стали, простые двухлонжеронные крылья, шасси на ленточных расчалках. Отличаясь неприхотливостью и добрым нравом, самолетик быстро завоевал сердца курсантов. Хорошо зарекомендовал он себя и в годы Великой Отечественной. В боевых условиях ПО-2 использовали как легкий ночной бомбардировщик. Когда война закончилась, самолетик вернулся к своим прямым обязанностям — обучению курсантов премудростям воздушного маневрирования.
ПО-2 является идеальной машиной для тех, кто еще толком не сидел за штурвалом. Для того чтобы завалить ПО-2 в штопор, нужно очень постараться: статическая продольная устойчивость «второго учебного» вошла в легенды.
Впрочем, даже при всей своей легендарной устойчивости и этот самолетик не застрахован от промахов, сплошь и рядом совершаемых по глупости или безрукости. Одним из классических промахов такого рода считается «козел». «Благородное домашнее животное», как вы, наверное, уже догадались, имеет лишь косвенное отношение к рассматриваемому вопросу. Согласно общепринятой в авиационных кругах терминологии, «козел — повторное отделение самолета от земли при посадке». То есть фактически самолет вместо того, чтобы, как пишут очеркисты, «слиться с взлетно-посадочной полосой», начинает резво подпрыгивать, в буквальном смысле разваливаясь на ходу. «Козление» может произойти по трем причинам: грубое приземление на три точки на большой скорости, резкое опускание носового или хвостового колеса, значительная неровность грунта в месте посадки. Лирический герой куплетов, которые пропел майор Громов, по всей видимости, «словил козла» именно по второй из перечисленных причин. В этом случае инструктора советуют добавить газу и вывести самолет на режим планирования, чтобы осуществить посадку по всем правилам. Как поступил лирический герой, нам неизвестно, но наказание за ошибку было суровым.
Нынче ПО-2 забыт (он был снят с серийного производства в 53-м году), курсанты летали на «Як-18», «МиГ-15», а позднее — на чешских «L-39» и «L-410», но песня осталась в памяти народной; ее продолжают петь, вспоминая с ностальгией свои собственные первые полеты, страх перед «козлом» и наказанием, которое за этим воспоследует. Как говорится, за козла ответишь.)
Офицеры разошлись за полночь, очень довольные жизнью, с вновь обретенной верой в будущее. Троица виновников торжества посидела еще с часик, болтая о разных пустяках; Стуколин пытался наигрывать на гитаре, но получалось у него плохо, и он быстро оставил это занятие. Об историческом захвате они старались не вспоминать: азарт прямого участия в необъявленной войне прошел, и разум подсказывал, что нет в акции захвата беззащитного «Геркулеса» ничего героического. Пираты — они пираты и есть. «На сундук мертвеца, йо-хо-хо! И бутылка рома!» Да и само действо больше смахивало на дурной фарс. сначала чуть ли до голода не довели, а потом вместо того, чтобы повиниться и взяться за ум, по-барски приказали: а ну вперед, жрать хотите — отрабатывайте. Будто бы не кадровые офицеры перед ними, а наемный сброд. Портить вечер разговорами о своих оскорбленных чувствах не хотелось. Пилоты и не стали. Громов рассказал байку из жизни «Русских витязей».
Не проигнорировал внезапное празднество и рядовой личный состав. В первые же дни после захвата норвежского транспорта Громов и другие офицеры стали замечать, что рядовые срочной и сверхсрочной службы постоянно находятся в «приподнятом» настроении. При этом все они вдруг полюбили свежий чеснок, и характерным запахом этого овоща из рода луковичных разило от них за версту. Громов подумал и вызвал к себе Женю Яровенко.
(К слову сказать, замполита в воинской части 461-13 «бис» не было. Его уволили из рядов больше года назад с мотивировкой «не соответствует занимаемой должности». Еще в начале девяностых подобное было бы невозможно. Даже если провинился замполит, учудил чего-нибудь непристойное по пьяной лавочке — пожурят и всё; в крайнем случае в другую часть переведут. Но тут грянуло сокращение штатов, а замполит перед тренировочным вылетом умудрился убрать шасси при выруливании на ВПП. И, что характерно, был при этом абсолютно трезв. Недаром в народе говорят: «Курица — не птица, замполит — не летчик». Взамен этого деятеля комполка Свиридов обещал прислать свежеиспеченного офицера по воспитательной работе (теперь это так называется), но маховик увольнений в запас раскручивался все быстрей, и нового «воспитателя» в части 461-13 «бис» так и не дождались. Кончилось тем, что его обязанности по работе с личным составом принял на себя майор Громов. В частности, именно ему предстояло выявить причины столь внезапной любви рядового состава к чесноку.)
«Ну что, герой, где ликеро-водочными изделиями разжился?» — спросил майор Женю.
«Никак нет, товарищ майор», — отвечал Женя, стоя навытяжку и преданно глядя Громову в глаза. «В каком смысле?» — удивился майор. «В смысле, не разжился», — пояснил Женя. «Хорошо, — сказал Громов с усмешкой, — сформулируем вопрос по-другому. Где бухло берешь, скотина?»
«Не могу знать!» — упорствовал Женя. «А если на гауптвахту? А если на десять суток?»
«За что, товарищ майор? Я же ничего не сделал». Отправлять Яровенко на гауптвахту без видимых на то причин действительно было бы для Громова перебором. Даже взыскание накладывать майор по большому счету не имел права, Поэтому он ограничился намеком, что, если военнослужащие части 461-13 «бис» будут и в дальнейшем замечены в злоупотреблении чесноком, первым от этого серьезно пострадает некто Евгений Яровенко, сержант. Женя, разумеется, изобразил оскорбленную невинность, но намек Громова был ко вниманию принят, рядовые перестали жрать чеснок и выглядеть на вечерней поверке слишком уж веселыми. Двумя днями позже комендант прямо на общей кухне случайно обнаружил пустую бутылку из-под прекрасного шотландского виски. Тайна раскрылась: выходило, что Женя во время разгрузки транспорта исхитрился заныкать несколько бутылок этого благородного напитка и проделал это так ловко, что присутствовавший там же старший лейтенант Стуколин ничего не заметил.
Теперь Громов рассердился уже не на шутку. Он снова вызвал Женю и потребовал от него честного ответа — нет, не на тему, кем и сколько было выпито, а кому и сколько он, Женя, успел растрепать о норвежском «Геркулесе». Яровенко почуял, что пахнет жареным, и побожился, что никому и никогда, что он государственную тайну понимает и чем рискует, знает, и вообще… На этот раз майор ему поверил. И инцидент себя исчерпал.
А в общем и целом, настроение у всех в части 461-13 «бис» было радужное, и думать о том, что, возможно, еще много раз придется пиратствовать, ни Громову, ни его друзьям не хотелось. Поэтому звонок от господина советника Маканина командиру части 461-13 «бис» радости не доставил.
— Готовьтесь к вылету, — сказал Маканин без обиняков.
— Когда? — спросил Громов; у него вдруг запершило в горле, и он прокашлялся.
— Завтра.
— Понял.
— Штурман вас выведет.
— Не сомневаюсь.
— Удачи.
— Вам того же.
И весь разговор. Громов со вздохом положил трубку телефонного аппарата на рычаг, надел фуражку и пошел разыскивать остальных участников предстоящей акции. Старшего лейтенанта Стуколина он обнаружил в «Ленинской» комнате — развалившись на стуле, тот смотрел телевизор.
— Не, ну ты глянь, что творят! — воскликнул старший лейтенант, завидев майора и тыча пальцем в светящийся экран.
Громов посмотрел. На экране симпатичная ведущая с дежурной улыбочкой на устах произносила некий текст. У нее за спиной майор разглядел весьма условно нарисованную карту Российской федерации.
— Представляешь, — говорил Стуколин, поднимаясь со стула и в возбуждении размахивая руками, — эти козлы умудрились два 'сухих [47]' продать. С полной боевой подвеской. На металлолом, представляешь? А военная прокуратура только сейчас докопалась!
Громов пожал плечами. Эта новость его совсем не удивила. Он и не такого наслышался за последние годы. Если уж подводные лодки иностранным фирмам сдают и ураном приторговывают, что говорить об истребителях. Так же, видимо, считали и работники телевидения. Сюжет о «сухих» не шел в блоке сенсаций дня, а рассматривался как курьез, потому что сразу после этого вызвавшего стуколинский гнев сообщения начались спортивные новости. Громов не стал вникать в детали, а сказал Алексею, чтобы тот готовился к отъезду на «полосу».
