Другие последовали его примеру. Лучи фонарей бестолково заметались по полу и стенам. Попутно обнаружилось, что разбитая фотография куда-то исчезла, а на том месте, где она лежала, жирным маркером, с имитацией детского почерка, было написано: «тут ка буто кроф».
Мужчины озадаченно переглянулись. Потом один подошел к окну и раздвинул жалюзи. Свет фонарей, пробившийся с улицы, позволил разглядеть в глубине комнаты темную двустворчатую дверь. Старший развернул план особняка и мельком взглянул вначале на дверь, а затем на план.
— Там! — шепотом сказал он и, отстегнув от пояса рацию, что-то коротко доложил.
Вскоре в приемной появился Самцов. В нескольких шагах от кабинета Арея он остановился и нетерпеливо оглянулся на человека с рацией. Тот махнул рукой, и в следующую секунду два мощных плеча врезались в дверь.
— Зачем же ломать? Она на себя открывается! Да и не заперто совсем! — раздался с той стороны укоризненный голос.
Старший удивленно потянул дверь, и она действительно свободно открылась. Пригнувшись, туда вбежали вначале четверо, а спустя несколько секунд вошел и Самцов. Мефодий, Дафна и Улита прокрались за ними. Дафна потянулась было к флейте, но Улита, коснувшись ее плеча, заставила ее повременить.
В глубоком кресле сидел Арей. Всплески свечи выхватывали из мрака его смуглое лицо.
— Я вас слушаю, господа! Вообще-то приемные часы у меня с пятнадцати до шестнадцати каждый второй вторник каждого первого года нового столетия, но для вас я могу сделать исключение.
— Паяц! Я тебя предупреждал, не стой у меня на пути, не то... словом, ты понимаешь, — с омерзением сказал Самцов. — Прикончить его! — неожиданно гонко крикнул он.
Стоявший рядом с Самцовым человек вскинул пистолет и выстрелил.
Арей с интересом посмотрел на стрелявшего.
— Недолет! — сказал он грустно.
Дорожник, нахмурив брови, выстрелил еще два раза. С такого небольшого расстояния промахнуться было невозможно, но...
— Перелет! — сказал Арей. Дорожник придвинулся еще на полшага и выстрелил, на этот раз почти в упор.
— Так близко не считается! — сказал Арей, погрозив ему пальцем.
— Огонь! — закричал Самцов почти в ужасе. — Убейте его!
Теперь мужчины открыли огонь все разом. Глушители чавкали, и словно мелким сухим горохом загремело в жестяной банке.
Арей, ухмыляясь, уворачивался от пуль.
— Тра-та-та! Здесь пролетела! Мимо!.. Пуф! Миллиметраж! Вот такусенькая! А я уж было испугался!
Обоймы закончились у всех почти разом. Стена за спиной Арея была вся в пробоинах. Осыпались стекла из шкафов, глухо взрывались мониторы.
— Какой кавардак!.. Вжик, вжик! Мимо! — сказал Арей, показывая пальцем, куда пролетели пули. Мужчины лихорадочно меняли магазины, Даф хихикнула и разжала ладонь. Из нее выпало десятка полтора свинцовых пуль.
— Он в бронежилете! — пробормотал Самцов, хотя это был полный бред. Никакой бронежилет не выдержал бы такого количества попаданий.
Не сводя с Арея внимательных глаз, он достал из кармана маленький пистолет и, придерживая своей левой рукой кисть правой, прицелился барону мрака точно в лоб. Арей облокотился на стол и спокойно смотрел на Самцова. К тому моменту пальба уже прекратилась, и все взгляды были обращены к ним.
Арей изменился. Он уже не кривлялся и не мельтешил. Все это сдуло с него холодным сквозняком, пробившимся из разбитого окна.
— Тебе страшно, — спокойно проговорил Арей, обращаясь к Самцовому. — Не правда ли?
Бах! Бах! Маленький пистолет в руке у Самцова дважды дернулся. Он был без глушителя, и выстрелы прозвучали неожиданно гулко. Арей опился сидеть в кресле, зато стоявший рядом с Самцовым мужчина гулко рухнул на пол. В голове у него появились две небольшие дырочки — как от пуль малого калибра. Тиберий Цезаревич тупо уставился на лежащее подле него.
— Но почему? — удивленно спросил Мефодий.
— Это только кажется, что проклясть себя пустяк.
— Посмотри туда, и ты увидишь то, что вижу я, — сказала Даф и, подойдя сзади, ладонями быстро коснулась глаз Буслаева.
Мефодий увидел, как над лежавшим неподвижно телом, подобно дымку, поднималась белая трепещущая тень — зыбкая и неплотная, повторявшая очертание тела мертвеца. Один человек мертво и неподвижно, в невозможной для живого позе лежал на полу, а другой такой же — только нагой и сотканный из белесого тумана высился над ним.
Внезапно тень заметила свое тело и вздрогнула. Оцепенев, она вскинула прозрачные руки и напутанная этими руками, бросилась в сторону, но не смогла оторваться, так как ее и тело связывало нечто вроде все еще плотной белой пуповины.
— Так выходит эйдос после смерти тела. Если, разумеется, не забрать его при жизни... — не без сострадания пояснила Улита.
Она была права. Тень металась нелепо, неловко, судорожно.
— Испугался! — сказал Арей. — Не понял еще, что отошел. Дела у него были, планы, машину хотел сменить, то, сё, — а теперь — раз! — пожалуйте на встречу с вечностью. Не было таковой в его планах, вот и профукал ни за грош... Да, много ждет его еще неприятных сюрпризов...
Тень судорожно металась, пытаясь оторвать свой приклеившийся шлейф от мертвого тела, но тщетно. Тогда тень замерла и стала озираться в ужасе и недоумении. Когда прозрачное лицо ее обратилось к Арею, тень отшатнулась вдруг в немом ужасе, будто ее толкнули в грудь, и, дрожа, закрылась руками. Наверное, она увидела в Арее что-то особенно жуткое и страшное, чего не видел никто из живых.
Арей искоса взглянул на напуганную тень и нетерпеливо прищелкнул пальцами. Тотчас у него в кабинете, потирая сухонькие ладошки, возник Тухломон. Он достал из воздуха ржавые большие ножницы, смахивающие на портняжные, и, вразвалку подойдя к тени, перерезал пуповину, связывающую ее с телом. Тень, охваченная ужасом, рванулась было, но комиссионер ловко подхватил ее за край, притянул к себе и деловито свернул, точно полотенце. Вслед за тем Тухломон стал медленно уходить под пол. Вначале скрылись ноги, затем грудь и последней исчезла голова в поблескивающих очках, голова, сохраняющая деятельно-скорбное выражение похоронного агента.
— Да, насчет этого... м-м... как бы это выразиться... усопшего, — перед исчезновением заговорщицким голосом сказал Тухломон, обращаясь к бледному Самцову. — Ежели пожелаете его... на Ваганьково, то я завсегда поспособствую насчет захоронения. Престиж какой — все завидовать будут!
Сказал — и скрылся, пошленько подмигнув.
Время застыло, свернулось, замерзло. Никто из ворвавшихся в кабинет уже не стрелял, но все неосознанно, по-бараньи, жались в кучу, стараясь не смотреть на Арея. На меловых лицах проступал тот слепой страх перед сверхъественным, который был у их дедов и прадедов, — и не исчез, оказывается, а таился в сердцах, ожидая своего часа.
Самцов, оцепенев, щелкал курком в участливую физиономию Арея, и в глазах у него все сильнее отражалось два чувства: понимания и ужаса. Наконец и он перестал щелкать и, уронив пистолет на ковер, стал пятиться к дверям.
Тогда Арей неторопливо поднялся с кресла и, кивнув на Самцова, приказал:
— Все вон! Оставить только его!
Тотчас двоих дорожников и их кожаного шефа как ветром сдуло. В кабинете остался лишь Самцов и труп на полу, который уже никуда не спешил.
— Улита, колоду! — приказал Арей, и тотчас в руке у него появилась колода карт Таро.
Мечник мрака взглянул на них и покачал головой.
— Не поймет он таких, дай обычные! — поморщился страж.
Мгновение — и колода Таро исчезла, а вместо нее появилась запечатанная колода с надписью
