— Ты был берсерком, но сломался, поубивал своих, и тебя хотели убить, но ты убежал в горы и теперь живешь один, да? — спросила Хёрдис. — Ты хоть сам что-нибудь о себе помнишь?
— Да, я… — Незнакомец опустил голову, повел могучими плечами. — Я все о себе помню. Я убивал… Да, но нечасто. Я живу здесь один… очень давно. Но я ничего тебе не сделаю, клянусь Прародителем, — вдруг с горячей поспешностью заверил он. — Ты такая красивая…
Хёрдис опустила ресницы, но продолжала краешком глаза наблюдать за ним. Хирдманы и гости Фрейвида не раз пытались ее обнимать, но их привлекала именно ее беспутная слава. Никто и никогда не смотрел на нее с таким изумленным восхищением. Конечно, она сейчас не красивее любой трол-лихи, тут и говорить нечего. Но этот горный полоумок действительно считает ее красивой. Любая красота существует только в чьих-то глазах…
— Гони сюда всех коров! — велела Хёрдис. — Да не носи ты их, каменная голова, они могут идти своими ногами. Ты что, забыл, как они ходят? Не на плечах же ты их нес сюда от пастбища…
— Я… — начал незнакомец, как будто это и хотел подтвердить, но сам себя прервал и опять ушел в пещеру.
Хёрдис присела на камень, пожала плечами. Таких странных людей она еще не встречала. Меч, странные привычки, нелепые речи — все это дразнило ее любопытство. За неподвижностью его лица скрывалась какая-то жуткая и восхитительная тайна.
— Ну, что ты там возишься! — крикнула Хёрдис в пещеру. Ей показалось, что она слишком долго ждет.
В ответ послышалось неразборчивое гудение его голоса и жалобное коровье мычание. Вскочив с камня, Хёрдис вбежала в пещеру. Через вход проникало еще достаточно света, и она увидела такое, чего не видела никогда в жизни. Все стадо было здесь, и тридцать коров были связаны хвостами в три связки по десять штук. Они толкались в общей куче, тянули в разные стороны, недоуменно и обиженно мычали.
Незнакомец старательно отвязывал хвосты, нетерпеливо дергал, торопясь. Раздавалось жалобное мычание. Хёрдис прислонилась к стене пещеры, исчерпав силы, отпущенные на удивление. По крайней мере, на сегодня.
— Это ты зачем? — бесцветным голосом спросила она.
— А так удобнее, они не… ну, не разва… не разбегаются, — смущенно ответил незнакомец, с неловким усердием дергая хвосты.
Обратно они шли вдвоем. Незнакомец грубым громким голосом покрикивал на коров, как заправский пастух, и они не разбредались, а послушно шли стадом. Уже стемнело, но луна, почти полная, заливала желтым светом долины, так что каждый камешек на дороге был виден.
Когда впереди показался Кремнистый Склон, незнакомец остановился и виновато посмотрел на Хёрдис.
— Я дальше не пойду, — сказал он. — Нельзя.
— Уж конечно, нельзя! — одобрила Хёрдис. — Хёвдинг тебя не погладит по головке за такое бесчинство. Ступай себе.
Чернобородый вдруг вздохнул, посмотрел на нее глазами одинокой собаки, и Хёрдис стало его жалко. Раньше она никогда никого не жалела — ее бы кто пожалел! — и новое чувство смутило ее, встревожило, как признаки опасной болезни.
— Ладно, ты приходи когда-нибудь к нам на пастбище! — торопливо сказала она, надеясь этой жертвой прогнать тревожащее чувство. — В усадьбу не лезь, а на пастбище приходи. Я там буду — молока тебе дам, еще чего-нибудь,..
— Ты будешь? — оживился незнакомец.
— Буду, буду! — заверила Хёрдис, уже торопясь поскорее от него отделаться. — Иди себе.
Незнакомец вздохнул.
— Как тебя зовут? — спросила Хёрдис.
Он помедлил, потом ответил, словно вспомнил:
— Берг.
Гора — нечего сказать, подходящее имя для такого увальня!
— А тебя как? — с надеждой спросил он.
Как же, не на такую напал! Станет она открывать настоящее имя кому ни попадя!
— Хэкса! — тут же ответила Хёрдис. — Колдунья.
Берг кивнул, нисколько не удивленный таким странным именем.
— Иди, иди к своему Прародителю! — Хёрдис махнула ему рукой, и он послушно повернулся.
Хёрдис закричала на коров, хлестнула хворостиной, погнала к воротам усадьбы. Сзади было как-то тихо, ни единого звука шагов по кремневым обломкам не долетало до нее. Хёрдис быстро обернулась.
Желтый лунный свет ярко заливал долину Кремнистого Склона, но Берга нигде не было. На миг Хёрдис стало страшно — не под землю же он провалился!
Но уже скрипели ворота, на дворе гомонили работники и женщины, светили факелы. Хёрдис со свистом рассекла воздух хворостиной, громко закричала на коров. Нечего копаться, Хёрдис Колдунья, победительница фьяллей, вернулась домой!
Фрейвид хёвдинг на этот раз выполнил все свои обещания: он принял Хёрдис обратно в дом, оставил ей огниво и даже не стал любопытствовать, каким образом ей удалось так быстро найти и вернуть стадо. Остальные же просто не решались расспрашивать ее ни о чем, хотя многие подозревали, что она сама и увела коров, а потом якобы нашла и вернула, чтобы снова втереться в доверие. Только Асольв по простоте душевной пошутил, не у троллей ли она отбила скотину, но Хёрдис ответила ему только загадочным движением бровей. Много выдумывать ей сейчас не хотелось, а рассказывать по правде было почти нечего. Коровы, дескать, были в пещере у одного беглого придурка, я велела ему вернуть их, он и вернул. Сагу сложить не о чем.
Но терпеть Хёрдис в усадьбе фру Альмвейг решительно отказалась, другие домочадцы тоже сторонились ее, и Фрейвид счел самым разумным отправить ее на пастбища.
— Раз она так ловко отыскала наших коров, пусть она и охраняет их! — решил Фрейвид. — Пусть смотрит, чтобы тот, кто их украл, не сделал этого еще раз.
При этом он так странно глянул на Хёрдис своими холодными голубыми глазами, что у нее опасливо дрогнуло сердце. Похоже, он знает больше, чем говорит. Может, ему известен этот берсерк или кто он там?
На Пастбищной горе стояло несколько полуземлянок для пастухов — крошечных, три-четыре шага в длину и в ширину. Без окошек, с дерновыми крышами, густо поросшими травой, со стенами, сложенными из замшелых камней, — они сильно напоминали жилища троллей. Никто из пастухов не захотел делить жилье с Хёрдис, и одна из хижин досталась ей в полное владение. Еще год назад пастухи передрались бы за такой случай — авось что и выйдет, но теперь ее слишком боялись, и колдунья заслонила девушку в глазах всех домочадцев.
Но Хёрдис понравилось жить на пастбище. Здесь она была избавлена от косых взглядов, от шепота за спиной, от скучных домашних дел. Доить коров ее не пускали, опасаясь дурного глаза, и целыми днями они с Серым могли свободно бродить по окрестным горам, не боясь упреков в безделье. От вольной жизни и обильной еды Хёрдис стала быстро поправляться, худоба и бледность исчезли, волосы снова заструились красивыми волнами.
Однажды рано утром, когда только-только начало светать, Хёрдис разбудил бешеный лай Серого за стенами хижины. Мигом сбросив с себя сон, она села на травяной подстилке, прижимая к себе овчину- одеяло и прислушиваясь. Голос верного соратника и ярла показался ей странным: в нем были ярость и страх, он лаял, словно гнал прочь собственную боязнь, но она прорывалась сквозь лай жалобным повизгиванием. И снова Хёрдис вспомнилось то тревожное и пронзительное чувство, испытанное в горах во время поисков стада. В вечерних или в утренних сумерках Медный Лес яснее напоминал о своей колдовской силе, скрытой от людей. Час, когда встречаются Свет и Тьма, жизнь и нежить, одаряет богатыми возможностями того, кто сумеет ими воспользоваться.
Хёрдис торопливо обулась, просунула голову в дыру накидки — осень была уже близка и по утрам ощутимо холодало — и выскочила из полуземлянки. Серый был недалеко; с лаем припадая к земле, стуча
