— Память? — Кольбьёрн хёльд вскинул брови.
— Конечно. Я слышал, что Старый Олень приходил к вам во двор с копьем. Приглядись получше, и пусть твои люди тоже посмотрят — не то ли это копье?
С этими словами Вигмар вытащил копье из-за спины и поднял так, чтобы все могли его увидеть. В гриднице застыла тишина: видевшие копье разглядывали его и силились узнать, а не видевшие — разглядывали и ожидали ответа видевших. Лица Стролингов как-то разом погасли и натянулись — они узнали. Копье было то самое. А это значит…
— Ты его убил! — ахнула Рагна-Гейда и перевела наконец взгляд на Вигмара.
В ее глазах плескались ужас и восторг, и в душе Вигмара вдруг вскипело и заискрилось такое ликование, такое торжество победы, что захотелось немедленно выйти на битву с десятком таких мертвецов, каким был Гаммаль-Хьёрт.
Он смотрел прямо ей в глаза так твердо и весело, что сомневаться было невозможно — это правда. Рагна-Гейда видела в его глазах торжество, напоминание и какое-то обещание — и ей вдруг стало так радостно, как будто удивительная победа принадлежит ей самой. То самое чувство связи с ним, которое во время буйства мертвеца мучило ее угрызениями совести, теперь наполняло гордостью и счастьем. Веселье бурлило в ней горячим ключом; казалось, разведи руки в стороны — и приподнимешься над полом, легкая и сильная, как птица. Не зря, не зря она выбрала его, он и правда лучше, отважнее, сильнее, даже красивее всех на свете!
— Гаммаль-Хьёрт больше никогда не выйдет из своей могилы! — весело заверил Вигмар. — От него осталась маленькая кучка пепла. Она уже никому не причинит вреда. Но и новых сокровищ из кургана больше никто не достанет — ворота закрыты крепко и навсегда. Так что пришла пора выбрать наилучшее сокровище и назвать того, кто выиграл наш спор.
Рагна-Гейда встала на ноги, следом за ней невольно поднялись и Скъёльд, и Модвид Весло. Помедлив, Вигмар тоже встал, опираясь на древко копья. Широкий и длинный наконечник с золотой насечкой сверкал острыми гранями, как застывшая молния. Он казался серединой всей палаты, как огонь, притягивал все взгляды, подавлял робких, внушал зависть сильным. Кольбьёрн хёльд хмурился с беспокойным недовольством, лицо Модвида застыло. Почему-то все они заранее знали, что выберет Рагна- Гейда.
А она смотрела то на Вигмара, то на копье в его руках, начисто забыв обо всех остальных. Затаив дыхание, гридница ждала, что скажет Рагна-Гейда, но она не находила слов. Мысли толкались, как люди в доме возле узких дверей, мешая друг другу, а разум призывал к осторожности: не скажи такого, о чем потом пожалеешь. Ей хотелось сказать Вигмару, что она восхищена им, но этого не скажешь при всех. Да и к чему слова: он видел счастливый восторг в ее глазах и понимал ее.
И тогда заговорил Вигмар. Все получилось точно так, как он воображал, сидя в кургане в ожидании его мертвого хозяина: на них с Рагной-Гейдой смотрела сотня глаз, но он должен был сказать о своей победе и своей любви только ей. И он сказал:
Рагна-Гейда хотела бы ответить тоже стихом, но слова и строчки не шли на ум.
— Я думаю, что Вигмар сын Хроара раздобыл лучшее сокровище кургана, — просто сказала она. — Кубки и та другая вещь, — она повела рукой в сторону Модвида, но не посмотрела на него, не в силах отвести глаз от Вигмара, — хороши, но эти сокровища их хозяевам придется защищать. А копье само защитит владельца.
— Прежнего владельца оно защитило плоховато! — с досадой бросил Скъёльд. — Смотри, Вигмар, как бы это копье и тебе самому не принесло смерть, как Гаммаль-Хьёрту!
Спорить с решение Рагны-Гейды было бы глупо — его посчитают вздорным завистником и не больше, — но все же Скъёльд не мог так легко принять поражение и злился на сестру. Встречи с мертвецом, которыми он лишь сегодня утром гордился, теперь жгли позором. Лисица неспроста усмехается: наверняка ему тролли нашептали, как его, Скъёльда сына Кольбьёрна, тащили из кургана на веревке, а он дрыгал ногами и орал!
— Мне не предрекали смерти из-за собственных сокровищ! — весело ответил Вигмар. Сияние глаз Рагны-Гейды сделало его совершенно счастливым, он не испытывал никаких дурных чувств к ее родне и даже яркая досада, написанная на лицах Стролингов, для него ничего не значила.
— А от чужих? — ядовито спросил Фридмунд Сказитель, стремясь отыграться хоть как-нибудь.
— А чужое на то и существует, чтобы стать своим! — уверенно ответил Вигмар и вдруг так дерзко взглянул прямо в глаза Фридмунду, ждавшему ответа, что все Стролинги разом вздрогнули. Всем показалось, что Вигмар имеет в виду их собственные сокровища. Какие?
— … и тогда злобное колдовство квиттинской ведьмы вызвало чудовищного тюленя, который утопил все наши корабли… Конунг Стюрмир со своими людьми был рад услышать о нашем позоре… Гримкель Черная Борода говорил, что не продаст нам железа… Они боятся нашей мощи… Квитты — наши враги, и ни один из фьяллей не сможет быть спокоен за свою честь, пока мы не рассчитаемся с ними за обиды!
— Веди нас, конунг! Пусть у нас будет одна судьба с тобой! А в квиттинских усадьбах найдется достаточно добра, чтобы вознаградить нашу доблесть!
Эрнольв Одноглазый молча кивал головой, глядя в свой кубок. В каждой усадьбе, где останавливался Торбранд конунг по пути на север, раздавались те же самые воинственные речи.
— Я клянусь памятью моих предков, что пойду с тобой в поход, конунг, и пусть у нас будет одна судьба! — провозглашал хозяин, местный хёльд, поднимая к закопченной кровле посвященный Одину рог. — Я клянусь именем Отца Ратей: я не отступлюсь от тебя до самой победы, и лучше погибну в битве, но не покажу себя трусом!
Родня и дружина хозяина радостно вопили, предвкушая будущие подвиги, добычу и славу. Их мечи и копья соскучились праздно служить украшением стен, в глазах хозяев уже блестело квиттинское золото, в ушах звенели победные кличи и хвалебные песни. Эти люди не видели черную спину квиттинского чудовища в бурных волнах, они еще не теряли братьев.
— пел Кольбейн ярл, кроме смелости одаренный еще и хорошим звучным голосом. Торбранд конунг не сводил глаз с певца: эта песня звучала на каждом пиру, но каждый раз он слушал, как впервые. Жажда мести так глубоко вошла в его сердце, что он почувствовал бы себя опустошенным, если бы ее вдруг не стало. Его убежденность заражала всех вокруг, и страшные рассказы о квиттинской ведьме и чудовищном тюлене забывались, опасения уступали место отваге. Это очень просто и не требует размышлений: обида
