пламенем двух очагов, вокруг них радостно кричали знакомые и незнакомые голоса, а они смотрели друг на друга и не могли свыкнуться с мыслью: вот оно и произошло.
Кто поверил бы в эту свадьбу год назад, когда они только поглядывали друг на друга, но не решались говорить о главном? Тогда девушка из рода Стролингов была недоступна Вигмару сыну Хроара. Кто поверил бы в нее на погребении Эггбранда, над пожарищем усадьбы Серый Кабан? Кто поверил бы на поляне в промозглом осеннем лесу, когда со всех сторон смыкалось ледяное кольцо потерь и отчуждения? Никто! Но вот это произошло — она справляется, эта свадьба. Жар человеческого сердца одолел неравенство, вражду и безнадежность, искорка уцелела под всеми ветрами, уцелела, чтобы дать жизнь новому большому пламени, новым огням жизни, новому роду. Есть обычаи, которые стареют и умирают сами собой. Есть уклады жизни, которые рушат бури извне. И только жар человеческого сердца, его способность любить, понимать и прощать, останется главным богатством, вечно светящимся золотом, которое не спит в курганах, а обновляется вновь и вновь. Именно он греет живых и освящает память мертвых, именно он взлетает над алтарями, питая бессмертных богов. Жертвенная кровь лишь пытается заменить его. Пока сердце живое — оно дарит богаче и жертвует больше. И людям, и богам.
Гости — прав оказался Тьодольв, при вести о свадьбе люди съехались даже из дальних усадеб, — весело разбирали факелы, зажигали их от пламени очага и бежали на улицу. Гуннвальд вручил по факелу жениху и невесте и погнал их вслед за всеми на двор, ворча под нос:
— Успеете еще налюбоваться! Я же говорил, что ты удачливее всех, Вигмар, — ухитрился жениться в самую длинную ночь в году!
На дворе перед хозяйским домом уже выстраивались два ряда, женщины смеялись, мужчины прочищали горло, готовясь запевать песню богине Вар. В середине женского ряда слышался звонкий смех Вальторы. Она уже подпрыгивала на месте от нетерпения, ее факел плясал в темноте, как сумасшедшая огненная птица.
Вспомнив недавние разговоры, Рагна-Гейда прищурилась, прикидывая, кто окажется напротив Вальторы. И ахнула, схватила Вигмара за рукав, чтобы он тоже поглядел. Он проследил за ее взглядом и присвистнул:
— Вот это да! А я-то уже размечтался выдать за него Эльдис!
Напротив Вальторы стоял Гейр. Он тоже держал факел и широко улыбался, не сводя глаз с девочки и ожидая, когда она его заметит.
— Нe грусти! — со смехом сказала Рагна-Гейда. — Это мало что значит. Пример одного — другим наука. Наши с тобой родичи тоже, я думаю, захотят выбрать себе пару, никого не спрашивая и ни на что не глядя.
— А ты на его лицо погляди! — предложил Вигмар и подмигнул Рагпе-Гейде. — Что-то он уж очень счастливый. Или мне кажется?
Рагна-Гейда посмотрела ему в глаза, хотела что-то ответить, но промолчала. А Вигмар окончил:
— Потому что я и сам так счастлив сейчас.
Вечером самого короткого дня один по немногочисленных дозорных прискакал к Эрнольву с тревожной вестью. Завидев всадника, хирдманы поднимались от лениво горящих костерков, выбирались из землянок и подходили поближе к ярлу.
— Там по долине идет огромный отряд! — доложил хирдман, но сходя с коня и крепко сжимая поводья. — Сотен пять, не меньше. Стяга я не разглядел издалека.
Остатки дружины собрались вокруг Эрнольва. Бледные, с углубившимися морщинами лица были замкнуты почти до ожесточения. Больше половины месяца они прожили на этом, продуваемом всеми ветрами берегу, в землянках, без порядочной еды и главное — без ясной цели впереди. Из сорока человек осталось восемнадцать, и из этих восемнадцати ни один не мечтал о золоте Медного Леса. Не считая Ингирид.
— Если это Арнвид Сосновая Игла, то лучшего подарка к Середине Зимы не придумали бы и сами боги, — сказал Эрнольв, изо всех сил пытаясь верить, что так оно и есть. — А если это квитты…
— То всех нас сегодня накормят у Одина, — спокойно закончил Ивар Овчина.
Хирдманы молчали в ответ. Зажатые между озером и чужим отрядом, они были бы обречены.
