время для путешествий, но судьбу не выбирают!
День был довольно ясный, между беловато-серымм облаками проглядывало солнце. И вдруг пошел снег. Большие пушистые хлопья падали медленно, редко и величаво, как будто кто-то наверху сыпал пух из горсти. Снежинки исчезали, едва коснувшись земли, и в отсветах солнечных лучей их медленный полет казался чудом, приветственным знаком зимы. Рагна-Гейда улыбалась, ловя на ладонь редкие пушинки: почему-то этот странный снегопад под солнцем показался ей добрым знамением.
— Вон она, усадьба! — сказал Гейр, первым заметивший нагромождение дерновых крыш на берегу фьорда и несколько столбоз дыма. — Это и есть Можжевельник.
— Ты бывал здесь раньше? — спросил Стейнмод. — Все же приятнее приехать в знакомый дом.
— Мы не раз проплывали мимо, — ответил ему Вигмар, — И этим летом тоже, когда плавали к кваргам на торг… Пытались плавать. А заходить сюда нам не случалось.
— Ничего! — бодро утешил его Гуннвальд. — В жизни когда-нибудь все приходится делать в первый раз.
Эльдис ехала в середине строя, стараясь спрятаться между другими женщинами. При мысли о том, что сейчас она увидит своего настоящего отца, у нее в груди что-то обрывалось, а сердце проваливалось глубоко-глубоко, чуть ли не в самый Нифльхейм. С тех пор как она узнала о предстоящей встрече, образ отца так и этак рисовался в ее мыслях. Вокруг не было никого, кто мог бы ей рассказать о настоящем Вальгауте Кукушке, и живому воображению Эльдис он представлялся то добрым и ласковым, то грозным и суровым. «О, какая прекрасная у меня дочь! — быть может, скажет он. — Как я мог прожить столько лет, ничего о тебе не зная! Как мне не хватало тебя! Вы с моей матерью похожи, как две горошины из одного стручка! Теперь мы всегда будем вместе!» А может, он только нахмурится и скажет: «Как будто у нас здесь мало своих бродяг! Любая рабыня может притащить ко мне своего щенка и сказать, что он мой! Проваливайте! Я и в дом не пущу людей, среди которых один объявлен вне закона!»
— Не волнуйся так сильно! — по пути утешала ее Рагна-Гейда. — Если Вальгаут нам не слишком обрадуется, можно и не говорить ему, что ты его дочь. Мы уже обсуждали это с Вигмаром. Ему не слишком- то хочется набиваться в родню к могущественным людям, которые прекрасно обходились без нас. Ты же знаешь, какой он гордый. Мы просто скажем, что нас прислал брат Ингстейна хёвдинга… ну, и так далее, что он поручил сказать Гейру. А дальше будет видно.
Эльдис молча кивала, делая вид, что все поняла и согласна. На самом деле ей не слишком нравилось, что Рагна-Гейда говорит «мы», объединяя себя с Вигмаром в одно целое. Когда-то давно Эльдис восхищалась дерзостью своего брата, который смеет любить дочь Стролингов и добиваться ее любви. Но сейчас, когда он ее добился, Эльдис втайне ревновала и чувствовала себя одинокой. Именно в ней была общая надежда на хороший прием, и именно она никому не была нужна: ни Вигмару, ни Гейру, ни тем более Гуннвальду и его людям. И когда она думала об этом, ей втрое сильнее хотелось, чтобы Вальгаут ей обрадовался. Может быть, у него вообще нет никаких других детей и он захочет сделать ее своей наследницей? Чего на свете не бывает?
Спустившись с пологого склона горы, Вигмар и ого спутники ехали по берегу фьорда и уже видели перед собой высокие ворота, окованные железом, когда из ворот показалось около десятка вооруженных людей.
— Ничего страшного! — успокаивал товарищей Гуннвальд. — Помните, нас и раньше люди обходили стороной. Все-таки нас пятнадцать человек — нешуточная дружина! — Гуннвалъд гулко хохотнул, довольный, что после всех бедствий и унижения бегства снова может внушать кому-то опасения.
— Кто вы такие? — спросили от ворот, когда гости приблизились на расстояние голоса.
— Нас прислал Хёгстейн Однорукий, брат Ингстейна хевдинга с Квиттинского Севера, — ответил Вигмар. — Мы едем к Фрейвиду Огниво и хотим увидеть Вальгаута Кукушку.
