— Поторопись, а то мы весь виски выпьем.
По дороге от метро захожу в магазин на углу дома, покупаю бутылку водки и пакет томатного сока.
Поднимаюсь на лифте, звоню. Открывает Колян в белой майке “Too Drunk To Fuck” и синих обрезанных джинсах. На майке — старые пивные пятна. Сую ему водку и сок, снимаю ботинки.
— Пока ты добирался, герой наш уже это… Отдыхает, короче.
Заходим на кухню. На столе — пустая литровая бутыль Jack Daniels и батарея бутылок от пива «Бочкарев». В углу сидит на полу коротко стриженый бугай в косухе. Глаза у него закрыты.
— Это что, он?
— Ага.
— Похож на скинхеда какого-то.
— Это все так, эпатаж. Ну, ты меня понимаешь. А вообще он — классный чувак.
— А откуда, из какого города?
— Точно не помню. Из Иркутска, что ли… А может, из Новосибирска.
— А как зовут хоть?
— Сергей Романов. Ладно, все это херня. Давай лучше выпьем.
Я тянусь к своей бутылке водки — она стоит на подоконнике. Колян говорит:
— Может, сначала пива? Там не все пустые, в некоторых еще есть.
— Нет, давай лучше водки. Раз вы, шакалы, все виски выжрали, мне не оставили.
— Виски он покупал — получил здесь аванс за книгу и проставился.
— Ага.
Я открываю бутылку, Колян ставит мне рюмку. Наливаю себе и ему, выпиваем. Я рукой беру с тарелки кусок нарезанной красной рыбы.
Бугай поднимает голову, открывает глаза.
— А мне?
— Ну, мы думали — ты спишь. Вот, знакомьтесь. Это — Сергей, начинающий беллетрист, а это — Олег, один из лучших газетных дизайнеров города Москвы.
Мы с бугаем жмем друг другу руки. Колян наливает всем троим, выпиваем.
— Колян, а почему мы без музыки сидим? — спрашивает бугай.
— Магнитола вчера накрылась. Стояла здесь на холодильнике, и я ее нечаянно зацепил.
— Это плохо. А то бы послушали что-нибудь. Я вообще-то больше по панку. Мне тридцать лет все- таки, что мне еще слушать, кроме панка?
— А какой ты панк слушаешь? — спрашиваю я.
— Самый разный. От «Красной плесени» до Ramones. А вот сегодня купил Cure восемьдесят девятого года — Disintegration. Такой альбом — просто супер.
— Так это же не панк никакой.
— Ну и что, что не панк? А вот и панк. Все, что классное, все панк. Понял?
— Ага.
Мы добиваем бутылку, и бугай опять вырубается.
Спускаюсь в метро на Новокузнецкой. Выпили с Кузьмой по бутылке пива, и он попер куда-то по своим темным делам. Вагон до отказа набит пьяными пролетариями и серыми унылыми тетками. Свободных мест нет. В углу сидит бухая девка в косухе — лет девятнадцать или двадцать. Ее голова мотается в разные стороны, потом она закрывает глаза и вырубается.
На Каширской седой бородатый дед выходит, и я сажусь на его место — прямо напротив девки. Она открывает глаза, смотрит перед собой, наклоняется и начинает тошнить. Несколько капель блевоты попадают на размазанные по лицу волосы. Тетка рядом с ней вскакивает и отходит подальше. Девка перестает тошнить, вытаскивает из кармана косухи смятый платок, вытирается. На полу у ее ног красноватая лужа блевоты, она топчется в ней своими «гриндерсами».
Домодедовская. Я поднимаюсь и трогаю ее за руку.
— Пошли.
— Куда?
— Домой.
— А какая это станция?
— Домодедовская. Пошли.
Я волоку ее по подземному переходу. Бабка продает семечки, поставив стакан на деревянный ящик из-под бананов.
Дома я сразу тащу ее в комнату, швыряю на кресло.
— Пить будем?
— Мне по хер.
— Ну, как хочешь.
Приношу из кухни водку, тарелку с нарезанными помидорами и огурцами — осталась от вчерашнего. Она спит, откинувшись на спинку кресла. Трясу ее за плечи — бесполезно. Наливаю себе рюмку, выпиваю.
Включаю ЭфЭм. «Наше радио». Я его ненавижу, но лень копаться в дисках, что-нибудь выбирать. Все уже переслушал по сто раз, все надоело.
Я расстегиваю пуговицу и молнию на ее джинсах, лезу в трусы. Тампон. Shit! Можно, конечно, вытащить его и устроить кровавую оргию, но сегодня нет настроения.
Я перетаскиваю ее на диван, сам сажусь рядом — чтобы дотягиваться до бутылки и рюмки. Беру пульт, включаю MTV без звука — не потому, что боюсь ее разбудить, а потому что от их песен меня тошнит. Наливаю водки.
Просыпаюсь в одежде. Она копается ящиках письменного стола — ищет money. Пускай. Я знаю про такую фишку, и всегда закрываю квартиру изнутри, а ключ прячу.
— Доброе утро.
Она оборачивается.
— Доброе утро.
— В рот возьмешь?
— Нет. Давай так.
— Тебе ж нельзя.
— Уже можно.
— Ладно, только надень сначала косуху.
— Зачем?
— Так просто.
— Ну, как хочешь.
Играет «Гражданская оборона». Мы пьем пиво,
Она лазит по моим полкам с дисками.
— У тебя столько «Гражданки» — охереть. Я не знала, что такие, как ты, ее слушают.
— Какие такие?
— Ну, как бы старые.
— Это все херня — старые, молодые.
— Ну, вообще да. Только непривычно как-то. А на концерты «Гражданки» ты тоже их ходишь?
— Не-а, уже лет десять, как не хожу.
— А мы вот недавно были с девчонкой в «Улан-Баторе». Классно было, просто супер. Хотели потом к ним в гримерку зайти, но охранники не пустили.
— А зачем в гримерку?
— Ну, не знаю… Поговорить.
— Про что?
— Не знаю.
