магистрата, вступившим в сошедший с ума город. Где-то на его улицах уже полдня дрались вошедшие с противоположного конца «поляки» Михаила и «немцы» из Берлинского магистрата. Перепоручив идущим следом Защитникам Веры усмирение кварталов бедноты, наш магистр Жерар распорядился продвигаться прямиком к центральной части города, дабы как можно скорее усилить потрепанный отряд брата Марека.
Этот в целом короткий рывок стоил нам жизней пяти братьев. Мелкие группки повстанцев предпочитали не атаковать в лоб, а налетали, как воронье, со всех сторон, «клевали» нас и тут же исчезали в хитросплетениях улиц. Невозможно было предугадать, где и когда они появятся вновь, поэтому обойтись без жертв никак не удавалось.
Немного помогали превентивные залпы Шестистволыми по всем лежащим на пути местам вероятных засад, хотя подобная тактика и напоминала скорее стрельбу из пушки по комарам. В общем, так или иначе, но ближе к вечеру второго дня восстания и мы, и варшавцы, и берлинцы добрались-таки до Оружейной Академии, где нашего появления уже ждали так же, как и Второго Пришествия.
Магистр Жерар, упертый до мозга костей французик, хотел немедленно отправить мой отряд на штурм цитадели, однако радиограмма Главного магистрата сразу умерила его юношеский, вовсе не соответствующий старческому телу, пыл. В ней предписывалось усилить кольцо блокады, ни на йоту не сдавать позиций и дожидаться прибытия Первого отряда.
Сухой текст приказа содержал даже семинаристу понятную причину задержки штурма — Аврелий и Бернард ни за что бы не простили себе, если бы не приняли участия в спектакле таких святоевропейских масштабов.
Но несмотря на то, что предписание Главного магистрата было предельно ясно — сидеть и не рыпаться раньше времени, — магистр Жерар, пользуясь тем, что он являлся на данный момент единственным представителем «верхушки», решил тоже отхватить себе кусочек славы Обуздателя Непокорных Душ. Ну а поскольку в радиограмме речь о запрещении переговоров не шла, данный путь к триумфу инквизитором был выбран как основополагающий. И дабы Аврелий не успел прибрать себе все лавры миротворца, энергичный до изжоги Жерар принялся действовать не мешкая…
— Где вы выращиваете подобные экземпляры? — спросил меня брат Михаил, когда наш магистр, я, мой заместитель брат Раймонд и сам он с десятком своих людей пересекли линию оцепления, охраняемую на этом участке крупногабаритным братом Гюнтером, — Лично мне они в природе еще ни разу не попадались. Кстати, я слышал, что у вас при Главном есть еще некий Циклоп, так тот, говорят, вообще…
Честно сказать, сам я слегка побаивался брата Гюнтера или, какговорилось в его досье — Гюнтера Шнееберга, уроженца города Крефельда Берлинской епархии. Угрюмый взгляд германца с двухметровой высоты его роста пробирал, как лютый зимний холод. Однако несмотря на немногословность и замкнутость, брат Гюнтер тем не менее являлся образцом служебной дисциплины и хваленой германской исполнительности — то есть именно тех качеств, которые во всех силовых структурах всех времен и народов ставились во главу угла.
Но говорить об этом командиру Варшавского отряда я не стал, так как побоялся втянуть себя в нежелательную сейчас беседу — как-никак, но мы приближались к укреплениям противника…
Заговоривших с нами мы так и не увидели. Подойдя к баррикаде у парадных ворот Академии, наша процессия была остановлена грозным окриком, однако сами кричавшие предпочли наружу не высовываться.
— Мы здесь, как на сковороде, —. заметил вполголоса брат Раймонд, и я не мог с ним не согласиться — мишени из нас и вправду выхолили распрекраснейшие…
Магистр Жерар изначально взял неверный тон для переговоров. Ему, как парламентеру, несомненно бы следовало учесть, что угрожать Божьей Карой, находясь под прицелом превосходящих сил противника, — занятие довольно глупое, если даже не сказать смешное. Но он продолжал изображать из себя вестника Гласа Господнего, посланного не иначе, как самолично Пророком, а посему не боящегося никого и ничего.