Десятки глаз внимательно, но без особого опасения осматривали приезжих. Здесь еще не ведели войны и жили спокойно. А у Вальгаута была хорошая дружина: все хирдманы не моложе двадцати и не старше пятидесяти пяти лет, крепкие и сильные, отлично вооруженные. Дрожащал Эльдис куталась в плащ и пряталось за спину Рагны-Гейды. Крепкая высокая стена усадьбы, ворота с железным кольцом в виде змея, кусающего свой хвост, шесть или семь больших домов, множество людей пугали и подавляли ее. Она трепетала, словно въезжала в Валхаллу, и неведомый отец уже казался ей кем-то вроде бога.
Перед одним из крепких бревенчатых строений толпилась пестрая стайка женщин. Как видно, это был женский покой.
— Ой, а кто это? Откуда? Это к нам или дальше? — гудели голоса. — Уж наверное, они не от хорошей жизни с собой детей повезли! Бедняжки, как они замерзли!
— Вальгаут хёльд здесь! — Один из хирдманов указал на двери хозяйского дома. — Подождите, я предупрежу его.
Спешившись, гости отдали коней и стали приводить себя з порядок. В дверях хозяйского дома толпилась любопытная челядь. И вдруг оттуда раздался женский крик, полный такого ужаса, что все во дворе вздрогнули и обернулись.
Эльдис тоже вскинула глаза и застыла, как пораженная молнией. Из дверей хозяйского дома на нее смотрела она сама. Высокая для своих лет и тоненькая девушка с длинными волосами и с лицом Эльдис глядела на нее точно такими же глазами, огромными от изумления и ужаса. Мир дрогнул и поплыл, словно земля вдруг обернулась подвижным льдом, уши надавила гулкая тишина, в душе стало пусто и страшно.
— Это… это фюльгья! — вскрикнула девушка в дверях, и из глаз се брызнули слезы. — Моя фюльгья! Моя…
Прижав руки ко рту, словно желая сдержать крик, она повернулась и бросилась в дом, расталкивая людей и рыдая на ходу. А Эльдис смотрела ей вслед и не могла опомниться, уверенная, что видела фюльгью, своего духа-двойника, встреча с которым предвещает скорую смерть. Не зря у нее не лежало сердце к зтой поездке, не зря мучали тяжелые предчувствия… Только горе принесет ей встреча с отцом. Ах, если бы что-то помешало, если бы ей не ездить сюда: Всем существом Эльдис мечтала скорее бежать отсюда, по не имела сил даже повернуться к Вигмару и сказать хоть слово.
Из дома вышло сразу несколько человек, среди них высокий старик, широкогрудый и крепкий, с длинными волосами и бородой, совершенно белыми, одетый в косматую медвежью накидку. Его лицо было встревожено, и ои торопливо оглядывал приезжих. Заметив Эльдис, старик невольно охнул и шагнул к ней. Но тут уже Вигмар и Гейр, опомнившись, разом двинулись вперед и преградили ему дорогу.
— Кто это? — тревожно воскликнул старик. — Она живая или это…
— Она живая: — успокоил его Вигмар. — И если кто-то хочет причинить ей вред, то ему сначала придется уложить меня.
— И нас всех! — выразительно добавил Гуннвальд, шагнув ближе. С нахмуренными бровями он имел весьма грозный вид.
Старик недоуменно переводил взгляд с одного гостя на другого и все пытался заглянуть за спину Вигмару, чтобы увидеть Эльдис.
— Я думаю, лучше вам войти в дом, — сказал он наконец. — И объясниться с хёльдом.
Вслед за стариком гости вошли в дом, миновали кухню и оказались в гриднице. На хозяйском месте сидел высокий человек лет сорока пяти, с темно-русыми длинными волосами и рыжеватой бородой. Морщины на его щеках образовывали треугольные впадинки и наводили на мысль о многих пережитых испытаниях, а темно-серые глаза смотрели остро и умно.
Встретившись с ним взглядом, Вигмар невольно задрогнул: ему вспомнилась мать, и всем существом ощутил смутный стыд, неприязнь, горечь. Конечно, это он. Лицо хозяина было смутно знакомо: много лет назад Вигмар видел этого человека, гостившего то ли у Логмунда, то ли у Стролингов. Самому Вигмару было тогда всего девять лет и мать не брала его на пиры, которые в изобилии устраивались той зимой, но один или два раза Вальгаут был и у них в Сером Кабане. А отец зимовал в тот год за морем, у слэттов. А потом родилась девочка, которую он хотел выбросить в лес. И выбросил бы, если бы десятилетний Вигмар не сказал, что вместе с девочкой придется выбросить и его. Он слишком любил свою мать и не мог позволить причинить ей такое горе. Любил, хотя уже понимал, что она опозорила их всех. При виде человека, отчасти виновного в том позоре. Вигмар с особенной остротой и ясностью вспомнил матъ, и горе на миг вспыхнуло в его сердце с такой силой, как будто она умерла лишь вчера.
