утром, когда она попрощалась с делегацией американских экологов и с женихом, который, вопреки обещаниям, в очередной раз подтвердил опасения Антонины. Он не смог оставить без внимания Лайзу Коушелл и ее коллег, отправившихся с визитом в соседнюю республику. Американцы выразили сильнейшее желание, чтобы в этой поездке их сопровождал именно Вадим Павлович Шатунов – таким уж он показался им милым, обходительным и знающим свое дело.
Американцы пробыли в Вознесенском три дня, и Людмиле лишь дважды удалось поговорить с Вадимом один на один. Ночевать в ее доме он наотрез отказался, объясняя это тем, что вечерами американцы особенно нуждаются в нем. Переводчица, прибывшая с делегацией, не справляется с потоком документов по заповеднику. И если бы не его, Вадима, помощь, бедная Лайза не спала бы все ночи напролет.
Толстая, краснощекая Лайза совсем не походила на девицу, чрезмерно утомленную ночными бдениями над бумагами. Она громко хохотала по каждому поводу и столь же громко ругалась, когда кто-то из членов делегации опаздывал к завтраку или ужину. В остальное время она была очень даже дружелюбной и приветливой особой и могла бы понравиться Людмиле, если бы не одно обстоятельство: она ни на секунду не отпускала Вадима от себя. И он, похоже, этим нисколько не тяготился и был весьма рад столь явному вниманию со стороны Almighty Lizy[1], как без особого стеснения именовала она саму себя.
С этим определением способностей и возможностей Лайзы нельзя было не согласиться. С папиными миллионами за плечами легко чувствовать себя вершительницей чужих судеб. В какой-то момент Людмиле даже стало жалко Вадима. Она заметила его суетливость и слегка виноватую улыбку: жених одновременно побаивался Лайзу и стыдился своей робости и неожиданного, пусть и в мелочах, угодничества перед богатой американкой.
Вечером накануне отъезда Вадим зашел к Людмиле в кабинет, присел на стул рядом и сообщил, что и на этот раз им не удастся провести Новый год вместе.
– Пойми меня, дорогая, – он взял ее руку, на мгновение прижал к губам, ласково улыбнулся, – в наших условиях очень трудно получить признание зарубежных коллег. Знакомство с Лайзой может принести определенную выгоду, и не только мне одному.
– Я это заметила, Вадик, – улыбнулась Людмила. – Кажется, Лайза имеет в виду и собственную выгоду. Ты так мило за ней ухаживаешь, что она даже по нашему морозу без шапки бегает. В таком случае говорят: любовь греет! Чья только, не твоя ли?
– Не язви, дорогая! – Вадим удивленно приподнял бровь и даже снял очки. – Неужели ты меня ревнуешь? Я знаком с Лайзой чуть больше недели, и наши отношения строятся лишь на деловой основе.
– Слава богу, Вадик, – совсем уж ласково посмотрела на него Людмила. – Я совершенно не сомневаюсь в том, что ваши отношения строятся именно на этой основе и Лайза смотрит на тебя влюбленными глазами исключительно из деловых соображений.
– Ты решила поссориться со мной? – Вадим поджал губы и вновь надел очки. – Я ведь не подвожу базу под твои отношения с некоторыми из соседей, которых, по слухам, ты взяла под свое покровительство.
– Я не скрываю этого, дорогой, и учти: выгоды для себя никакой не ищу.
– Я этому не удивляюсь, но мне неприятно узнавать от посторонних людей, что ты водишь знакомство с ментами. Что может быть общего у тебя, научного работника, с тупым и ограниченным милиционером?
– Вадим, – Людмила встала со стула и сверху вниз посмотрела на жениха, – прошу тебя, выбирай выражения. Не дай бог, кто-то позарится на твою дубленку, кого ты позовешь на помощь в первую очередь? Уверена, не Лайзу Коушелл, а жалкого, тупого мента.
– Деньги за дубленку я тебе верну, и в самое ближайшее время. – Вадим тоже поднялся на ноги. – Могла бы и не намекать на это, да еще таким образом. – Он окинул ее взглядом и презрительно усмехнулся. – А у тебя хорошо получается милицию защищать. Не зря в ментовских подружках числишься! – Он перехватил занесенную для пощечины руку невесты и отбросил ее в сторону. – На местных поклонниках тренируйся! А я в подобные игры не играю! – Вадим нахлобучил на голову шапку, застегнул дубленку и, не попрощавшись, вышел. А утром, перед посадкой делегации в автобус, процедил сквозь зубы:
– Я тебе позвоню из Красноярска, – и официально пожал руку.
Антонина, наблюдавшая за ними с крыльца конторы заповедника, дождалась, когда автобус с гостями тронется с места, и подошла к подруге:
– Давай ко мне! Все равно работник из тебя, сегодня аховый!
Дома у Тоньки было тепло и уютно, вкусно пахло свежей стряпней. Подруга пояснила:
– Всю ночь сегодня готовила. Барсуков обещался к вечеру Стаса домой привезти. – И уточнила:
– Ко мне домой. Я этого чубатого хохла от себя теперь ни на шаг не отпущу!
– Счастливая ты, Тонька! – вздохнула Людмила. – А у меня опять все наперекосяк. Думала, на Новый год все решится. Нет, не получается. Не захотел Вадим остаться. Работы, видишь ли, у него много.
– А ты что, ма другое надеялась? – Антонина, хотя и смотрела сочувственно, но, похоже, была рада подобному повороту событии. – Конечно, я Вадима плохо знаю, но, по некоторым приметам, он из тех молодчиков, что всегда готовы на чужом горбу в рай въехать. Но на этот раз он вот-вот с твоего горба на американский перепрыгнет. Он же намекнул, что там перспективы более радужные.
Кстати, эта Лайза замужем?
– Была. Дважды. Сейчас в разводе. – Людмила с недоумением посмотрела на подругу. – Но она же почти на десять лет его старше.
– Ты думаешь, это преграда в наше время? Ты только представь, что твоего Вадика ожидает, если он поддастся ее чарам или, вернее, клюнет на ее деньги. Она же его как экзотический сувенир, как матрешку из России привезет. Смотрите, мол, русского медведя себе отхватила не за понюшку табака.
– Ну, на медведя Вадим вряд ли смахивает, – улыбнулась Людмила, не чувствуя, что слезы бегут по щекам.
– И что ты, дура такая, по нему убиваешься? – Тонька притянула подругу к себе и вытерла ей щеки носовым платком. – Если он и похож на медведя, то лишь на того, который недавно из берлоги вылез.
Худой, плешивый, голодный…
– Зря ты так, Тоня! Какой он плешивый и голодный? Вид у него сытый и ухоженный, только что худой. Себя он любит, лелеет, и, если Лайза вздумает пригласить его в Америку поработать, это будет для него величайшей удачей. Ты бы отказалась?
– Обо мне и речи не идет. Но разве справедливо почти десять лет морочить девке голову, а потом слинять за бугор в одиночку? Он ведь даже и словом не обмолвился, что вы поедете туда вместе.
– Честно сказать, о своей поездке в Америку он даже не намекал, это все твои домыслы.
– Да какие, к черту, домыслы? – всплеснула руками Тонька. – Конечно, будь эта Лайза простой русской бабой, твой Вадик за версту бы ее обходил. Но она, к сожалению, очень богатая американская дама и имеет на него виды, это и козе понятно. И непременно его к рукам приберет, тут уж не сомневайся. И он на это пойдет добровольно и с большой охотой. – Она заглянула в глаза Людмилы. – Я тебе точно говорю: он за границу собрался. И Лайза – тот самый парашют, с помощью которого он приземлится, попомни мое слово, в каком-нибудь теплом и уютном штате.
– Тоня, милая, но что же мне делать? – взмолилась Людмила и вновь заплакала. – Я же действительно почти десять лет на него убила. И вот результат: он променял меня на эту толстую и лохматую бабу. Неужели…
– Людка, сдурела, нашла о ком реветь! – перебила ее Антонина. – Да твой Вадик из породы еще тех вампиров. Присосется и живет за чужой счет припеваючи. Посчитай, сколько денег он из тебя вытянул за это время? Ты же ни разу в отпуске как следует не отдохнула, все на подработках каких-то. Тянешься изо всех сил, жилы рвешь, а ради кого, спрашивается? Ты его чуть ли не грудью вскормила, взлелеяла, выучила, наконец, а он тебе вот-вот ручкой помашет… Сколько раз я тебе говорила: бросай его, пока не поздно, ничего хорошего из этого не получится!
– Подожди, но он ведь и слова еще не сказал, что мы должны расстаться! – спохватилась
