— Да, — еле слышно выдохнула Рагна-Гейда.
Словно стараясь смягчить беду, она снова потянулась к Вигмару, обняла его за шею. Так Аскр и Эмбла когда-то стояли лицом к лицу с пустым миром соленых камней, в котором были единственными людьми. Рагна-Гейда хорошо понимала: Модвиду Весло отказали, но завтра явится Модвид Парус или Модвид Штевень, и когда-нибудь родичи ее просватают. Не за Вигмара. За кого угодно, но только не за него.
— Значит, нам придется бежать, — продолжал Вигмар. Прислонив голову Рагны-Гейды к своему плечу, он шептал ей в самое ухо: — У меня есть еще кое-что из того золота — не все успело уйти обратно в землю. Мы поедем к раудам. Я знаю там одного человека. И он мой должник. Он поможет нам найти и купить хорошую усадьбу, даст людей на первое время, пока я подберу подходящих… и поможет спрятаться, если будут искать…
Рагна-Гейда тяжко вздохнула, словно пыталась одним вздохом выбросить из груди казнящие сомнения, сожаления. Для нее это решение означало вечную разлуку с матерью и братьями, может быть, проклятие отца… Но она не возразила. Дом женщины там, где ее избранник.
— И что он ответил? — спросила она, имея в виду Кетиля Ржанку.
— Обещал дать ответ после того, как все вернутся с Острого мыса. Он так удивился, когда сообразил, что Эльдис уже невеста… Я и сам, признаться, не так давно это понял. Я все считал ее маленькой, а на том пиру — помнишь, у вас? — заметил, как на нее пару раз посмотрел Гейр… Ну, как на девушку. Ее уже можно сватать.
— А тебе не приходило в голову, что она тоже может иметь на этот счет свое мнение? — стараясь усмехнуться, спросила Рагна-Гейда. — Может, ей не очень-то по сердцу сыновья Кетиля Ржанки?
— Я очень надеюсь, что у нее нет своего мнения на этот счет! — благоговейно, словно молитву доброму богу, произнес Вигмар. — Она сделает все так, как я скажу. Не все же девушки такие… такие решительные, как ты! — Вигмар на миг прижался губами ко лбу Рагны-Гейды и продолжал: — Я не думаю, чтобы Кетиль отказался. Не очень приятно брать в род неведомо чью дочь, но когда у бонда пятеро сыновей, ему не приходится привередничать. Есть приданое — и ладно.
— Значит…
— Значит, не позже Середины Зимы. Ты только постарайся, чтобы до тех пор… Ну, притворись больной…
— Да, да! — поспешно, с решимостью отчаяния ответила Рагна-Гейда. — Я что-нибудь придумаю. Что мне стоит? Будет нужно — я устрою еще одно «пророчество». «Внимайте словам моим, боги и смертные!» — воскликнула она, подражая вещей вёльве, но голос ее прозвучал не величественно, а с болезненной тоской. Тяжело дается разрыв с родней, с обычаем и совестью — для тех, у кого есть обычаи и совесть.
— Тише! — с мучительной мольбой шепнул Вигмар, кривясь от злости на самого себя и обиды на судьбу.
Подняв к себе лицо Рагны-Гейды, он торопливо стал целовать ее, чтобы заставить ее замолчать, успокоить, утешить. Ему было отчаянно горько сознавать, что в этом нелегком деле Рагне-Гейде приходится труднее, чем ему, потому что ей предстоит потерять больше. И значит, любовь ее покажется сильнее его любви. Но это неправда, неправда! Вигмару было нечем ей пожертвовать, кроме жизни, сейчас он молча, без слов и без мыслей, одним стремлением души клялся отдать ей все — любовь, жизнь, честь.
— Из меня не выйдет Сигурда! — шепнул он. — Я не смог бы отдать тебя никому — ни другу, ни побратиму, ни даже богу.[29]
— Я ни к кому от тебя не пойду! — прерывисто шептала в ответ Рагна-Гейда. — Вот я бы пошла за тобой на костер, как Брюнхильд, даже если ты был бы чужим мужем!
Ей хотелось, чтобы уже сейчас перед ними встал тот погребальный костер, на который они когда- нибудь взойдут вместе. Чтобы все кончилось уже сейчас, чтобы не было впереди будущего, грозящего разлукой.
