянулись: до нас только сейчас дошло, что, говоря о нашей скорой кончине, «злобный старичок» нисколько не преувеличивал и не испытывал по поводу нее ни малейшего сомнения.
Еще минуту-другую наши стороны позанимались малоэффективной в данном случае позиционной войной. И мы, и Охотники, были надежно укрыты за препятствиями, а потому обмен пулями между нами носил скорее сдерживающий характер, нежели ставил перед собой цель поразить кого-либо конкретно.
