– Я не говорил, что недавно получил от Малюты Скуратоффа письмо?
– М-м… От этого мерзкого типа? Они снова оставили конверт под дверью?
– Нет, хуже. Летучая мышь разбилась о стекло моей машины. К ее лапке была привязана записка. Малюта кается, лебезит, просит меня забыть наши разногласия и даже предлагает принять титул Отца Всех Вампиров.
Тетя Никель прищурилась.
– Что-то он слишком расщедрился. Этот Малюта и родную маму не укусит бескорыстно. Похоже, ему от тебя что-то нужно… - заметила она.
– Так и есть. Он прозрачно намекает, что ему понадобится от меня одна услуга. Он спрашивает, нет ли у меня человечка в Тибидохсе, который смог бы раздобыть для него одну вещицу. Когда-то она принадлежала ему, но лет двести назад была захвачена магами как трофей. Якобы она совсем ничего не стоит, но дорога ему как память, и он готов дорого за нее дать… Вот я и подумал, что, кроме Пипы, которую мне хотелось бы уберечь от неприятностей, у нас есть еще этот тип в майке. Если хорошенько заморочить ему голову…
Не договорив, дядя Герман красноречиво пошевелил пальцами.
– И ты веришь Малюте? Зачем ему эта вещица, если она ничего не стоит? Столько лет жил без нее и вдруг вспомнил? - с подозрением спросила тетя Нинель.
– Я верю Малюте? Я? - возмутился Дурнев. - Я никому не верю! Даже… - Тут дядя Герман посмотрел на жену и торопливо поправился:
– Даже нашей таксе… Но эта вещица очень нужна Малюте, а следовательно, может оказаться полезной и мне.
– Он не писал, что это? В смысле, что именно нужно выкрасть? - уточнила Дурнева.
Дядя Герман покачал головой.
– Нет, об этом не было ни слова. Я же говорю, летучая мышь была мертва. Я не сумел послать Малюте ответ.
– А если отправить купидона? - предложила Дурнева.
Халявий расхохотался так, что едва не превратился в волка.
– Купидона? По-твоему, мамуля, купидоны такие дураки, чтобы летать в Трансильванию? Да им там, через десять минут перекусят сонную артерию. Не спасут ни стрелы, ни подтяжки, ни крылышки, ха-ха! Понял, братик?
Дядя Герман вдруг стал прислушиваться и озабоченно оглянулся. Полтора Километра, первая что-то заподозрившая, вскочила и жутко завыла на окно.
В комнату вкатилась вначале голова Безглазого Ужаса, затем, как еж утыканный ножами, поручик Ржевский, затем звенящее кандалами туловище и, под конец, брызнув стеклами, ворвался Бульонов на теннисной ракетке. Он просто-напросто не успел затормозить, так как никто из призраков не удосужился научить его Чебурыхнусу парашютису.
– Всем дрожать! Руки вверх, ноги вширь! - забывая открыть рот, громко завопил Ржевский.
Халявий заголосил дурным голосом. Уставившись на призраков, он наступил воющей таксе на хвост и тотчас поплатился за это. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось стряхнуть со своей пятки разбушевавшуюся желтозубую моську.
Дядя Герман рванул к шкафу за шпагой, но остановился на полпути, сообразив, что призраков атаковать бесполезно, а с мальчишки довольно будет и подзатыльника. Бульонов встал, озабоченно разглядывая себя. Приземление (или, точнее, 'пристекление') сошло вполне благополучно, если не считать пары мелких порезов. Окажись поблизости его мамочка, дело не обошлось бы без десятка реанимационных машин и спасательного вертолета. Сейчас же Генка просто зализал ранку на руке, и этим все ограничилось.
Безглазый Ужас наконец нашарил на полу свою отлетевшую голову, нахлобучил ее и уставился на тетю Нинель. Он смотрел на нее долго и пристально. Огненные глазницы его полыхали, а края узкого шрамообразного рта ползли вверх. Тетя Нинель, которую столь бесцеремонно разглядывали, вначале смутилась, а затем рассердилась и подбоченилась, став от этого еще больше, еще грандиознее.
– Чего вылупился? Ты чего' в музее, я не поняла? Ща, я тебе устрою культурное мероприятие в двух действиях без антракта! Дам затрещину - голова отлетит! - сказала она басом, от которого из рамы осыпались уцелевшие после Бульонова осколки.