— Ой, посмотрите! — вдруг взвизгнула Ингирид.
Все обернулись к ней: стоя перед своей землянкой, сна показывала вытянутой рукой куда-то вверх, и на ее исхудалом бледном лице отражалось изумление.
Высоко над долиной, откуда шло к озеру неведомое войско, кружил белый лебедь. То подлетая чуть ближе, то возвращась назад, он словно бы сопровождал кого-то, идущего по земле, указывал путь. Под серыми плотными облаками белый очерк птицы с раскинутыми крыльями был отлично виден. Края перьев горели ярким золотым светом, словно священная птица несла на крыльях искры молний.
Застыв, не говоря ни слова фьялли следили за полетом лебедя, и в душе каждого оживала и с каждым мгновением крепла надежда. Чем-то чистым, сильным, бодрящим, как летняя гроза, веяло от белого лебедя, не боящегося холода зимних ветров. Каждому казалось, что на берегу стало теплее — это грело чувство, что отныне они не одни. Боги вспомнили о них, и дальше все пойдет по-другому.
Между тем лебедь приблизился к самому берегу. По волнам побежала сердитая рябь, словно Медное озеро заметило чужака и было раздосадовано его появлением. А из-за взгорка показался отряд. Длинным широким строем, похожнм на ползущего дракона, он тянулся к берегу, и теперь нетрудно было разглядеть стяг впереди — черное полотнище с красным изображением молота.
«Арнвид», — отметил про себя Эриольв, но все его мысли сейчас были сосредоточены только на парящей над берегом белой птице. От нее, а не от людей, ждал от вестей, ждал знака, должного указать путь.
Арнвид Сосновая Игла, рослый человек лет сорока пяти, в бурой куньей шапке и почти такой же бурой, с рыжими прядями, бородой, ехал впереди, под стягом. Изредка поглядывая на дорогу, он чаще следил глазами за лебедем.
— Приветствую тебя, Арнвид сын Оддмунда, и всех твоих людей! — крикнул ему Эрнольв, когда отряд приблизился на расстояние голоса. — Здесь вам стоит спешиться, если вы не хотите заехать в озеро. Мы уже пробовали и знаем, что из этого не выйдет ничего хорошего.
— Да уж, время года не слишком подходит для купания! — согласился Арнвид, придерживая коня. — Я рад тебя видеть здоровым, Эрнольв сын Хравна. Но где же твои люди? Неужели это все, что у тебя осталось?
— Я был бы рад показать тебе побольше людей, но это все, — Зрнольв обвел рукой стоящих рядом. — Но если опыт делает человека богаче, то перед тобой самые богатые люди Фьялленланда. А если вы привезли с собой какой-нибудь порядочной еды, то сегодня мы отметим Середину Зимы и я расскажу вам обо всех чудесах, которые мы тут повидали. А то сухая треска у нас уже завязла в зубах…
Над их головами промчался лебедь — так низко, что ветер от его крыльев шевельнул волосы. Прервав приветствия и разговоры, люди вскинули головы. Вблизи лебедь оказался огромным — его распростертые крылья могли бы накрыть быка. Взлетев скова вверх, птица развернулась и, широко распластав крылья, ринулась к земле. Люди следили за ней, замерев в ожидании чуда. Когда до земли оставалось три-четыре человеческих роста, лебедь вдруг повернулся, застыл в воздухе, гордо подняв головку на длинной шее и разведя крылья в стороны, как человеческие руки, а потом вдруг белое оперенье растаяло. На берегом реяла в плотном холодном воздухе женская фигура, хорошо всем знакомая. Ветер с озера взметал волнами густые черные волосы Регинлейв, огненные искры пробегали по черным звеньям кольчуги, а ее синие глаза сияли так ярко, что было больно смотреть.
— Властелину Битв были угодны жертвы, принесенные Торбрандом сыном Тородда! — произнесла Регинлейв, и голос ее разнесся, подобно могучему потоку ветра, по всему берегу, отразился от каждого камня, от каждого ствола. — Отец Павших послал меня помочь вам. Чары Медного Леса закрыли дороги, но мне дана сила разрушить их. Завтра утром вы пойдете вперед, и ничто не помешает вам пройти на другой берег. Там ждет вас все то, к чему вы стремитесь, каждый из вас. Дальнейшее решит ваша доблесть. Я поведу вас!
— Слава Властелину Битв! — первым опомнившись, закричал Арнвид ярл и ударил мечом о щит. —
