Если лед треснул, то целым ему уже не бывать: фьялли бежали. Каждый из них вдруг осознал, что он почти один в лесу, среди врагов, а врагом казался каждый ствол и каждый камень.
— Золотой ручей! — хрипло и дико закричал Вигмар, всем существом стремясь скорее добить оставшихся врагов, чтобы искать новых. Яростные силы бурлили в нем, как бури в котле небес, он не ощущал усталости и даже не помнил, что тоже смертен. В эти мгновения в него вошел дух Медного Леса — тычячеликий, Неисчерпаемый и бессмертный. Это Вигмар был каждым стволом, каждым камнем, живым оружием земли, которой пришло время постоять за себя.
Гоня убегающих противников, Вигмар выскочил па прогалину, куда квитты вытеснили еще человек десять фьяллой: больше никого не было видно. Фьялли, услышав его крик, обернулись было, выставив ему навстречу с десяток секир, мечей и копий, но блеск Поющего Жала отбросил их назад; копье сверкало, как застывшая молния, доставало издалека, не покидая рук хозяина. Любой, у кого есть глаза, увидел бы здесь колдовство.
Вдруг в небе над далеким лесом что-то вспыхнуло, теплая волна воздуха шевельнула волосы, за облаками раскатился далекий громовой удар. Фьялли отшатнулись, попадали на землю. Вигмар вскинул голову. С серого неба прямо на него неслась валькирия в черной кольчуге, с волной черных волос за плечами, похожими на густую грозовую тучу; вокруг ее фигуры блестели и рвались в пространство молнии. И меч в руках валькирии был молнией; ее синие глаза горели такой дикой яростью, что Вигмар невольно оступнл назад. К такому он не был готов; он чувствовал в себе силы сражаться в одиночку с целым войском, но не с летящей грозой небес, посланной самими богами.
— Регинлейв! — со всхлипом крикнул чей-то молодой голос, будто ребенок, зовущий мать.
Да, она была последней надеждой фьяллей: только ей было под силу одолеть квиттинского рыжего оборотня, бессмертного, вооруженного чудесным копьем, удара которого не выдерживает ни один щит. Она отплатит за жертвы, возносимые Одину, она поможет, когда не поможет больше никто.
Медленно опустив копье, Вигмар застыл, околдованный грозной мощью и слепящей красотой валькирии, неотвратимой и стремительной, как молния. Пламенно-синие отблески в черной грозовой туче, вся мощь и ярость грозового летнего неба собралась в ней. От нее не спасет никакой щит, не укроет никакой камень. Разве только под землю… Но Вигмар не думал о спасении. Oн не мог отвести глаз от своей стремительно летящей смерти, и почему-то чувствовал неодолимую гордость: не каждому выпадает честь быть убитым валькирией. Ему хотелось не гнуться, анапротив, выпрямиться, чтобы его и его смерть увидели все, весь земной мир.
Внезапно перед глазами его полыхнуло пламя, и Вигмар невольно отшатнулся, зажмурившись. Регинлейв исчезла, заслоненная от его глаз бурно бьющимися языками огня. Так казалось Вигмару, а рассмотреть лучше он не мог, опаленный и ослепленный неземным сиянием.
А Регинлейв, уже занося руку с мечом для удара, вдруг вместо Вигмара увидела перед собой лицо Альвкары. Неистовая из рода альвов стояла на земле, держа перед собой щит, ее рыжие волосы бешено бились на ветру, как пламя, а на лице было странное выражение: ужас и восторг. Она смотрела прямо в синие глаза Регинлейв, но видела не ее; она закрывала собой человека, но думала не о нем. Из ее голубых глаз текли горячке слезы потрясения: казалось, она сама не верит в свой безумный поступок, но восхищена им. Все то, что она носила в себе долгие века, таила от взгляда богов, вдруг выступило наружу: не зря ее прозвали Неистовой.
Регинлейв завизжала от возмущения: она уже не могла остановиться и зайти с другой стороны. Альвкара засмеялась, ее лицо было искажено этим смехом и слезами до неузнаваемости, сейчас оно было диким и прекрасным. Она была как огонь, через который самый острый меч пролетит, не разрубив и не поранив; какую бы кару ни назначил ей после Отец Богов, сейчас она не сдвинется с места и этот бой останется за ней.
Меч Регинлейв ударил в щит Альвкары; долина содрогнулась, на месте столкновения взмыла к небесам нестерпимой яркости вспышка огненного света. Гулкий гром разлетелся по окрестности и долго бродил, отражаясь от одной горы к другой. Люди лежали на земле, закрывая головы руками.
