идет о нескольких подростках, родившихся в один день и час.
— Значит, посланец Квод... — один из трех? — хрипло спросил Мефодий.
— Из четырех, — мягко уточнил Арей.
— Четвертый — я?
Арей подтвердил его предположение кивком.
— Только вы четверо имеете власть над мечом. Опять же, подозреваю, что меч был телепортирован внезапно, по зову сущности, а не приготовлен заранее. Он возник в руке посланца, настигнутого валькирией, и столь же внезапно нанес удар.
— Значит, схватки не было? — грустно спросил Мефодий. Ему противно было ощущать, что кто-то — возможно, он сам — нанес удар по беззащитной валькирии.
— Не было, — жестко сказал Арей. — Валькирии сильны и искусны в бою. Даже Хоорс в свое время избегал встречи с ними... Посланец же еще слаб. В нем живет не Кводнон, а лишь его отголосок.
— А что нужно Кво...
— Все его прежние силы целиком, до капли. Силы, которые сейчас, как тебе известно, заключены в четырех подростках. Один из них ты, взявший больше других. Трое других— Мошкин, Ната и Чимоданов. Правда, для того чтобы собрать все силы воедино, тому из четырех, в ком поселится Кводнон, придется уничтожить остальных троих... Но думаю, это случится не раньше, чем дыхание Кводнона полностью освоится в новом теле. Пока же его власть — это власть отголоска...
Черная мраморная голова, стоявшая на невысокой колонне посреди приемной, внезапно ожила. Из глазниц ее брызнул голубоватый свет.
— Начальник Канцелярии Лигул желает лично говорить с Ареем! НАЕДИНЕ! — произнесла голова.
Улита машинально показала язык. Тухломон на всякий случай вытянулся по струнке. Арей поморщился как от зубной боли.
— Теперь ты знаешь все. Будь осторожен с новыми учениками. В ком-то из них — неведомо для него самого, увы — таится отголосок Кводнона, который жаждет слияния с хозяином.
— Выходит, мы взяли новых учеников для того, чтобы просто держать их в поле зрения? — грустно спросил Мефодий.
— Это одна из причин. Вторая: мраку действительно нужны их способности. Мы испытываем кризис новых идей. И последняя: общение исключительно с Даф могло сделать тебя слишком светлым или... слишком влюбленным. Сейчас же картина усложнилась. — Арей загнул третий палец и ухмыльнулся.
Подумав о Даф, Мефодий покраснел. Но тотчас на заднем плане его сознания, словно выхваченное прожектором из мрака, возникло лукавое лицо с пухлыми губами. Ната Вихрова! Она-то тут что делает?
— Иди и слишком не доверяй никому! Помни: любой из трех может быть вместилищем Кводнона! — напомнил Арей, оглядываясь на мраморную голову, которой, судя по всему, не терпелось заговорить голосом Лигула.
Мефодий двинулся к двери.
— Погоди! — окликнул Арей. Буслаев остановился.
— Помни, что стражи мрака не должны никого любить! Убей любовь, пока она еще росток. Когда она станет взрослым деревом с сильными корнями, выкорчевать ее будет гораздо сложнее.
Глава десятая
МАГИЧЕСКАЯ ЧУМАДАНА
Вечер постепенно входил в ту фазу, когда спать еще не хочется, а жить уже не хочется. Закат оптимизма, сумерки разума. Телевизор лопотал что-то в углу, но картинки не связывались ни во что цельное.
По кухне прохаживался Эдя в новой спортивной майке с эмблемой. Не так давно он устроился в фитнес-клуб «Царица пляжа». Эдя работал там в баре — продавал соки, витаминные коктейли и протеиновые смеси. Чтобы он имел спортивный вид, Эдю заставили похудеть на пять кило, однако похудел он скорее от злости, чем от спортивного образа жизни. Новая работа ему не нравилась.
— Да ну! Пыхтят там всякие разные на тренажерах. Пытаются отпилить от своих XXXI если не I, то хотя бы X... Опять же с чаевыми совсем глухо. Уйду я оттуда! — заявлял он.
— А почему с чаевыми глухо?
— Да там всю еду в компьютер записываешь. Кто чего сожрал и выдул! Опять же — бар-то при зале! Дамочки все в одежде для фитнеса. Не в кроссовки же им деньги запихивать?..
— Бедненький ты у меня! — посочувствовала Зозо.
— Издевайся-издевайся! — уныло сказал Эдя. — Когда я в «Пальчиках» работал, нет-нет да какой- нибудь пирожок мы урывали. А здесь что мне из бара выносить? Кислородные коктейли?
— А как насчет честности? — поинтересовалась Зозо. — Бери пример с меня. Я же не утаскиваю с работы отбойные молотки и снегоуборочную технику.
— У тебя другой расклад. Профессии бывают разные. Некоторые подразумевают честность, а в других она изначально не входит в правила игры. Типа вертись как можешь. Реальная зарплата предполагает честность. Символическая зарплата предполагает гибкость. Занимайся я, скажем, оформлением иномарок, я и сам бы еще платил зарплату государству... — Эдя мечтательно вздохнул и, стряхнув наваждение, сказал: — Ладно, проехали. С кем ты вчера по телефону весь вечер проболтала?
Вопрос заставил Зозо напрячься.
— Ты его не знаешь, — сказала она.
— Да уж, да уж... Ничего я не знаю, я у мамы дурачок... Снова тот рыжий и заштопанный?
— Он не заштопанный!
— Ути-пути! Не заштопанный он! — передразнил Эдя. — Какая роковая страсть!.. Будь я женщиной, знаешь, что бы я всем говорил? «Звоните мне по телефону в любое удобное для вас время. Однако просьба оповестить меня об этом удобном времени в письменной форме не менее чем за месяц».
— Хаврон, ты не смог бы быть женщиной! Ты был бы толстой хамкой из загородного магазина! — отрезала сестра.
— Идиотка! А еще прекрасный пол! — певуче сказал Эдя.
Зозо не осталась в долгу.
— Это для других я прекрасный пол! А для тебя я прекрасный потолок, уяснил?
— Ишь ты! Спасибо тебе большое! — обиделся Эдя.
— Пожалуйста тебе маленькое! — отрезала Зозо. Разговор с братом привел Зозо в дурное расположение духа. Ей захотелось ко всем придираться.
— И где, интересно, эта Даша, которая Даф? Ну и Друзья у Мефодия! Тринадцатилетней девицы в одиннадцать вечера нет дома! И о чем только думают ее родители? Хоть бы раз позвонили! — сказала она с негодованием.
— Да и твой Мефодий хорош! Вообще дома не ночует, — заявил Эдя.
— Не трогай Мефа!.. Ты тоже в его возрасте был не сахар! Думаешь, я забыла, как ты в детстве переводил старушек через дорогу, требовал у них за это денег и покупал сигареты! — вспылила Зозо.
— Все ложь от первого до последнего слова! — оскорбился Хаврон. — Не сигареты, а шоколад! И никакой дороги в помине не было!.. Максимум, что я делал — это предлагал соседям по подъезду сбегать за продуктами и сдачу оставлял себе. Но ночевал я при этом дома, на собственной мягкой подушечке, проплаканной вдоль и поперек.
— Никогда не замечала, чтобы ты плакал в подушку.
— Я плакал мысленно, без слез, сохраняя на лице суровое и серьезное выражение, — заметил Хаврон. — Я оплакивал все те вещи, которые родители были не в состоянии купить. Девушек, которые доставались другим и многое иное, по внутреннему списку.
Эдя посмотрел на часы и внезапно засобирался.
— Но хватит тосковать! А то глаза будут красные. У меня деловое свидание с клиенткой, — заявил
