словами, на самом деле она совсем его не любит, просто вступило что-то в голову, наваждение какое-то, от которого она тут же избавится, как только он появится на пороге. И тут же опять мучительно морщилась: ну когда же он все-таки появится? Обещал ведь прийти…
Почти весь вечер она просидела в одиночестве за столиком, изредка, чтобы не заметили, бросая взгляд на дверь, но Барсуков, вопреки обещанию, на празднике так и не появился. Вокруг вовсю веселились, пили шампанское, танцевали, пели хором и в одиночку. Иногда к столу подбегали то Тонька, то Стас, старались вытащить Людмилу из-за стола, несколько раз пытались сделать это вдвоем, призывали на помощь друзей и приятелей, подсылали перспективных кавалеров с приглашением на танец. Но она словно заледенела и все поглядывала и поглядывала на дверь: а вдруг Денис вернется вовремя из поездки, придет на праздник.
Но вот и полночь уже миновала под выстрелы шампанского, женские визги и громкий смех мужчин. Никогда еще Людмила так люто не ненавидела этот праздник, когда-то самый любимый и желанный. Сейчас он окончательно разбил ее надежды, и она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос на виду у веселящейся толпы.
Еще больше она ненавидела себя за то, что поверила, будто сможет вновь полюбить, придумала себе игрушку, впустую тратит время на никчемные переживания. Она судорожно вздохнула, чтобы избавиться от застрявших в горле рыданий, и сжала руки в кулаки. Зачем она сшила это чертово платье?
Для кого, спрашивается, старалась? Не спала ночами, все пальцы исколола, и все напрасно, хотя платье получилось на редкость удачное и очень шло к ее глазам. Даже без льстивых Тонькиных уверений и восторженного огонька в глазах Стаса она знала, что выглядит как никогда великолепно. В этом уверил ее и проблеск зависти, мелькнувший в глазах Надьки Портновской и десятка ее подружек, занявших несколько столов напротив. Судя по Надькиным взглядам в сторону двери, она, в отличие от Людмилы, и не думала прятаться, подполковника здесь ждали с не меньшим нетерпением. И огорчение испытывали тоже неподдельное.
Людмила посмотрела на часы. Второй час ночи.
И где его черти носят? Или он напрямик, не заезжая в Вознесенское, отправился в город, вслед за отцом и сыном, которые уехали погостить на праздники к старинным друзьям Максима Андреевича?
Людмила закусила губу. Кто его знает, может, там и не одни старики? И он сейчас веселится вовсю, напрочь забыв о своих обещаниях, да и что ему эти обещания? Он же не обязан проводить праздник с людьми, которые ему скучны и неинтересны.
Она огляделась по сторонам. Антонина и Стас танцевали в дальнем темном углу зала и не обращали на нее никакого внимания. Она решилась. Быстро проскользнула между танцующими, миновала полутемный коридор с целующимися в закутках парочками. Гардеробщица тетя Ульяна осуждающе поджала губы, когда Людмила объяснила ей свое желание уйти с новогоднего бала внезапной головной болью. Поворчала для порядка, но шубу и сапоги взамен номерка подала, хотя и не преминула заметить:
– Такая ты красавица сегодня, Людмила Алексеевна, а домой без провожатого уходишь. Али все мужики враз окривели, ежели такую бабу не заметили?
Тетке Ульяне, скучавшей в одиночку в стороне от всеобщего веселья, страсть как хотелось поболтать, но Людмила разговора не поддержала, тихо и быстро оделась, попрощалась и направилась к выходу.
Новогодняя ночь встретила ее резкими порывами ветра и почти кромешной темнотой, едва раздвигаемой светом единственного фонаря на фронтоне Дворца культуры. Она медленно сошла по ступеням вниз и тут же, испуганно вскрикнув, отпрянула в сторону. Из темноты вынырнула высокая мужская фигура и знакомый, слегка простуженный голос произнес:
– Слава богу, вы еще не ушли, а то я боялся не выполнить приказ Антонины Сергеевны проводить вас до дому.
– Так уж и боялись. – Она попробовала изобразить усмешку, но голос прозвучал слишком жалобно. А теплая, несмотря на мороз, мужская рука накрыла ее ладонь, и она потянулась к нему, совершенно забыв о том, что несколько минут назад готова была разорвать этого человека на части.
Глава 24
– Осторожнее! – Барсуков придержал ее за локоть. – Куда вы торопитесь? – И предложил:
– Давайте не спеша прогуляемся. – Он искоса посмотрел на Людмилу. – Но, если хотите, я могу вызвать машину.
– Не надо, – едва слышно прошептала она и тут же почувствовала, что Барсуков уже более основательно взял ее под руку, отчего она еще плотнее прижалась к нему. Так они и пошли по улице, прильнув друг к другу, впервые никого не стесняясь, и в первую очередь самих себя.
Кружившая возле ног поземка притихла так же внезапно, как и началась. Медленно они миновали центральную, более-менее сносно освещенную улицу, но уже на соседней их окутала кромешная тьма, которую изредка пробивали желтоватые пятна света из окон, за которыми вовсю шло новогоднее веселье.
Низкие темные тучи сыпанули снежком, из-за забора гавкнула собака, лениво, больше для порядка, ее поддержала другая, но тут же смолкла.
По-прежнему молча они продолжали идти вдоль улицы. Людмиле казалось, что мужские пальцы, горячие и жесткие, прожигают ее насквозь. Минуя один темный переулок за другим, она с отчаянием думала, что они прошли уже добрую половину пути и обменялись лишь десятком слов, но до сих пор Барсуков не предпринял ни единой попытки показать ей свое особое расположение. И раньше бывало, что ее провожали до дому, и раньше кавалеры пытались выбирать более темные закоулки или более длинный путь до калитки, но провожания так на том и заканчивались, до объятий и, тем паче, поцелуев дело никогда не доходило. И не потому, что она не вызывала у провожающих определенных чувств или желаний, скорее наоборот, но держала себя слишком холодно и равнодушно, разбивая в пух и прах сокровенные мечты даже самых пылких кавалеров.
Дорога пошла под уклон. Барсуков опередил Людмилу на шаг. Продолжая придерживать ее за локоть, он принялся медленно спускаться вниз. Занятая мыслью о том, как бы не поскользнуться и не сбить с ног своего провожатого, Людмила совсем забыла о коварной ловушке, слегка присыпанной недавно выпавшим снегом. В дневное время она обходила этот переулок стороной: того гляди собьет с ног ребятня, летящая с ледяной, хорошо раскатанной горки на санках и кусках фанеры. Вспомнив про опасность, она судорожно схватила Барсукова за рукав, потянула в сторону, но подполковник уже ступил на катушку, нелепо взмахнул руками и, охнув от неожиданности, покатился вниз, увлекая за собой Людмилу.
– Осторожнее! – только и успела она крикнуть и уже в следующее мгновение приземлилась рядом.
Больно ушибла локоть и зашипела от боли.
– Что с вами? – Барсуков первым поднялся на ноги и подал ей руку.
– Шапка. – Она потрогала рукой голову. – Шапку потеряла…
– Да вот же она! – улыбнулся Денис. – Под вашей... э-э-э… – Он замялся, подыскивая слово, и, найдя наконец, обрадовался:
– Вы на ней сидите!
Людмила в сердцах резко выдернула из-под себя шапку, нахлобучила се на голову. Барсуков присел рядом на корточки и принялся заботливо отряхивать снег с ее шубы.
– Не надо! – прошептала Людмила и взяла его за руку. – Помогите мне подняться.
Барсуков подхватил ее под локоть, она закусила губу: руку зашибла основательно, но на ноги поднялась достаточно ловко и, что ей больно, видом своим не показала.
– Подождите, – внезапно попросил Барсуков и приблизился к ней вплотную. – Кажется, у вас сережка расстегнулась. Того гляди потеряется.
Людмила испуганно поднесла руку к уху: сережки были последним подарком отца, надевала она их
