еще? Гулять. В смысле – по бабам. Тоже не слишком правдоподобно. Кроме Лики, все остальные для Ромки вроде староваты… Василий с неохотой вспомнил свою собственную семейную жизнь и заполошный вопль жены: «Иди ищи себе образованную!» Нет, кажется, это из другой оперы… У Лики и у самой образование. Чего, кстати, нельзя сказать о Ромке…
А что, если в самом деле взять и потолковать обо всем об этом с Ликой? Как ни крути, а Ромку-то ведь спасать надо… Пропадает парень на глазах… Как-нибудь повлиять с двух сторон – может, и выправится…
Все более утверждаясь в этой благой мысли, Василий свернул в нужный проулок и уже у самого скока опять столкнулся с печальным Никитой Кляповым.
– Ну что? Видел Креста?
– Видел…
– Сказал?
– Нет…
– Почему?
Никита устало прикрыл глаза (раньше он в таких случаях снимал очки).
– Странно… – молвил он с жалкой улыбкой. – Дома я мечтал, что у нас в стране объявят когда- нибудь свободу слова… Мне как-то в голову не приходило, что свобода эта приходит не извне, а скорее изнутри…
Василий поймал себя на том, что мелко потряс головой.
– Ты о чем?
Никита медленно поднял веки.
– Понимаете, даже если отменить внешние, административные запреты (как это сделано здесь), все равно остаются запреты внутренние. Застенчивость, нерешительность. Да элементарная вежливость, наконец!
Василий продолжал оторопело глядеть на Никиту Кляпова.
– Так ты… чего хочешь-то?
– Боюсь, что уже ничего, – удрученно ответил тот. – Просто с некоторых пор я заподозрил, что дело и раньше заключалось не в общественном устройстве, а во мне самом…
Телескоп издал жалобный щебет. Он тоже ничего не понял. Никита Кляпов вздохнул и, с ласковой рассеянностью взглянув на зверька, двинулся дальше. Василий ошалело посмотрел ему вслед, выругался изумленно и ступил в скок…
Уютный колышущийся сумрак родного жилья ласково обнял зверька и его хозяина.
– Гость! – пронзительно чирикнул Телескоп. Василий обернулся – и замер. В глыбе-качалке, овеваемая легкими цветными волнами, сидела Лика.
– Вы уж простите, Василий, что ворвалась к вам без спросу, – взволнованно заговорила она, вставая. Серые глаза ее были тревожны. – Но ждать возле вашего скока я тоже не могла. Сразу поползли бы сплетни… В общем, сами понимаете…
– Что-нибудь случилось?
– Н-нет… Пока еще нет… Василий расслабился.
– Ага… – озадаченно молвил он, берясь за подбородок тем же задумчивым жестом, каким раньше брался за козырек. – Да вы садитесь, Лика, садитесь… – спохватился он вдруг. – Будьте как дома.
При этих словах он как бы невзначай окинул взглядом свое жилье и, в общем, остался им вполне доволен. Сегодняшним утром к глыбе-качалке добавился еще и столик – плоский сверху и снизу камушек полуметровой высоты, выторгованный за семь сереньких тюбиков у прижимистой Клавки. Стена тоже выглядела внушительно. Инструмент (четыре предмета) покоился на хромированных крюках, выломанных в самом центре светоносной рощицы, куда еще не всякий сунется. Тускло лоснились тяжелые чугунные складки фартука.
Солидно, солидно…
– Телескоп, – барственно распорядился Василий. – Света добавь…
И пока тот бежал вприпрыжку к стене за своей железячкой, а потом обратно – к рощице стеклистых труб, Василий подошел к молочно-белому причудливому столику-глыбе и сел напротив гостьи – на кабель. Вскрикнул перерубленный белый световод, зато три-четыре ему подобных вспыхнули поярче, сразу прояснив подвижный цветной полумрак.
– Дьец? – вопросительно чирикнул Телескоп, готовый к дальнейшим действиям.
Василий закашлялся. «Хвост тебе надрать!» – смущенно подумал он.
– Нет, одного хватит, – сказал он, искренне надеясь, что это Телескопово словцо Лика слышит впервые. – Ломограф свой повесь на место, а сам давай поухаживай за гостьей. Графинчик – в баре, колпачки и закуска – тоже…
Лика ошеломленно следила за тем, как польщенный высоким доверием Телескоп скачет к простынке, за которой, надо полагать, скрывалась ниша, именуемая баром. Вот он появился оттуда с подно-сиком, на котором действительно стояло что-то вроде графина, наполненное на две трети рубиновой жидкостью, пара колпачков и несколько капсул – лимонных и пурпурных. Осторожно переставляя кривые опушенные серебристым мехом ножки с розовыми пролысинками на коленях, лупоглазый мажордом опустил подносик на стол и отпрыгнул, гордый собою.
– Зать! – немедленно потребовал он.
– Конечно, – сказал Василий. – Заслужил. Держи…
Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на осанистого хозяина. Зрачки ее дышали.
– Так вот вы их зачем… – с огромным уважением выговорила она. – А наши-то дураки смеялись… – Лика тряхнула волосами. – И какое, главное, облегчение в хозяйстве…
– Да я над этим поначалу даже и не думал, – признался Василий. – Просто, гляжу, симпатичные зверушки…
И он протянул мощную свою пятерню к графинчику.
– Боже, какая прелесть! – сказала Лика, глядя теперь на прозрачный сосудец. – Как вы это сделали?
– Да как колпачки, только чуть сложнее, – охотно объяснил Василий, разливая рубиновый напиток. – Обрезаешь световод, а шкурку чуть задираешь. Ну и смолы сразу набегает много' здоровая такая капля набухает… И как только сверху затвердела – чик ее по горлышку! А внутри-то смола – она ж еще мягкая… Ну вот, потихоньку ее оттуда и вытягиваешь вместе с сердцевиной… Получается такая вот колба. И пробка точно так же делается, только капля должна быть меньше… Ладно. За встречу!
Оба выпили. Василий протянул гостье пурпурную капсулу, но та с интересом разглядывала только что осушенный колпачок.
– Что это? – спросила она, кивнув на графинчик, но, видимо, уже имея в виду сам напиток.
– Да это-то просто… – Василий махнул рукой. – На литр водки – один черненький тюбик и половину красненького. А вы так разве не смешиваете?
– Смешиваю… Просто в другой пропорции… – Лика поставила колпачок на стол, и лицо ее снова омрачилось.
Кажется, пора было завязывать с любезностями и переходить к делу.
– Так что случилось-то, Лика? Или там случится, вы говорите…
– Я пришла посоветоваться… – сказала она. – Насчет Ромы.
Василий кивнул. Именно этого он и ожидал.
– Вы – старше, опытнее, – надломленным голосом продолжала Лика. – Я знаю, вы еще дома пытались как-то воздействовать на него, направить…
– Н-ну… в какой-то степени… – осторожно согласился Василий.
– Я в отчаянии, – сказала Лика. – Это совершенно неуправляемый человек. Вы даже представить себе не можете, сколько я вынесла за последние дни… Я знаю, с талантливыми людьми жить сложно, но не настолько же! Все мои слова для него – пустой звук. Он отбился от рук окончательно… Мне неловко в этом признаваться, но, когда я расплачивалась с Машей за обувь, не хватило трех тюбиков… Мне пришлось