Не знаю, в какой момент Жерара осенила догадка, что роль мальчика из старой сказки, под дудочку выводящего из города крыс, не для него. Наверное тогда, когда из-за баррикады раздалось громкое «…да пошел ты, урод!». Но старому пердуну гордость не позволила последовать этой, кстати, еще даже вежливой, просьбе бунтовщиков, а потому, желая сохранить хорошую мину при плохой игре, Он возьми да и ляпни первое, что пришло ему в голову:
— Советую вам незамедлительно выполнить мои требования, потому что это исключительно в ваших интересах!
— А иначе что? — спросил незримый парламентер.
— А иначе один мой приказ, и Охотники за моей спиной откроют огонь и уничтожат вас на месте!
У меня перехватило дыхание. Магистр точно рехнулся от невозможности убедить этих строптивцев сдаться. Он явно позабыл, что за ним сейчас не армия и даже не отряд, а лишь небольшая кучка прикрывающих его зад телохранителей, в то время как по ту сторону баррикад стволов было куда больше, да истрелки их укрыты гораздо надежнее.
Дружный пьяный гогот раздался за баррикадой, а вслед за ним клацнули два или три взводимых затвора.
— Ошибаешься, крыса! — сорвался на визг все тот же голос. — Как раз конец-то вам! Или вы что и впрямь надеялись уйти отсюда живыми ?!
— Брат Эрик, пора сваливать! — Брат Михаил думал сейчас в том же направлении, что и я.- Похоже, нам здесь ничего не светит!..
— Хватайте магистра и выводите его к тем ограждениям! — приказал я ему и его людям.-Я и Раймонд на прикрытии. Шевелитесь, черт бы вас побрал!
Что-то тупое, очевидно мощная ружейная пуля, с такой силой ударило меня в левое бедро, что я отшатнулся назад и грохнулся на спину. Буквально разорвавший вслед за этим тишину грохот десятка различных стволов совпал с нахлынувшей волной нестерпимой боли, настолько неожиданной, что на мгновение я даже отключился от происходящего…
Будто сквозь багровую пелену я наблюдал, как рядом со мной плюхнулось мертвое тело магистра Жерара и его ткнувшееся щекой в грязь лицо уставилось на меня единственным безжизненным глазом. Второй же, бывший еще секунду назад на своем месте, отсутствовал вкупе с изрядной частью черепа.
Болевой шок от полученного ранения вогнал меня в ступор. Я не слышал выстрелов, но чувствовал всем телом их глухие удары по воздуху. В голове не было ни мыслей, ни даже маломальского желания отползти в сторону и спрятаться за видневшейся неподалеку академической оградой. Однако тело мое вдруг тронулось с места и независимо от моих желаний поползло по шершавым булыжникам именно в том направлении. А после этого ну совершенно необъяснимого явления замерло, прислоненное спиной к высокой бетонной ограде.
В следующий же миг весьма ощутимые удары по щекам заставили меня выйти из прострации и вновь окунуться в жуткую реальность. Приглушенная до этого шоком боль вспыхнула с удвоенной силой, и я, скрипя зубами, издал нечто среднее между стоном и животным рыком.
— Очухался? , — Окровавленное лицо моего «тягача», брата Михаила, вплотную склонилось надо мной. — Сиди, не выпендривайся, сейчас жгут наложу.
Он отстегнул от своего причудливого, никогда не виденного мной ранее, автомата ремень и что есть мочи затянул его на моем бедре, пережимая задетую пулей артерию. Только тут я обратил внимание, что сижу в луже собственной крови;
— Это поможет тебе на какое-то время, — пояснил командир варшавцев, заканчивая затягивание жгута, и, отерев руки о мои штаны, спросил: — Идти сможешь?
— Не знаю… — выдавил я сквозь дикую боль. — Наверное, нет.
— А придется! — ответил как отрезал Михаил. — Сдается мне, ублюдки засекли, как мы сюда рванули, и очень скоро будут здесь.
— Где остальные? — проговорил я, хотя нутром чуял, что он мне скажет…
Михаил болезненно поморщился, сплюнул, а после произнес:
