Лекарь, думающий, что все неприятности для него позади (ни один из дознавателей так и не доказал его вину — все сходились во мнении, что больной сам грубо пренебрег рецептом, который как главный аргумент в защиту лекаря и был найден возле скрюченного от жутких спазмов тела), внезапно понял, что обречен, когда подхваченный под руки крепкими ребятами в серых беретах был препровожден в известное каждому горожанину далеко не с лучшей стороны каменное здание.
И он, к величайшему своему горю, не ошибся…
«Ваши занятия черной магией зашли слишком далеко!» — было объявлено ему Главным магистром.
«Но…»
«Вот свидетельские показания. Ознакомьтесь…»
«Да это же…»
«Вот список лиц, также пострадавших от вашего колдовства!»
«Каких лиц?»
«Вот магические трактаты и прочие доказывающие вашу колдовскую деятельность улики, изъятые у вас при обыске!»
«Да не было этого отродясь у меня!»
«Так что, уважаемый, ваша карьера колдуна и чернокнижника, сгубившая множество непорочных душ, превосходно задокументирована! Что вы можете сказать в свое оправдание?»
«Погодите, позвольте мне все объяснить!»
«Я так и знал — ничего! Брат Стефан, Трон Еретика готов? Замечательно! Прошу вас, проходите, не стесняйтесь!»
Естественно, я не мог знать, как протекал перевод спасителя бренных тел в губителя бессмертных душ, но исходя из того, что сам обстоятельно знаком с изнанкой работы Корпуса, берусь с полной уверенностью заявить — уж коли дело взято под особый контроль властей, проволочек в нем никогда не бывает.
Так что через трое суток один из образованнейших граждан Новой Праги стоял на подгибающихся ногах в тесной закопченной клетке прямо посреди центральной площади города. Его потухший, практически мертвый взор отрешенно следил за запирающим за ним решетчатую дверь экзекутором.
Вот здесь-то Новопражский магистрат и допустил свой роковой просчет. Какая причина побудила его провести публичное аутодафе — самостоятельная инициатива или убедительная просьба жаждущего возмездия архиепископа, — никто не помнит, однако, окажись экзекуция закрытой, я уверен: этой чудовищной трагедии никогда бы не случилось…
Услыхав от Главного магистра епархии весь список предъявленных медику обвинений, и так недовольная толпа тут и вовсе взбесилась. «Ложь!», «Поклеп!» и «Дерьмо собачье!» были самыми мягкими оценками магистерского вердикта. И немудрено — почти каждый из собравшихся на площади так или иначе, но знал обвиняемого, и притом исключительно с хорошей стороны. Кого-то он врачевал лично, у кого-то излечил родственников, а кто-то слышал о нем как о замечательном человеке от своих друзей и знакомых. Страсти накалялись со скоростью пожара на сеновале. Люди раскаляли себя и соседей по толпе гневными выкриками, а кое-откуда — неслыханное дело! — полетели первые камни.
Видя подобное развитие событий, магистры занервничали и, стараясь побыстрее завершить Очищение,зажгли огнемет…
Пронзительный вопль агонии, разлетевшийся над магистральной площадью, заставил на мгновение утихнуть даже самых ярых заступников обреченного лекаря, но это было лишь мгновеньем затишья перед разразившейся бурей…
Удерживающие натиск толпы Защитники Веры были сметены и затоптаны ею за пару минут. Перевалив через цепь охраны огромная масса народа хлынула на помост в надежде спасти своего объятого пламенем благодетеля и выместить злобу на тех, кто совершил-таки эту несправедливую казнь.
Только магистров уже и след простыл. Видя, как под натиском безумствующих горожан гибнут бойцы оцепления Охотники Новопражского отряда сработали четко и быстро.Они живо затолкали потерявших дар речи экзекуторов в стоявшие тут же джипы и, открыв огонь на поражение, умчались прочь от места бойни, давя всех без разбору.