– О, о, о! - пробормотал Ужас, звеня кандалами. - Да, да, да!
– Чего 'да-да-да'? 'Да-да-да' в смысле 'фу-фу-фу'? - заинтересовался вездесущий поручик.
– Точь-в-точь она, моя невеста!… Я узнаю ее в этой женщине! Такой же голос, такая же стать!., - хрипло, точно через силу, выговорил рыцарь. - Когда ко мне в замок на свадебный пир ворвались враги, она двоих задушила голыми руками, моя Адель. Еще одного придавила столом. Больше к ней никто не осмелился приблизиться, и ее застрелили из арбалета… Я кинулся к ней, я тоже сражался как лев, но меня ударили по голове, изуродовали и живым замуровали в стену. Я умирал долго. У меня было много завистников… Я не ушел в загробный мир, потому что хотел отомстить. И вот теперь столько лет спустя она возродилась вновь! Я знал, я верил! О Адель, радость моя, мое счастье!
И Безглазый Ужас загремел кандалами.
– Адель - Нинель… М-м-м… Странное совпадение! - признал поручик. - Кстати, про совпадения, если уж о них зашла речь. Один раз мне должно было выйти повышение. Уже ждали приказа. И тут на смотр приезжает новый полковник. Я иду вдоль строя и вдруг вижу, что у одного солдата пуговица на кителе оторвалась. Я в отеческой такой манере ору: 'Эй ты, крендель недоделанный! Как ты смеешь так стоять перед его благородием, морда самоварная? А по роже?' И тут смотрю, полковник багровеет, а все как-то так от меня отодвигаются… Что же ты думаешь, у нашего нового полковника оказалась фамилия Крендель. А я-то от всей-то наивности чистой души! Ну и все: крест на карьере! Время идет, всех производят, а я все поручик! Эх, болит у меня душа за родину!
Поручик тарахтел, но его, как троянскую пророчицу, никто не слушал. Всем было попросту не до него. Безглазый Ужас опустился на колени. На лице у него было страдание.
– Адель! Адель, узнай меня, прошу! Это же я, твой Генрих! - бормотал он, протягивая руки к тете Нинель. Колени его скользили над полом не касаясь его.
Тетя Нинель, как завороженная, смотрела на него и не трогалась с места. Да, он был безобразен и весь в шрамах. Да, он был мертв. Да, он был призрак в окровавленной рубахе и с кое-как нахлобученной головой… Но так ли это, в конце концов, важно? Искать недостатки у тех, кто нас любит, - труд жестокий и напрасный. К тому же в глубине души тете Нинель начало казаться, что когда-то она уже видела этого человека. Когда-то давным-давно, во сне или наяву.
Безглазый Ужас приблизился к тете Нинель и коснулся своими бесплотными руками ее руки. Дурнева разом ощутила жар и холод. Руки призрака, касавшиеся ее, одновременно существовали и не существовали. Это было странное, очень странное чувство. Для тети Нинель пропало время, пропало пестрое и нелепо однообразное мельтешение минут и секунд. Она куда-то падала, точно срывалась с огромной высоты, и… и это ей нравилось.
Но тут, как часто бывает в жизни, встрял муж и все испортил.
– Эй вы там! Чучело огородное! Отойдите от моей жены, или я за себя не ручаюсь! - вспылил дядя Герман, потрясая шпагой.
Безглазый Ужас сделал короткое, почти неуловимое движение ладонью, точно толкнул в сторону дяди Германа воздух. Неведомой силой Дурнева сорвало с места и отбросило за диван, за которым уже скрывался укушенный таксой Халявий.
– Здравствуй, Дягилев! С милым и в шалаше рай! Ты сиди тут, а я буду тебе танцевать! Зачем тебе какая-то толстуха, которая не ценит твоей душевной красоты? Посмотри, какие у тебя пальцы! Это пальцы художника, скульптора, скрипача! - сказал оборотень, ласково опуская голову Дурневу на плечо.
Дурнев раздраженно плюнул, сообразив, что от общего перегрева Халявий вообразил себя Нижинским, не дожидаясь полудня.
Генка Бульонов подобрал теннисную ракетку и выскользнул в коридор. Он уже давно сообразил, что оказался в квартире родителей Пипы. Он толкнул крайнюю дверь, обклеенную таким количеством плакатов с Гэ-Пэ, что она могла принадлежать только Пипе.
