Варя фыркнула.
— Очень я с ней тактично поговорил, — слегка разобиделся Костик, — и извинился десять раз, и успокоил.
— Ну ладно, ладно. Верю, что ты, Костик, у нас мальчик воспитанный. Про смерть любимого зятя питерской тещеньке не говорил?
— Да нет пока. Придумал, что у Кондакова чемодан украли.
— Лихой полет фантазии. И что же тебе твоя молодушка-мама рассказала про доченьку-вдову?
— Сказала, что Анжела Кондакова находится в турпоездке, в Шри-Ланке. Это Цейлон теперь так называется. «Когда должна вернуться?» — спрашиваю. «Сегодня утром, — говорит, — Анжелочка прилетает с Цейлона в Москву, в одиннадцать часов, рейс шестьдесят шесть двенадцать». Ну и дала мне сотовый номер Анжелы. И еще на всякий случай я вызнал у нее телефончик одной ее подружки, с которой Кондакова вместе на курорт летала…
Рассказывая, Костик все больше и больше приходил в азарт:
— Потом я позвонил в Аэрофлот. И оказалось…
Он выдержал эффектную паузу, но ни Опер, ни Варвара не выказали никакого нетерпения — просто стояли и смотрели на следователя. Слишком устали.
— …Оказалось, что этот чартер со Шри-Ланки, номер шестьдесят шесть двенадцать, уже прибыл! Вчера, в одиннадцать часов вечера, то есть в двадцать три по московскому времени!
— Интере-есно, — протянул Опер.
— А я что говорю! — воскликнул Костик. И продолжил: — Я тогда сразу же бросился звонить Анжеле Кондаковой на сотовый. Гудки проходят — значит, аппарат в зоне приема, но трубку никто не берет. Раз звоню, два, три… Ноль эффекта. И тогда я позвонил этой Анжелиной подружке, с которой она вместе вроде бы на Цейлон летала.
— Всех на уши поднял, — опять юмористически подмигнул Варваре Опер, кивнув в сторону следака.
— Ничего, — не обращая внимания на насмешливый тон, продолжал Костик, — эта девушка не спала, она как раз только что в Ленинград… ну, то есть в Петербург, из Москвы прилетела. И знаете ли, что она мне сказала?
Следак интригующе обвел взглядом Опера с Варей.
— Что хочет выйти за тебя замуж, — усмехнулся майор.
— А вот и нет, гражданин Малютин, — торжествующе проговорил Костик. — Она сказала, что Анжела Кондакова, выходя из самолета, который, подчеркиваю, приземлился в аэропорту Шереметьево- один вчера в двадцать три часа, собиралась ехать к своему супругу Игорьку Кондакову, ныне зверски убиенному, — и добавил: — Прямо сюда, на базу!
Опер присвистнул. Они трое так и застыли на ступеньках ночной базы, являя собой немую сцену к последнему акту «Ревизора». Однако уже через минуту оторопь Малютина, равно как и его шутливое настроение по отношению к юному следаку, словно ветром сдуло. Он снова стал серьезным, озабоченным, деловитым.
— Значитца, так, — скомандовал он. — Я сейчас беру сержантов и снова прочесываю всю территорию базы. Судя по тому, как тут, на шлагбауме, «Порше» выпустили, они на самом деле могли прошляпить и целый взвод киллеров, сюда прибывших. Не говоря уже об этой бедной крошке — Анжеле Кондаковой…
Опер повернулся к девушке:
— А ты, Варька, сделай то, что уже давно должна была сделать — вместо того, чтобы с нами на машинках гоняться. Бери-ка в оборот своего возлюбленного Нычкина и начинай колоть его. Обещал он тебе рассказать что-то интересненькое про убийство? Обещал. Вот пусть за базар и отвечает. Можешь применять к нему методы допроса с третьей степенью устрашения. Лады?
Варвара хмуро кивнула.
— Лады. Только позвольте внести две поправки. Во-первых, Нычкин — совсем не мой возлюбленный. А во-вторых, я не Варька, а Варвара Игоревна. Ну или, в крайнем случае, лично для вас — просто Варя.
— Тю-ю, — протянул Опер, — обиделась. Зря. Ладно, не обращай на меня внимания. Я не со зла, а с устатку. Извини. Мир?
— Мир, — вздохнула Варвара. Долго сердиться на Опера она не могла: видела, что человек он незлобивый и не подлый (его характер уже хорошо успела изучить). Если он и мог обидеть, то только мимоходом, невзначай, не подумавши, но никак не со зла.
— А ты, — обратился оперативник к Костику, — обещал мне составить схемку: кто где из сборников на базе проживает. Ну и где она, твоя схема?
— Я же все это время Анжелой Кондаковой занимался, — вылупился на него следак.
— Ну что ты как ребенок, — поморщился Опер. — «Анжелой занимался!» Схема — дело-то пятиминутное. Сказал бы как есть: забыл. Эх, ладно, — вздохнул Малюта и похлопал Костика по плечу. — Давай сделай, мой дорогой, все равно же тебе потом для отчетности понадобится рисовать.
И скомандовал всем троим, включая себя:
— Ну, по коням.
Когда Варя заглянула в столовую, чтобы вытащить Нычкина на допрос (или как это лучше назвать — разговор по душам?), лицо футболиста просияло радостью, но искренней или фальшивой, она понять не могла. Честно говоря, она слишком уж устала за эту бесконечную ночь, чтобы еще кокетничать с южанином или принимать его ухаживания.
— Значит, так, гражданин Нычкин, — сухо предложила она еще в коридоре, когда форвард только вышел из столовой, — если у вас есть что рассказать мне по делу — рассказывайте. Если нет и опять начнутся сотрясания воздуха — тогда до свидания.
— Экая строгая ты нынче, гражданин начальник, — изумился футболист.
— Да устала я, — вдруг вырвалось у Вари совершенно лишнее в данный момент признание.
— Могу помочь, — заботливо проговорил Нычкин, нежно касаясь ее руки. — Массаж сделать и все такое.
— Ты опять? — подняла брови Варя и беззлобно добавила: — Смотри, в лоб получишь.
За разговором они, незаметно для себя, проследовали по коридору и оказались на пороге комнаты отдыха — сейчас совершенно пустой. Варя устало уселась в кресло, которое для предыдущих своих допросов облюбовал Опер.
— Ну, давай рассказывай, — серым смазанным тоном предложила она. Она и впрямь утомилась, перенервничала, хотела спать. Ей уже все равно стало, кто на самом деле зарезал футболиста Кондакова. И даже было совершенно безразлично — будут ли иметь хоть какое-то продолжение их отношения с Нычкиным.
Больше всего ей в этот момент хотелось оказаться вдруг дома, в своей комнате, улечься в кровать, свернуться калачиком и заснуть.
А Нычкин выглядел огурцом — словно и не было бессонной ночи, словно он и не кувыркался весь вечер в постели с этой шлюхой Снежаной и не в его кровати обнаружили труп товарища по сборной. Он по-хозяйски уселся в кресло — в то самое, где сидел, когда его допрашивал Опер. Тогда он имел довольно- таки жалкий вид, а теперь — наоборот, закинул ногу на ногу, улыбнулся Варе, будто хозяин положения. Вдруг спросил:
— А ты каким спортом занимаешься?
— Карате, — на автомате ответила Варя, — и академической греблей.
— Ах гре-еблей… — цинично протянул Нычкин, и это его последнее замечание, недвусмысленно намекающее на какие-то «толстые обстоятельства», вдруг взбесило Варвару. Однако она не сорвалась, постаралась взять себя в руки и дала нападающему отповедь.
— Так, уважаемый товарищ футболист, — заявила она предельно холодно, — хватит трепаться. Давай рассказывай то, что обещал. Надоели твои выходки.
— Ладно, не кипятись, — примирительно произнес Нычкин. — Лучше скажи мне вот что: вы
