аппаратами.
Первый, оказалось, служил для того, чтобы отыскивать в квартире «жучки» («жучков» не нашлось). Второй прибор предназначался, чтобы глушить — в радиусе до пятидесяти метров! — мобильные телефоны. На что им с Валерием Петровичем понадобился такой аппарат, отчим не сказал.
Как ни молила Таня отчима, чтобы тот позволил им вызвать специалиста по компьютерной графике, Валерий Петрович остался непреклонен. На все ее просьбы ответствовал:
— Ты — девочка молодая и компьютерно грамотная. Разбирайся сама.
Вот и пришлось Татьяне самолично ночь напролет штудировать тысячестраничный талмуд под названием «Использование Adobe Photoshop 7», а после судорожно осваивать практически незнакомый ей «Фотошоп».
Валерий Петрович каждое утро уходил куда-то совсем рано, а возвращался поздно. И сразу заваливал Татьяну работой, над которой она засиживалась до рассвета. Ложилась она, когда отчим уже пил свой утренний кофе, а потом еще от напряжения долго не могла уснуть…
Чем занимался ее отчим в остальное время, Татьяна так и не знала.
Ночами напролет она сидела за компьютером и на практике осваивала программу «Фотошоп».
Так и прошли три дня…
В один из этих дней Наталья Соколова, бывшая Татьянина секретарша, покидала рекламное агентство «Пятая власть» в половине седьмого вечера. С тщательно продуманным макияжем, в элегантнейшем костюмчике, в туфлях с иголочки — такие новенькие, что аж скрипят, — она собиралась прогуляться по Тверской. Сначала она пройдется по магазинам, потом выпьет коктейль где-нибудь в открытом кафе, а дальше… дальше посмотрим, как карта ляжет. (Наталья совершенно не сомневалась, что для нее, молодой, красивой и шикарно одетой, карта может лечь очень хорошо.)
Она летящей походкой мчалась по направлению к Тверской, когда к ней подошел незнакомый, грузный, немолодой мужчина.
— Вы — Наташа Соколова, — сказал он утвердительно, радушно улыбаясь.
— Да, — ответила она удивленно, — но я вас не знаю.
— Макс просил вам кое-что передать.
— Макс?
— Да, Максим Мезенцев.
— И что же?
— Вы знаете, неудобно на улице, — сказал толстяк, лучась добродушием. — Может, мы зайдем в кафе? Выпьем по чашечке кофе. — И добавил торопливо: — Я угощаю.
Поход в кафе с милым толстяком не предвещал никакой опасности, и Наталья дернула плечиком:
— Пошлите. — И тут же поправилась: — В смысле — пойдемте.
Да и кафе как раз оказалось рядом — тихое и недорогое, Наташа давно хотела в него заглянуть, но все как-то повода не было.
Они вошли в зал и устроились за столиком у окна. Наталье не очень понравилось, что толстяк сел не напротив нее, а рядом, отгородив своей тушей пути к отступлению. Ну да ладно. Если что, она живо его призовет к порядку.
Она окинула взглядом зал. Больше никого в заведении не было, если не считать двух основательно нагрузившихся мужчин, пьющих водку под шашлык.
Валерий Петрович (а это был, разумеется, он) заказал официантке два кофе.
— Может быть, чего-нибудь еще? — лучась, спросил он у Наташки.
— Нет, спасибо, — холодновато ответила она и перешла к делу: — Так что же просил передать мне Макс?
— Ваш любовник Макс, — вдруг раздельно и весомо (и потому страшно) произнес полковник, — во всем сознался.
Наталья в первый момент даже не поняла, о чем речь, а ее собеседник добавил:
— Он рассказал, как вы по его просьбе украли из сейфа компании конфиденциальный документ.
Наташку, когда до нее дошли эти слова, сначала в жар бросило, потом в холод, а затем она, уже не вполне владея собой, прошептала:
— Не понимаю, о чем речь…
— Прекрасно вы все, Наташенька, понимаете.
Официантка поставила перед собеседниками чашки с эспрессо и отошла, теряясь в догадках, что происходит. Если этот толстяк кадрит девушку, то почему они ограничились кофе? А может, это отец отчитывает нерадивую дочь? Вон она, бедняжка, бледнеет и чуть не плачет.
— Чтобы у вас не оставалось никаких иллюзий, — заявил полковник, когда официантка отошла на почтительное расстояние, — относительно того, что я знаю все, могу вам предъявить кое-какие документы.
Толстяк полез в свой кейс и вынул оттуда несколько полиэтиленовых файлов.
— Вот это, — положил он на стол первый — исписанный рукописный листок, — оригинал документа, который вы вытащили из сейфа в кабинете Садовниковой. На нем обнаружены отпечатки пальцев нескольких человек. В том числе эти. — И толстяк выложил увеличенную копию чьего-то дактилоскопического узора. Наталья завороженно смотрела на него.
— Далее. Обследование сейфа подтвердило, что на внутренних его поверхностях имеются пальцевые отпечатки двух человек. Одни принадлежат Татьяне Садовниковой. Другие — вот они. — И полковник открыл еще один узор. Положил рядом с первым. — Как видите, картинки совпадают.
Наталья сидела ни жива ни мертва.
— Далее. На ключах от сейфа имеются отпечатки Садовниковой, что вполне естественно, — мерно говорил полковник. — Плюс еще одни. — На стол лег третий узор. — Они те же самые, что на сейфе и на документе.
На Наташку накатила внезапная тошнота и безумная слабость.
— И, наконец, следующие пальчики. — Ходасевич достал четвертую картинку и положил поверх первых трех. — Они принадлежат лично вам.
Наталья тяжело дышала и смотрела на дактилоскопические узоры с ужасом.
К столу стала приближаться официантка.
— Отойдите! — рявкнул на нее, не глядя, толстяк. А когда она обиженно удалилась, спокойно продолжил:
— Все эти пальчики — с документа, с ключей из сейфа — принадлежат лично вам — Наталье Соколовой, восемьдесят второго года рождения, проживающей по адресу: Москва, Таллинский бульвар, сорок семь, квартира два. Какой же вывод мы можем сделать из данных неопровержимых улик? Главный: что документ из сейфа Садовниковой украли вы. И совершили кражу по просьбе Максима Мезенцева, вашего любовника. Украли для того, чтобы досадить Садовниковой. Максим, кстати, как я уже сказал, во всем признался — так что ваше признание мне, откровенно говоря, совсем не нужно.
Полковник спокойно и буднично собрал со стола фотографии и сунул их в портфель. Одним глотком допил кофе.
— Кто… вы? — прошептала секретарша.
— Я Хэмфри Богарт.
— В смысле? — пробормотала не слишком образованная Наташка.
— Я частный детектив. Сыщик. — Ходасевич уставился на нее тяжелым взглядом.
— Что… вы… собираетесь делать… дальше? — пролепетала она.
— Вы хотите знать, предам ли я эти материалы огласке? Возможно. — Пауза. Еще один тяжелый взгляд. — Но возможно, и нет.
— Что я вам должна? Должна делать?
«Сейчас он назовет сумму. Или скажет, чтобы я ему отдалась».
