Нормальных семей не бывает

– Да, вашего зятя. Очаровательное существо.

– Сами догадываетесь, как нам приятно тратить деньги, чтобы выкупить его. Видели бы вы его на Рождество. Он у нас солист – исполняет рождественские гимны. Вот послушайте,– и Дженет принялась выводить шутовским сопрано: – «Здравствуй, Дедушка Мороз...» – И так далее. И так далее.

– Он для нас как шило в заднице,– встрял Тед.

– А кто этот новый персонаж? – В голосе Флориана прозвучало неподдельное любопытство.

– Это мой папа, Флориан. Будь вежлив.

– Я всегда отличался хорошими манерами, Уэйд.– Флориан казался оскорбленным.– Кто там еще с тобой в комнате?

– Мой брат, Брайан.

– Вы играете в скрабл? Или в «Угадай-ку»?

– Пожалуйста, потише,– сказала Дженет, обращаясь ко всем присутствующим. Потом повернулась к микрофону.– Флориан, давайте сыграем в бартер. Сколько бы вы ни запросили за Хауи, мы хотим сто тысяч сверху за письмо.

– За Хауи я хочу миллиард,– сказал Флориан.

– А я хочу миллиард и сотню тысяч за письмо,– ответила Дженет.

– Знаете, я уже засек вас по определителю номера.

– Через пять минут нас здесь не будет. И что тогда? Подумаешь! Мы просто порвем письмо. Сто тысяч, Флориан. Это одна сотая стартовой цены.

– Пятьдесят тысяч.

– Знаете что, Флориан,– произнесла Дженет беззаботным тоном.– Я не согласна. Сто тысяч, и ни цента меньше. Я старая женщина, умирающая от СПИДа, мой бывший муж – пожилой мужчина, умирающий от рака печени...

Уэйд с Брайаном застыли, уставившись на своего отца, выглядевшего совершенно беззаботным.

– ...да и у Уэйда здоровье пошаливает.

– Понял. У вас боли?

– Да. Есть немного. Язвочки на деснах, но с ними я могу бороться с помочью таблеток. Но таблетки эти, Флориан, мне просто осточертело все время о них думать. Я от них совсем свихнулась.

– У моей матери был рак груди. Она тоже сидела на таблетках.

– Бедняга. И давно?

– Когда я был моложе.

– И долго это у нее было?

– Учитывая, что ей пришлось пережить, и один день покажется вечностью,– задумчиво проговорил Флориан.

– Бедный, мне вас так жаль. А как восприняла это семья?

– Мой дражайший папочка пребывал в страшном замешательстве, и знаете почему?

– Почему?

– А вы представьте себе ведущего мирового производителя таблеток, который не может найти ни одной таблетки, чтобы спасти мою мать. Он воспринял эту неудачу как личную трагедию, и эта трагедия затмила смерть моей матери.

– Люди реагируют на смерть самым непредсказуемым образом. Он отреагировал так.

– Но, Дженет, учтите, что после похорон он и не подумал выделить средства на новые исследования. Нет, вместо этого он спился где-то в трущобах Нассау. Превратился в омерзительного типа. Cochon[6]. А потом заболел болезнью Альцгеймера.

– У моего отца тоже была болезнь Альцгеймера. Четыре года в аду.

– Как вы справлялись с этим?

– Не знаю, удавалось ли мне справляться. Под конец он узнавал вас?

– Нет.

– Мой тоже. Это так жестоко. Это лишает вас всего. У вас есть братья или сестры?

– Мой брат погиб под лавиной в Клостерсе в 1974 году. Так что я последний в роду.

– Но хоть вы-то вкладываете средства в новые исследования, чтобы добиться того, что не удалось вашему отцу?

– Исследования – моя страсть.

– Значит, ваша мать гордилась бы вами.

– Вы так думаете?

– О да. Уверена, что она слушает сейчас наш разговор и думает, какой вы хороший мальчик. Вы не открыли ничего такого, что могло бы помочь людям с раком печени? У моего бывшего мужа, Теда, рак печени.

– Никак не пойму, зачем нужен этот долгий задушевный разговор,– вмешался Тед.

Дженет шикнула на мужчин, и они уселись, прислушиваясь к телефону, как к очередному занудному репортажу канадского телевидения о нью-брунсвикском контейнерном заводе.

– Видите ли, Дженет,– продолжал Флориан,– существует много способов лечения рака, о которых еще не пронюхала и, возможно, еще не скоро пронюхает «Нью-Йорк Таймс».

– Как это?

– Понимаете, одно дело обуздать рак и совсем другое – держать в узде общество. Если мы справимся с таким мощным заболеванием, как рак, мы нанесем чувствительный удар страховой индустрии, а следовательно, и банковской системе. Каждый год, на который нам удается увеличить среднюю продолжительность жизни, вызывает колоссальный финансовый кризис. История двадцатого века сводится к приспосабливанию – год за годом – к нашей растущей продолжительности жизни.

– Флориан, но наверняка...

– О нет, Дженет, уверяю вас. Я руковожу одной из крупнейших фармацевтических фирм в мире. «Глаксо», или «Байер», или, скажем, «Сити-банк» вырвали бы мне язык за все, что я вам тут рассказываю.

– Вы хоть раз говорили об этом с кем-нибудь? У вас есть близкие люди?

– Нет,– последовало после некоторой паузы.

– Ах вы, бедняга! Дорогой вы мой! Это, должно быть, так ужасно.

– Да, это действительно ужасно.

Не могу поверить – мама спелась с Флорианом.

– Как, должно быть, у вас нервы натянуты. У меня, например, на нервной почве колит. А у вас что?

– Опоясывающий лишай.

– У-у-у! Опоясывающий лишай – скверная штука.

– И розововидная сыпь. По всему носу и лбу.

– Вы нашли, как ее лечить? Сыпь – это такое дело...

– Кое-что, но ничего такого, что действовало бы безотказно.

– У моей подружки Бев тоже такая сыпь. Я нашла для нее крем, который производят в Аризоне,– чудодейственное средство.

– Правда?

– Попробуйте.

Это мне снится. Просто снится.

– Я уже дошел до того, что готов попробовать все, что угодно.

– Извиняюсь, что прерываю ваши занятия по кройке и шитью, девочки,– не выдержал Тед,– но мы когда-нибудь поговорим о капусте?

– Тед, и как только ты можешь быть таким вульгарным в подобную минуту? Простите, Флориан.