слушается его.
— И все же мне нужно с ним встретиться, — со вздохом сказал Эрнольв. — Может быть, это опасно, но это моя судьба.
— Тогда и правда надо. — Девушка серьезно кивнула. — Не знаю когда, но я приведу его к тебе. Иди своей дорогой.
Эрнольв понял, что его отпускают. Неприятная слабость прошла, он снова был свободен двигаться. Кое-как засунув за пазуху недоеденную горбушку, он поднял голову, желая попрощаться с девушкой, но ее уже не было под елью. Он даже не заметил, как она ушла: ни движения, ни шороха.
Ехать дальше не было смысла. Ему все объяснили, хотя он не смог бы повторить ни слова. Эрнольв ехал обратно вдоль берега и прислушивался к далекому шепоту ветра, словно ждал, что его окликнут. Кто-то невидимый смотрел ему вслед.
«Конечно, это ведьма!» — рассуждал Эрнольв сом с собой, но эта мысль не вызвала в нем ни удивления, ни страха. Кому еще здесь быть, на этом проклятом озере? Он пытался вспомнить лицо своей странной собеседницы и не мог: оно расплывалось, вместо человеческого лица перед его взором представала та маленькая осинка с дрожащими веточками. Вместо воспоминания осталось впечатление чего-то убогого, жалкого и вместе с тем сильного совершенно особой силой. Здесь все не так, как он привык.
В душе Эрнольва крепло убеждение, что отсюда надо уходить, и чем скорее, тем лучше. Он готов был бы прямо сегодня отдать приказ отступать назад на север, если бы не два обстоятельства: десятки больных, не способных сидеть в седле, и обещание ведьмы привести к нему Вигмара. «Она приведет! — говорил он сам себе, пробираясь сквозь густеющие сумерки к устью Бликэльвена. — Приведет!»
И золотой полумесяц на каждом шагу стучал на его груди, словно второе сердце.
Закатный свет разливался по небу багрово-розовыми полосами, подкрашенными снизу в желтоватый цвет. Почему-то при взгляде на них думалось об огненном драконе — с пламенеющим телом и головой, с широкими дымчато-синими крыльями и желтоватым брюхом. Багряное сияние отражалось в озере, а на противоположном низком берегу заметны были крохотные искорки костров. Из такой дали видны были только самые большие, три или четыре.
— Знаешь, я к ним как-то уже привык, — сказал Вигмар. Они с Рагной-Гейдой стояли над обрывом, с которого падал в озеро Золотой ручей, и смотрели в густосерую даль, где были их враги, фьялли и рауды. — Сколько они тут стоят? Дней семь, восемь?
— Восемь, — ответила Рагна-Гейда. — Они вот так же вечером пришли. Я тоже привыкла. Как будто так и надо: здесь — наш дом, а там — их.
— И они тоже останутся там навсегда! — задумчиво подхватил Вигмар.
— А я их вовсе не боюсь! — с мстительным торжеством отозвалась Рагна-Геида, прищурившись и глядя через озеро, в котором тоже догорал короткий зимний закат. — Знаешь, раньше, пока мы ехали, я ужасно боялась, от каждого шороха вздрагивала. Все казалось, что они — кругом и сейчас отовсюду выскочат. А теперь —не боюсь. Как будто озеро — это стена, и они через нее никогда не перейдут.
— Вон, посмотри — стена! — Вигмар обнял Рагну-Гейду одной рукой, прижал к своему боку и кивнул на небо. — Видишь? Это Асгард.
Рагна-Гейда посмотрела вверх. Выше пламенной полосы заката, тускневшей и таявшей с каждым мгновением, сгущались синевато-серые плотные облака, и среди них, чуть ниже, чем бывает луна, виднелось что-то, похожее па нагромождение неровных валунов. Рагна-Гейда вглядывалась, охваченная трепетом страха и радости: в облачных глубинах взору открывалась часть стены Асгарда. Камни стены выглядели гораздо плотнее, чем окружавшие их облака, но держались на них удивительно прочно, словно стену подпирала вся необозримая громада воздуха между землей и небом. Облака медленно тянулись мимо, то наплывая на стену и скрывая ее, то снова показывая в разрывах ее плотную, тяжелую кладку. Стена была непроницаема и равнодушно отражала взгляды людей: она закрывала дорогу в мир, недоступный смертным.