Спасать пылающего лекаря оказалось бессперспективным занятием — подобно самой Божьей Каре, струя действует сурово и наверняка. И данный факт вкупе с тем что инквизиторы успели-таки удрать, а также уже имевшиеся в толпе жертвы, только подлил масла в огонь. Подобно вышедшей из берегов горной реке, толпа покинула площадь, заполонив улицы Новой Праги, ринулась в погоню за святыми отцами, благо цель их бегства не вызывала сомнений.
Но по пути к зданию магистрату лишенную лидера и четкого плана действий толпу повстанцев разделило примерно на две равные части возникшее противоречие. Первая группа посчитала, что необходимо бросить все силы на поимку позорно скрывшихся экзекуторов, а вторая настаивала на придании народному судилищу архиепископа, выдавшего санкцию на арест медика. Так и не придя к компромиссу, толпа раскололась, и каждая из ее частей направилась выполнять свою якобы первоочередную задачу.
Возможно, соберись они в сплоченный кулак и ударь по чему-то одному, или магистрат, или епископат пали бы в считанные минуты. Но раскол лишил обе группы убийственной мощи, а потому, добравшись до своих целей, те лишь принялись забрасывать булыжниками и расстреливать из трофейного оружия неприступные стены этих строений. Осажденные же, проигрывая нападавшим в количестве, не нашли ничего другого, как вести заградительный огонь из окон, тем самым мешая не искушенным в тактике боевых операций горожанам организовать более-менее грамотный штурм. Радиостанция епископата принялась, не умолкая, взывать о скорейшей помощи…
Как всегда случается, на общем фоне всенародного неповиновения в городе начались грабежи, погромы, мародерство, сведение всяческих личных счетов. С наступлением ночи ситуация только усугубилась. Во многих кварталах запылали пожары.
Лишь те, кто удерживал осаду у епископата и магистрата, наверное, помнили о первопричинах происходящего, что, однако, не помешало и им пообчистить близлежащие трактиры и магазинчики.
Кто-то еще продолжал отстаивать попранную утренним аутодафе справедливость, но преобладающая масса бунтовщиков либо просто ловила рыбку в мутной воде, либо считала эту заваруху своеобразным развлечением и потому резвилась кто во что горазд.
Но уже из соседних округов неслись к горящему городу получившие сверхсрочные депеши отряды Охотников, группы Защитников и бригады Добровольцев. Засуетился и Ватикан…
Командир оборонявшего магистрат Новопражского отряда — брат Марек — не стал дожидаться нашего появления. Ближе к утру, когда привыкшие по ночам спать, а не штурмовать здания ордена Инквизиции, горожане-повстанцы нализались дармового вина и едва держались на ногах, он повел бойцов на прорыв. Использовав фактор внезапности, головорезы Марека навели такого шороху в рядах осаждавших, что та их часть, которая выжила, — рассеялась по городу, словно тараканы по щелям.
Не желая упускать инициативу, брат Марек тут же принял решение совершить бросок до епископата, где, как говорилось в радиограмме архиепископа, положение оставалось ничуть не лучше.
Однако повстанцы у муниципалитета оказались предупреждены. Сообразив, что устремившийся к ним отряд Охотников настроен далеко не миролюбиво, они кинулись к находившемуся неподалеку филиалу Оружейной Академии.
А там уже хозяйничали не дьяконы-оружейники, а поразогнавшие их и вот-вот готовые вскрыть арсеналы наиболее агрессивные группы повстанцев.
Брату Мареку не удалось с ходу выбить их оттуда. Когда он ворвался на площадь перед Академией, то наткнулся на наспех сработанные, но весьма неприступные баррикады. Их защитники, в свою очередь, принялись отбиваться, и не булыжниками, а вполне натуральным ружейным огнем, который лишь усилился после того, как замки на арсеналах были наконец-таки взломаны.
И Марек, потеряв нескольких человек, принял единственно верное в его ситуации решение: отступить и блокировать очаг сопротивлея по периметру, тем самым не дав всей массе захваченного огнестрельного оружия хлынуть на улицы Новой Праги…
Мой только что полученный под командование Одиннадцатый был первым отрядом Главного
