Муни качнуло.
— Из-за вас я нетвердо стою на ногах.
Вслед за мужчинами Мокси вошла в холл.
— Почему этот Голубой дом белый?
— Слушай, ну не мог же хозяин назвать его Белый дом? Надо же уважать основы нашей государственности.
Четы Лопесов, которая поддерживала порядок в доме, нигде не было. Флетч знал, что жили они в собственном доме, отделенном от Голубого высоким забором. Парадную дверь они оставили незапертой, свет горел везде, даже в биллиардной, в столовой они нашли поднос со свеженарезанными сэндвичами и ведерко со льдом, полное банок с пивом.
Флетч прошелся по комнатам, всюду выключая свет.
— Я покажу вам ваши апартаменты.
— Но еще нет и девяти часов, — возмутилась Мокси.
— В Ки-Уэст время ничего не значит, — он уже поднимался по лестнице. — Часам тут верить нельзя.
За ним последовал Фредерик Муни.
— Вперед и вверх! — изрек он. Замыкая шествие, Мокси тяжело вздохнула.
Флетч указал на первую дверь справа.
— Ваша комната, мисс Муни. Надеюсь, вы останетесь довольны. Полотенца в ванной.
Она заглянула в комнату, затем посмотрела на Флетча.
— Я должна дать тебе чаевые?
— Если у вас возникнут проблемы с кондиционером, не стесняйтесь, позвоните вниз.
Флетч открыл следующую дверь.
— Это ваша комната, мистер Муни. Видите? Отличная двуспальная кровать.
— Очень хорошо, — пошатываясь, Фредерик Муни прошел в комнату. — Когда мне вставать?
— Не беспокойтесь. Мы вам позвоним.
— Лира я уже отыграл, — услышал Флетч бормотание Муни. — Должно быть, сегодня вечером будет «Ричард Третий».
Мокси все еще стояла на пороге. Даже в простеньком черном платье выглядела она очень и очень сексуально.
— Спокойной ночи, мисс Муни. Добрых вам снов.
— Спокойной ночи.
В своей комнате Флетч незамедлительно скинул мокасины, рубашку, шорты и трусы, постоял под теплой струей душа, прошел к кровати, улегся, накрывшись простыней.
И рассмеялся.
Глава 10
— Мне не терпится постареть, — Мокси вытянулась рядом с ним. — Стать морщинистой и толстой.
— Именно этого мы все тебе и желаем.
— Я говорю не про глубокую старость. А про тот возраст, когда имеешь полное право есть, сколько душе угодно, и не стесняться своего уродства.
— Жду не дождусь, когда же, наконец, придет этот день.
Мокси повернулась на бок. Теперь они лежали лицом к лицу, их обнаженные тела соприкасались по всей длине, за исключением животов.
— Тогда я смогу играть характерные роли.
— Роли толстух?
— Замужних женщин, матерей, монахинь, бабушек, деловых женщин. Ты понимаешь, о чем я. Женщин, которые кое-что повидали, знают, что почем, могут выразить в мимике свои переживания, отношение к происходящему.
Ветерок, врывающийся через открытые балконные двери протянувшийся вдоль всего второго этажа, приятно холодил вспотевшую кожу.
Мокси пришла к нему в комнату в чем мать родила, и, не торопясь, обошла ее по периметру, зажигая все лампы. Загорелая, без следов купальника, как и полагалось по ее роли в «Безумии летней ночи». Потом вскочила на кровать, сорвала с Флетча простыню, подпрыгнула, и всем телом упала на него.
Тот ойкнул и, перекатившись на бок, сбросил ее с себя.
— Не то что эта чертова роль в «Безумии летней ночи». Ты знаешь, как представлял себе сценарист мою героиню? Цитирую: «Очаровательная блондинка, американский стандарт[12], старше двадцати лет, такая, как Мокси Муни».
— Похоже, ты идеально подходишь для этой роли.
— Ты называешь это особенностями характера?
— Ну, ты очаровательная, блондинка, женщина. Что такое американский стандарт?
— Полагаю, ты видишь его перед собой, дорогой.
— Я ничего не вижу, кроме твоих глаз, лба, носа и скул.
— Но ощущаешь, не так ли?
— О, да. Ощущаю.
— Пощупай еще. М-м-м.
— Подожди хоть минуту.
— Нет. Не хочу.
Потом он улегся на спину, наслаждаясь прохладным ветерком.
— Есть же хорошие роли для молодых. Должны быть.
— Только не в «Безумии летней ночи». Там я тело, ни о чем не думающее, невинное, большеглазое, тупое, как дерево. Я должна лишь говорить «О!» да округлять в испуге глаза. В сценарии больше «О!», чем дырок в десяти килограммах швейцарского сыра.
— Ужасно, наверное, быть еще одной прекрасной мордашкой. Или телом.
Теперь они оба лежали на спине, касаясь друг друга лишь мизинцами на ногах.
— Перестань, Флетч. Меня воспитывали и учили не для того, чтобы я стояла, как столб, и говорила «О!». Я способна на большее. Фредди и я это знаем. Я говорю это не в оправдание тому, что произошло на съемочной площадке.
— А у меня возникло такое ощущение.
Мокси долго смотрела в потолок.
— Наверное, ты прав. О, дорогой!
— Впервые ты назвала меня «дорогой».
— Я обращаюсь не к тебе, а к потолку.
— С выражениями любви надо быть поосторожнее, Мокси. Помни, мы будем переписываться, когда ты окажешься за решеткой, а письма просматриваются цензором.
— Я лишь хотела сказать, что фильм этот — дерьмо собачье. Сцены статичные, диалоги напыщенные, роли стереотипные. Люди бегают друг за другом под Луной.
— Такое ощущение, что от зрителей отбоя не будет.
— Мокси Муни в главной роли.
— И Джерри Литтлфорд.
— И Джерри Литтлфорд, — кивнула Мокси. — Он также способен на большее.
— Если фильм так плох, почему ты согласилась играть в нем?
— Стив сказал, что я должна. Чтобы выполнить какой-то контракт.
— Контракт, подписанный тобой?
