поиски, как уроженцы здешних мест, прекрасно знали, что молва приписывает холму рукотворное происхождение. Болтали, что это скифский курган и что он вроде бы скрывает настоящий клад: золотые украшения. Но, с другой стороны, какие нормальные люди, пусть даже и древние, станут хоронить там, где раз в год разливается и бушует река? Тем не менее чуть не каждый год легковерные дурачки из поселка, из Кострова и даже других городов расковыривали курган: искали золото.
И, конечно, не находили ничего.
Тем не менее идея дойти до холма показалась мужчинам здравой: а вдруг детишки, привлеченные легендой, отправились сюда на раскопки? Маловероятно, конечно, слишком уж далеко от поселка, чуть не десять километров, но вдруг?
И трое мужиков, растянувшиеся вдоль берега, продолжали обшаривать взглядами песок и траву. Но среди мусора, то и дело попадающегося на глаза — пластиковые бутылки, пивные банки, окурки, корки, — не находилось ни малейшего следа, который указывал бы, что его оставил ребенок.
Чем ближе подходила экспедиция к камышам и кургану, тем больше становилось мусора. Все чаще попадались выгоревшие пятна кострищ. Здесь на берег выходила неприметная грунтовая дорога, и местные парочки или разудалые компании любили подъезжать к самой воде и устраивать тут свидания и попойки.
До того места, где проселочная автодорога (которую уже успели накатать с начала лета) подходила к реке, оставалось метров сто — сто пятьдесят.
Первый, шедший впереди по самой кромке, вдруг остановился. Он удивленно присвистнул и оглянулся на товарищей. Показал рукой:
— Гляньте, мужики, там причал.
— И правда.
Второй подошел к нему и тоже замер.
Сомнений быть не могло: в месте, где дорога обрывалась почти у самой воды, был сооружен небольшой лодочный причал. Два столба, вдававшиеся в реку примерно на полметра, поддерживали настил из свежих досок. Возле причала можно было различить две полузатопленные лодки: у каждой торчали из воды только нос и корма.
— Кому, на хрен, понадобился здесь причал? — словно про себя пробормотал один из мужчин. Отчим пропавших детишек пожал плечами и решительно направился к затопленным лодкам. Его товарищ последовал за ним.
А третий мужчина — он шел дальше всех от берега и отстал от компаньонов — остановился у камышей, которые окаймляли озерцо. Сделал несколько шагов в глубь камышовых зарослей. Он был в сапогах. Под ногами чавкала грязь и булькала вода. Камыши обступили его со всех сторон, отгородив от мира. Сразу стало жарко. Мужик расстегнул штаны и стал справлять малую нужду. Струя звонко ударила в воду. Вдруг он увидел краем глаза какое-то красное пятно. Повернул голову. Метрах в двух от него в воде на боку плавал маленький красный резиновый сапожок. Судя по размеру — детский.
…Двое друзей не успели дойти до причала. Из зарослей камыша как безумный выскочил третий. Лицо его было перекошено.
— Сюда! — заорал он, размахивая руками. — Скорей сюда!
Мужчины развернулись и бросились к нему. Отчим пропавших детей несся впереди. Он уже предчувствовал самое худшее и боялся в него поверить. И молился, чтобы этого худшего не случилось.
— Что?! — выдохнул он, когда подбежал к озерцу.
— Там, — дрожащей рукой указал в глубь камышей его товарищ. На его лице мешались ужас, отвращение и сочувствие.
Отчим вбежал, не разбирая дороги, в камышовые заросли. Вода хлюпала и плескалась вокруг его ног. Брючины намокли. Он вошел в озерцо по голень и тут все увидел. И понял. И без сил опустился на колени, плюхнулся прямо в воду.
Потому что перед ним в озерце лежали два детских тела. Оба — навзничь. Оба были притоплены водой, но сквозь нее были отчетливо видны их белые, запрокинутые кверху, безжизненные лица.