И наступила тишина. Вигмар одним из первых поднял голову с холодной земли: ему хотелось посмотреть, жив он или нет, Вся прогалина была усеяна телами убитых и живых, лежащих чуть ли не в беспамятстве. А валькирий не было. Обе они исчезли. Одна из них хотела выполнить повеление Одина, присудившего фьяллям победу, а квиттам смерть — и но смогла. А вторая хотела сделать то, чего ей никто не велел — и сделала. Она решилась на неслыханное, на дерзость, сходную с преступлением: нарушила волю Одииа, заслонила щитом человека, обреченного Властелином на смерть. Он ведь не резал быков, но бил мечом в щит, не пел боевых песен, сладких для слуха Отца Ратей. И чем она за это расплатится? Об этом Вигмар узнал лишь через много лет.
Вигмар поднялся, отряхнул одежду, давая себе время унять дрожь во всех членах, потом прокашлялся и позвал:
— Квитты! Есть хоть кто-нибудь живой?
— А то? — без заминки раздался звучный голос, и из-за сосны выступил Гуннвальд. Он выглядел порядком ошарашенным, но быстро приходил в себя. Рядом с ним белело вытянутое лицо Гейра. — Ты жив? — осведомился Гуннвальд, увиден Вигмара, но тут же сам себе ответил: — Да что тебе сделается — ты же бессмертный! Эй, ребята! — обернувшись к лесу, позвал он. — Выходи. Снимите там по дороге пару ремней с дохляков — будем этих вязать, пока не прочухались.
Вигмар качнул в руке Поющее Жало. В его душе и в мыслях был полный беспорядок, каждая частичка тела стремилась бежать в свою сторону, но вместе с тем он был спокоен и уверен в своих силах. Бессмертный — не бессмертный, но сегодня не раз подтвердилось общее поверье, что у него есть жизнь в запасе.
Мокрые еловые лапы больно били по лицу, сучки цеплялись за платье и плащ, но Ингирид все бежала и бежала через лес, сама толком не зная куда. В боку нестерпимо кололо, горло казалось каким-то деревянным и не пропускало воздуха, а ноги упрямо двигались вперед, как будто сами по себе. Мех капюшона намок, головное покрывало надо лбом намокло тоже, холодные капли текли по липу Ингирид, и она смахивала их рукавом на бегу.
Когда из-за сосен и камней вдруг полетели стрелы, Торбьёрн Запевала рванул узду ее коня назад.
— Сиди сзади! — заорал он, поняв, что спокойствие оказалось мнимым и совсем рядом засада. — Не высовывайся! Потом я за тобой пришлю!
Торбьёрна нетрудно было понять: родственница Торбранда конунга и жена Эрнольва ярла, Ингирид дочь Бьяртмара была достаточно важной птицей, за которую с него строго спросят. Ингирид была вполне согласна с тем, что ее драгоценную жизнь следует оберегать; не стремясь лично зарубить парочку квиттов, она отъехала назад и приготовилась ждать. Но за кустами, совсем близко, внезапно зазвенели клинки. Квиттами был полон лес! Скатившись с коня, Ингирид заметалась, но схватки вспыхивали везде, за каждым деревом, за каждым кустом. Кидаясь то к дереву, то к большому камню, она всюду видела бьющиеся фигуры, холодный блеск клинков; не глядя под ноги, Ингирид споткнулась о труп с разрубленной головой. Обезображенное, залитое кровью и мозгами лицо и сейчас стояло у нее перед глазами и наполняло неудержимым ужасом; сама смерть в гадком обличии гналась за ней.
Запутавшись в чужом лесу, Ингирид бежала вперед, к усадьбе, думая, что оставляет ее позади. Внезапно перед ней открылась широкая поляна, и Ингирид охнули, поняв, что опять наскочила на место засады. Прижавшись к холодному валуну, она прямо перед собой увидела: шагах в десяти от нее рыжий квитт, которого она знала как Вигмара Лисицу, бился разом с тремя фьяллями. На лице его горело какое-то жесткое воодушевление, черты лица заострились, рот хищно кривился, приоткрывая зубы, в желтых глазах сверкала ярость. Один из его противников-фьяллей откатился назад, зажимая ладонью рану в плече, другой коротко хрипло крикнул; Ингирид далее не успела заметить удара, о квитт уже рванул назад копье с окровавленным наконечником. Третий дрогнул, повернулся и хотел бежать вверх по склону, но поскользнулся на влажной листве и упал на колени; Вигмар метнул ему вслед секиру убитого фьялля и перерубил хребет.
Все это совсем не походило на красивые воинские упражнения, которые Ингирид видела много раз; кровь и смерть отвратительны на вид. Злобное лицо войны смотрело с ожесточенного, нечеловеческого