То, что они говорили еще, не нужно повторять. Из этого не выйдет героической саги, потому что род человеческий со времен Сигурда и Брюнхильд, по мнению сказителей, заметно измельчал. И вместо героев-полубогов на земле живут люди. Где тот дракон, вспоров брюхо которому разом станешь богаче всех на свете? Где та стена из огня, за которой ждет героя прекраснейшая в мире невеста? А впрочем, на восьмом веке после Ухода Асов находятся и такие, кто не завидует древним храбрецам. Верите ли — простые люди иногда бывают счастливы. А герои — никогда. Никогда, ни один. Это вам любой скальд подтвердит. Герои рождаются не для того, чтобы быть счастливыми.
Подойдя к двери землянки Стролингов, Рагна-Гейда помедлила, стараясь снова сделать лицо спокойным, сонным и отчасти озабоченным — это если кто-то спросит, где она пропадала так долго. Может ведь у девушки заболеть живот после такого обильного ужина? Но за дверью было что-то не так — слишком шумно для позднего часа. Шумнее, чем было раньше, когда она уходила. Уж не ищут ли ее? Рагна-Гейда торопливо толкнула дверь.
— А, вот и невеста! — услышала она хмельной и веселый голос отца. — Куда ты пропала?
Огонь в очаге горел ярко, освещая землянку до самых уголков; за столами плотно сидели зевающие, но веселые родичи и хирдманы.
— Что? — переспросила Рагна-Гейда, не сразу разглядев отца в хмельной толпе.
— Мы вовремя прогнали дурного жениха — сразу явился хороший! — радостно объявил ей Эггбранд. Поднявшись с крайнего сидения, он тяжело шагнул навстречу сестре, пошатываясь — теперь выпитое пиво бродило туда-сюда не в бочонке, а у него в животе. Рагна-Гейда редко видела старшего брата так сильно пьяным и в замешательстве шагнула назад, а он, напротив, был до краев полон родственной нежности и даже полез обнимать ее. — Хороший жених! — с пьяным воодушевлением твердил он.
— Да какой жених? — с досадой воскликнула Рагна-Гейда, уклоняясь от его объятий и пытаясь пройти вперед.
— Да вот какой! — Эггбранд сам взял ее за плечи и подтолкнул к очагу.
С почетного места напротив Кольбьёрна ей открыто и восторженно улыбался Атли сын Логмунда.
Жертвенный пир был в самом разгаре. Перед жертвенником ярко пылал костер, ветер рвал в клочки и жадно пожирал серый дым, полный запаха жареного и горелого мяса. Гости святилища расположились прямо на земле внутри гранитного круга, на охапках травы и веток, покрытых шкурами. Поблизости от идолов, перед жертвенником, помещался почетный «стол», где сидели наиболее знатные из гостей, в ближе к выходу находился женский стол. В середине круга сидел Фридмунд Сказитель и громко, с хмельным воодушевлением тянул древнюю песню-сказание о том, как боги делили земли для племен:
Сошлись совещаться великие боги,
Совет свой собрали святые властители,
Судили, кому племенами владеть,
Как фьорды и долы делить меж людьми?
Гости ели, пили, переговаривались, не слишком внимательно слушая песнь, едва ли не каждому известную наизусть. Вигмару тоже было не до песен: лицо Рагны-Гейды не давало ему покоя. Она ничего не ела, едва отвечала, если к ней обращались, и на ее лице лежала такая темная туча, что первая красавица в округе казалась чуть ли не дурнушкой. Забота никого не красит. Несколько раз она, не таясь, прямо взглянула на Вигмара, как будто хотела что-то сказать ему глазами. И без слов он понимал главное: стряслась беда. Но какая? Если бы кто-то подслушал их ночное свидание, то сейчас Стролинги не сидели бы так весело за мясом и пивом. Уж чего-чего, а лицемерить они не умели и еще ночью прибежали бы к нему всей толпой, потрясая оружием. Но они совсем не обращали внимания на Вигмара, а если поглядывали ненароком, то равнодушно, безо всяких задних мыслей. Лица их были такими веселыми и довольными, точно отнятый фьяллями «Олень» сам прибежал по воздуху прямо к ним в усадьбу.