У девочки грудная клетка вся была разворочена. Возле красных лохмотьев внутренностей кормились малюсенькие рыбки.
Мальчик лежал в воде рядом, тоже навзничь. На его теле не было повреждений — только небольшое, с десятикопеечную монету, красное пятно на лбу.
Мальчик и девочка. Брат и сестра. Двенадцати и десяти лет.
Они мертвы и никогда больше не будут живыми.
Стоявший перед ними в воде на коленях отчим схватился руками за лицо, и его тело сотряслось от рыданий.
Двое друзей переминались с ноги на ногу на берегу озерца, с состраданием глядя на согбенную спину несчастного товарища.
Таня. Вторник, 22 июня, день
После того как били улажены все формальности, подписаны протоколы и милиционеры убыли из разгромленного офиса, Татьяна засобиралась на вокзал. Она поручила Изольде потихоньку наводить порядок и сказала, что скоро вернется.
Вокзал располагался всего в четырех кварталах от работы, и Таня решила не брать машину и пройтись пешком, привести в порядок растрепанные мысли и чувства.
Она шла по тихой улице в тени акаций и размышляла. Таня почему-то не сомневалась: и нападение на офис, и исчезновение Лени — звенья одной цепи. Точнее, одно явилось следствием другого. Но вот что произошло? Что конкретно случилось? Она ломала голову, однако у нее не было абсолютно никаких версий. Она не могла себе даже представить: почему вдруг Леня, тихий, скромный менеджер, стал от кого-то убегать? Стал объектом чьей-то охоты? С какой стати?
Трудно представить человека, более далекого от криминала, большого бизнеса и спецслужб. И, положа руку на сердце. Ленчик ведь такой примитивный! Не умей он иногда подкидывать блестящие рекламные идеи — вообще Иванушкой-дурачком можно было б его назвать. Как он тогда, позавчера, заладил: «Хочу да хочу тебя». И при этом ни слова красивого, ни намека на истинную страсть, ни единого комплимента… Разве такой человек в силах натворить что-нибудь серьезное? Да максимум, на что он способен, — это стащить сырок в супермаркете… Кому он мог помешать? Почему вдруг стал неугоден?
А может, разгадка кроется в его прошлом? Таня вспомнила, что однажды, подвыпив, Леня в ответ на ее вопрос, почему он уехал из Москвы, сказал: «Я сбежал». — «От кого? От девушки?» — спросила тогда Таня. «Хуже», — мрачно покачал головой Леонид и дальнейший разговор замял.
Теперь Татьяна ломала голову: что скрывали те его слова? Что это было? Обычная мальчишеская бравада? Тщеславное мужское желание показаться значительней, чем он есть на самом деле? Или Лене и вправду было кого опасаться в столице? И враги теперь настигли его?
Таня вздохнула. Она надеялась, что посылка, которую Леня оставил для нее в камере хранения, и впрямь, как он обещал в письме, объяснит ситуацию.
Садовникова вышла на привокзальную площадь. Вся она оказалась залита солнечным светом. Подвывая, подъезжали троллейбусы. В них грузились только что прибывшие пассажиры. Публика посостоятельней укладывала сумки и чемоданы в багажники легковушек. Суеты почти не было, особенно если сравнивать со столичной площадью трех вокзалов.
Таня понятия не имела, где здесь находится камера хранения.
Навстречу шли двое симпатичных юных милиционериков. При других обстоятельствах она бы, не задумываясь, спросила у них дорогу. А теперь, после исчезновения Лени, что-то екнуло в груди: «А вдруг они уже знают, что я должна прийти за посылкой, и только меня и поджидают?.. Ф-фу, — отогнала Таня дурацкие мысли, — что за паранойя!» И именно для того, чтобы преодолеть себя, избавиться от мании преследования и доказать самой же, что ей ничто не угрожает, она остановила молодых милицейских и спросила:
