солнце, но еще не утративший окончательно яркости и внушительности лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания, в котором, судя по всему, располагалась местная власть. «XXIV съезду КПСС – достойную встречу!» призывали полуметровые белые буквы на красном, во всю длину здания, полотнище.
Я оторопел.
Закрыл глаза, потряс головой и посмотрел снова.
Да. Именно XXIV съезду. Именно КПСС. Достойную. Встречу. С восклицательным знаком на конце.
Что же это такое, братцы, мелькнуло в голове, неужто так с тех самых пор и висит?! Его что, ежегодно обновляют?! Я попытался вспомнить, когда именно случился двадцать четвертый съезд Коммунистической партии Советского Союза, и не смог. Да и откуда? Когда я поступил в университет, история партии уже была исключена из обязательного списка предметов. Хотя и пионером, и даже комсомольцем я побывать успел. Последний призыв, так сказать.
Нужно было, однако, как-то двигаться и что-то делать. Например, закурить и принять слегка рассеянный вид пресыщенного путешествиями и впечатлениями московского журналиста. Подумаешь, съезд. Я прекрасно помню те времена, когда такие и подобные лозунги чуть ли не на каждом доме висели – и ничего!
Я закурил и оглядел сельскую площадь.
Площадь как площадь. Администрация, продуктовый магазин, хозяйственный магазин, школа, почта, столовая. Хм-м. Так и написано – «Столовая». Чудеса. Так, что у нас тут еще? Древний «газик» со спящим на переднем сиденье небритым шофером в кепке, надвинутой на самые глаза, два гуся, степенно пересекающие площадь по диагонали, мужик в сапогах и с газеткой на лавочке возле продуктового… Все, пожалуй. Господи, а тишина-то какая! Кажется, урони сейчас мужик спичку (вот он как раз папиросу закуривает), и будет слышно. Мужик бросил спичку… и в это время дверь магазина, отчетлива скрипнув, открылась. На крыльце возник еще один мужик – чуть ли не брат-близнец первого. Те же сапоги, такой же темно-серый пыльный пиджак поверх пестрой, с широким отложным воротником рубашки и с авоськой в руке… О боже! Это действительно авоська!! Самая настоящая, плетеная, с дырками, веревочная! Сетка- авоська, а в ней – бутылка водки, хлеб и банка – отсюда не разберешь каких – консервов. Тот, который сидел с газетой, отложил ее в сторону, быстро поднялся навстречу вышедшему, и они плечом к плечу свернули за угол магазина и пропали из виду. Площадь окончательно опустела – оба гуся к этому времени тоже уже скрылись за ближайшими лопухами на другой стороне.
Я все никак не мог отделаться от впечатления, что все происходящее мне снится. Или я смотрю какое-то донельзя скучное большинству зрителей, но лично мне крайне интересное кино. Лозунг этот, «газик», авоська, мужики в сапогах… Нет, ничего не понимаю. Но очень хочу понять. Зайти, что ли, в магазин? Купить что-нибудь, с продавщицей заговорить… Что может быть естественнее приезжего, зашедшего за продуктами в магазин и желающего ознакомиться с местными новостями! И вообще, репортер я или где? Ну, вперед.
Я тщательно растер ногой окурок и двинулся через площадь к магазину.
Полная крашеная блондинка лет, наверное, сорока профессионально оглядела меня с ног до головы и соизволила улыбнуться. Сверкнули золотые зубы.
– Здравствуйте, – улыбнулся я в ответ.
– Добрый день. В гости к нам?
– Неужели так сразу видно, что я приезжий?
– Конечно. Я ведь тут всех знаю, а вас вижу в первый раз. Да и одеты вы по-городскому. Значит, приезжий. В гости?
– М-м… не совсем. Я журналист, по делу здесь.
– Журналист? Будете о нас писать?
– Возможно, возможно…
– О чем у нас можно написать? У нас ведь и нет ничего интересного. Ну, леспромхоз разве – так и он план который год не выполняет.
– Мне люди интересны. Что, разве нет у вас интересных людей? Я тут с дедом одним познакомился. Дед Евсей его зовут. По-моему, очень интересный дед.
– А, колдун!
– Колдун? – машинально переспросил я, разглядывая товары и ценники к ним и чувствуя, что голова моя начинает от меня куда-то убегать: хлеб – 20 копеек, водка – 3 руб. 62 коп., частик в томате – 78 копеек, сахар-песок – 72 копейки за килограмм… Господи, куда я попал?!
– Колдун самый настоящий. Неужто о нем писать будете?
– Нет… я… в общем… не знаю пока. Просто спросил… Ох, извините, я тут кое-что забыл… Я еще зайду, до свидания.
И я поспешно вышел из магазина. Газета. Вот она, лежит на лавочке. Там, где ее и оставил мужик.
Я сбежал с крыльца и взял ее в руки. Так. Первая полоса. «Молодой дальневосточник». Орган Хабаровского крайкома ВЛКСМ… Ни хрена себе… 24 июня 1974 года. И заголовок передовицы: «Растет добыча ценной древесины».
Мама.
Кажется, я произнес это вслух. А может быть, и нет. Но помню, что некоторое время тупо разглядывал газетный лист и раз за разом перечитывал название газеты и дату. Когда же до меня окончательно дошло, что газета в моих руках – такая же реальность, как магазин с водкой за три рубля шестьдесят две копейки и части –ком в томате за семьдесят восемь копеек, и что лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания (господи, как оно называлось-то… сельсовет, что ли?) действительно призывает достойно встретить XXIV съезд КПСС, который еще не состоялся, но состоится обязательно и на нем будут приняты судьбоносные для страны решения – когда все это до меня дошло, я испугался. Испугался настолько, что сейчас же, не медля ни секунды, мне захотелось вернуться обратно. И только резким усилием воли я сдержался.
Спокойно, Леня. Ты просто совершил путешествие во времени. Ничего страшного. Старый снимок в старом журнале – и вот результат. А чего ты хотел? Все очень логично. На снимке был запечатлен именно 1974 год, кстати, год, в котором я был… э-э… зачат. Так почему ты думал, что перенесешься только в пространстве? Черт, да я вообще об этом не думал! Я даже на секунду не мог предположить ничего подобного! Путешествие во времени… Это что же получается? Получается, что если бы мне попался, например, на глаза какой-нибудь снимок той же Москвы столетней или больше давности, то я при желании мог бы оказаться в том времени?
Я представил себя в джинсах, кроссовках и наручных часах посреди Тверской какого-нибудь 1902 года и почувствовал, что меня распирает истеричный смех.
Стоп. Надо успокоиться и все как следует обдумать. Давай иди куда-нибудь, не стой столбом и не привлекай внимания. Не ровен час, появится милиционер и потребует документы. И что ты ему покажешь? Редакционное удостоверение, выданное несуществующей газетой несуществующей страны в начале двадцать первого века? Да еще и доллары в кармане и русские деньги, которых здесь просто не может быть по определению! Конечно, я могу в любой момент вернуться в свое время… Ох, а могу ли? Одно дело скакать через тысячи километров и, возможно, совсем другое – перепрыгивать десятилетия. Нет, прежде чем хорохориться, надо бы попробовать вернуться домой. В конце концов, никто мне не мешает потом опять сюда прыгнуть…
Размышляя таким образом, я не заметил, как прошел обратный путь к реке и оказался перед избой деда Евсея. И сам дед уже стоял у калитки и явно ожидал, когда я подойду.
– Осмотрелся? – спросил он, усмехаясь в порыжевшие от никотина усы. – Заходи, поговорим. Тебе полезно будет.
– А вы… правда колдун? – вырвалось у меня.
– Уже донесли? Да, у нас это скоро. Эх, языки бабские, знать сам черт им длину отмерял. Может, и колдун. Но дело-то не в названии. Дело в сущности человеческой. Добрая сущность – хорошо. Злая – наоборот. Вот у тебя, вижу, сущность добрая. Только видишь ты плохо. А когда человек плохо видит дорогу,