Раньше Рагне-Гейде не случалось видеть подобного. Но сейчас она не ощущала удивления: именно здесь, в Медном Лесу, вблизи от сердца Квиттинга, человеческие глаза становились зорче и замечали все то, что и раньше невидимо было рядом с ними. Стена Асгарда казалась Рагне-Гейде такой же естественной частью мира, как избушка троллей и волшебное сияние Золотого ручья; в прочности и незыблемости стены, парящей на воздухе вровень с облаками, был залог бессмертия и для земного мира.
— Они все там… — прошептала Рагна-Гейда. Ее глаза устали всматриваться в высший мир, и она зажмурилась, склонив голову на плечо Вигмару. — И если бы с этой стороны оказались ворота, то, может быть, мы увидели бы,..
Вигмар промолчал. Он понимал, о чем и о ком она говорит, и сейчас эти воспоминания не причинили ему ни тревоги, ни боли. Время преступлений и расплаты за них прошло. Каждый уже получил свое. Мертвые вошли в Палаты Павших, а живые, вынеся свою долго страданий, сомнений и мук совести, снова наладили свою жизнь. И так дожсно быть — жизнь должна продолжаться, потому что без людей, без их веры и жара их сердец сам Асгард рухнет с высот.
— Я думаю, там они уже помирились, — сказал Вигмар. Повернувшись, он притянул Рагну-Гейду к своей груди, сбросил с ее головы меховой капюшон и прижался лицом к облаку ее тонких пышных кудряшек. — Хочешь не хочешь, а у Одина им пришлось сесть за один стол.
— А раз они помирились, они на нас не рассердятся? — прошептала Рагна-Гейда, поднимая руки ему на плечи. — Никогда?
Речь об этом заводилась далеко не в первый раз, но она хотела слышать успокаивающий ответ снова и снова. Пусть она не хотела этого и никогда не заплатила бы такую цену сознательно — но вышло, что ее нынешнее счастье с Вигмаром оплачено гибелью почти всего ее рода. И что она, лишившись всего, ищет новое счастье с человеком, которого до конца жизни полагалось бы ненавидеть. Рагна-Гейда знала, что никто и никогда не поступал так, как она сейчас, и это мучило ее ненадежностью, зыбкостью жизненной дороги — она первая оставила торный путь, проложенный поколениями, и ступила на новый, неизведанный, ведущий, быть может, к гибели. Не так легко признать, что идешь поперек всем обычаям и привычным устоям, и сойти с этого пути уже не дано.
Вигмар молча покачал головой, поцеловал ее в лоб, потом в висок. Рагна-Гейда подняла к нему лицо и вдруг через его плечо встретила чей-то взгляд. Шагах в пяти от них в серой тьме мягко мерцали узкие зеленоватые глаза. Они парили на высоте человеческого роста как бы сами по себе, и Рагна-Гейда невольно вздрогнула, хотя уже и знала, что это такое.
— Oй! — сказала она и слегка отстранилась от Виг-мара. — На нас смотрят. Здесь Аспла.
— Ну и что? — Вигмар даже не обернулся. — Здесь — под каждым камнем по троллю, дома — везде сидят наши мудрые женщины и доблестные воины. Ни угла свободного, и Гуннвальд ворчит, чтобы мы прекратили, а то людям завидно. Пусть уж лучше тролли. Что им до нас за дело? Они и не понимают, чего мы делаем и зачем нам это надо.
— Все они понимают! — неуверенно возразила Рагна-Гейда. На самом деле она старалась не задумываться, каким же образом размножаются тролли, поскольку приятного в этих мыслях ничего не было. — Аспла! — позвала она. — Иди сюда! Чего ты тут делаешь?
Вигмар вздохнул и обернулся. Где-то теперь та прекрасная поляна в Оленьей роще, где они встречались с Рагной-Гейдой до проклятой поездки в святилище Гранитный Круг! Роща начиналась у самой стены усадьбы Стролингов, и Рагне-Гейде ничего не стоило пробраться туда безо всяких провожатых. Бывало, он по полдня сидел на поляне, ожидая, пока она сможет улизнуть от матери, и был счастлив своим ожиданием. А теперь они почти целые дни проводили вместе, но в усадьбе Золотой Ручей невозможно было найти такой уголок, где бы их никто не видел. И в гриднице, и в кухне, и в девичьей днем и ночью было полно народу, и все, решительно все, от Эдельмода до последнего мальчишки-раба, бросали на них лукавые взгляды: а мы все про вас знаем! А теперь и тролли туда же!
Аспла тем временем подплыла к ним. Именно подплыла, потому что в сгустившихся сумерках ее фигура была почти неразличима и двигалась, как легкое облачко тумана, подгоняемое незаметным ветерком.
— Чего ты тут делаешь? — строго спросила Рагна-Гейда.
